На Osterfestspiele в Зальцбурге
В Зальцбурге прошел первый из тамошних ежегодных музыкальных фестивалей — Osterfestspiele. В этом году один из престижнейших фестивалей мира проходил под знаком столетия своего основателя, Герберта фон Караяна. Это не мешало зрителям вволю свистеть и букать. За изменчивыми вкусами зальцбургской публики наблюдал специально для "Ъ" Алексей Мокроусов.
Весенний фестиваль в Зальцбурге был основан 41 год тому назад Гербертом фон Караяном. Дирижер, после очередного скандала с Венской оперой нашедший себе постоянное прибежище на родине Моцарта, на многие десятилетия стал важнейшим человеком в городе. Его харизматичная своенравность и неуступчивость определила музыкальную жизнь летнего Зальцбургского фестиваля, превратившегося в оплот консервативной оперной режиссуры. Весенний же фестиваль был придуман не в противовес летнему, а как отдельный проект Караяна вместе с оркестром Берлинской филармонии, призванный собрать на неделю всю европейскую элиту, как музыкальную, так и светскую.
Сейчас фестивалем пятый год руководит сэр Саймон Рэттл. Он составляет программу, определяет исполнителей и готовит специальные сюжеты. В этом году, например, придуманная еще в середине 90-х Клаудио Аббадо серия концертов под названием "Контрапункты" была посвящена диалогу немецкого романтизма с музыкой ХХ века. В одной программе встречались Мендельсон и Хенце, в другой — Шуберт, Шенберг и Брамс.
Основная же программа традиционно состояла из трех симфонических концертов и оперного спектакля. Помимо берлинских филармоников, публику не могли не привлечь имена дирижеров и солистов. Так, скрипичный концерт Бетховена играла Анн-Софи Муттер. В оратории же Гайдна "Сотворение мира" солировали Томас Квастхоф и Михаель Шаде, а также Женя Кюмайер. Восходящая оперная звезда родом из Зальцбурга, она поет Памину в "Волшебной флейте" по всему миру, от "Метрополитен" до венской оперы — но и Гайдн оказался ей близок.
Помимо Рэттла, за дирижерский пульт берлинского оркестра встал и Сейджи Озава. Вернувшись к выступлениям после долгого перерыва, вызванного болезнью, он демонстрирует юношескую энергетику и детскую непосредственность. Так, поискав на бисах Муттер, куда бы ему деться, он присел в итоге прямо на дирижерский подиум. Зал зааплодировал. Но это была лишь разминка перед овацией, которую дирижер вызвал своей интерпретацией Десятой симфонии Шостаковича, медитативной и героической одновременно. Овация тем более ценна, что звучал Шостакович в рамках концерта, посвященного Караяну. И хотя последний дважды записывал эту симфонию, в принципе ничего более далекого, чем Караян и Шостакович, представить себе невозможно. Такой вот сердитый получился подарок юбиляру, почти против шерстки — вполне в его духе.
Интересно, остался бы Караян, большой нелюбитель "продвинутой" оперной режиссуры, доволен "Валькирией" в постановке Стефана Брауншвейга? На поклонах в режиссера разве что помидорами не кидались. И чего так галерка взъелась? Обычный минималистический спектакль, где статика крупноформатных декораций лишь иногда нарушается видео. Может, публике показалось старомодно? Еще недавно под влиянием Караяна она жила представлениями о том, что главное в опере — звуки, остальное оставьте драмтеатру. Но руливший в Зальцбурге несколько лет великий Жерар Мортье развратил зрителя. Теперь тот хочет оригинальных концепций и свежих идей. "Валькирия" же поставлена хоть и с изяществом (определенно проявившимся к третьему акту), но настолько неспешно и конкретно, что иногда хотелось закрыть глаза и сделаться караяновцем.
Голоса вполне позволяли заслушаться — и Роберт Гэмбилл (Зигмунд), и сэр Уилард Уайт (Вотан), и Михаил Петренко (Хундинг). Но главное, удачны оказались женские партии, особенно Фрика в исполнении Лили Паасикиви. Для фестиваля, идущего в разгар оперного сезона (пять репетиций плюс два прогона на все про все) и ограниченного в выборе певцов, это почти идеальная картина.
Правда, в рэттловской интерпретации Вагнера местами было не узнать. Духовые словно задумывались о месте, которое им обычно отводят у Вагнера, и явно тосковали по традиции, Рэттлом решительно отвергнутой. Он уделил особое внимание струнным, сделав общее звучание суховатым, зато необычным. Многие при этом утверждают, что Рэттл вообще-то не оперный дирижер, но это дело вкуса. Свою роль играет, видимо, то, что "Кольцо нибелунга", которое Брауншвейг и Рэттл ставят уже второй год, делается вместе с фестивалем в Экс-ан-Провансе. Традиционным же партнером французов был, как правило, столичный венский "Театер ан дер Вин". "Переезд" Экса в Зальцбург не прошел даром: к французскому стилю в режиссуре местная публика еще не готова. У нее есть время одуматься и перевоспитаться — в ближайшие два года Зальцбург ждет неизбежная встреча с "Зигфридом" и "Гибелью богов".
"Коммерсантъ"
