«Золушка» от Теодора Курентзиса
Оперы в концертном исполнении от Теодора Курентзиса становятся все более заметной составляющей московской оперной жизни. В прошлом сезоне им были представлены произведения Глюка и Моцарта, по опросу «Культуры» занявшие первое место среди оперных событий столицы и как бы задавшие новый стандарт для такого вроде бы не совсем полноценного способа бытования жанра. Свой нынешний оперный сезон в Москве Курентзис открыл россиниевской «Золушкой», убедив, кажется, даже самых отъявленных скептиков.
У оперной публики «Золушка» ассоциируется прежде всего с легендарным ласкаловским спектаклем Аббадо — Поннеля, который одним посчастливилось застать на гастролях в Москве в 1974 году, а другие знают по более поздней видеозаписи. Превзойти Аббадо в россиниевском репертуаре — задача, прямо сказать, малореальная, да Курентзис, даже при всей своей амбициозности, так далеко, кажется, и не замахивался. Он пошел иным путем и сравнительно скромными средствами достиг более чем впечатляющих результатов.
Продолжив начатый «Дон Жуаном» альянс с оркестром «Musica viva», Курентзис предложил, соответственно, более камерное прочтение россиниевской партитуры. Понятное дело, учитывая его пристрастие к аутентизму, что он добивался от оркестра игры без вибрации (необходимость чего применительно к Россини кажется, правда, еще менее очевидной, чем в случае с Моцартом). Это, с одной стороны, как бы уводило от прямых параллелей с оркестром Ла Скала, а с другой — не помешало музыкантам достичь также и столь необходимых здесь легкости и гибкости звучания. Курентзис задавал бескомпромиссно-головокружительные россиниевские темпы, и оркестр с ними отлично справлялся. А знаменитые виртуозные вокальные ансамбли звучали так, что многие из присутствовавших в зале просто отказывались верить, что слышат это наяву, а не во сне.
Впрочем, если в ансамблях все певцы были равно хороши, то по отдельности представленный состав оказался несколько неоднородным. Прежде всего с точки зрения голосов, не все из которых можно назвать вполне россиниевскими. Удивило появление в партии Дона Маньифико Филиппо Морачи: вместо баса-буффо мы услышали жиденького баритончика, и одна из колоритнейших мужских партий так и не прозвучала должным образом. Совсем не россиниевский голос у Эндрю Фостера-Уильямса (Алидоро), известного главным образом своими достижениями в барочном репертуаре. Успешное сочетание одного с другим встречается очень редко. Правда, в этот вечер мы как раз и услышали одно из таких исключений.
Анну Бонитатибус москвичи уже знают по концертному исполнению «Орфея и Эвридики» в январе нынешнего года (организованному, так же как и «Золушка», продюсерским оперным центром «Classica viva»). Звезда барочной оперы, эта итальянка поет также Моцарта, Россини, Беллини, Доницетти и много чего еще. Кто-то у нас уже поспешил назвать ее чуть ли не «второй Бартоли», но это явная натяжка. Бартоли уникальна и неподражаема, другой такой яркой и самобытной индивидуальности в сегодняшнем оперном мире нет. Бонитатибус вовсе не являет собой «беззаконную комету», в ней нет ничего из ряда вон выходящего. Но она действительно очень хорошая певица. В нынешней «Золушке» она предстала перед московской публикой настоящей звездой, продемонстрировав и красоту голоса, и отличную технику, и артистизм.
Впрочем, по части последнего поистине не было равных Паоло Бордонье (Дандини). К тому же Бордонья пел свою труднейшую баритоновую партию с такой виртуозностью, что самые голосоломные пассажи буквально отскакивали у него от зубов. Да и голос, пожалуй, у него был наиболее яркий среди всех участников.
25-летний тенор Максим Миронов, чей дебют несколько лет назад в заглавной партии оперы «Петр Великий» Гретри в «Геликоне» сразу привлек всеобщее внимание, ныне делает головокружительную международную карьеру в россиниевском репертуаре. Так, принца Рамиро из «Золушки» он уже пел на сцене Театра Елисейских Полей в Париже и на Глайндборнском фестивале (этот спектакль с его участием вышел недавно на DVD). На московском концерте поначалу казалось, что он не в голосе, но Максим быстро развеял это впечатление, продемонстрировав настоящий россиниевский вокал и буквально «засыпав» зал сверхвысокими нотами.
Между прочим, пример Миронова еще раз подтверждает, что россиниевских певцов можно найти и в России. Как, впрочем, и моцартовских, о чем свидетельствуют и проекты Теодора Курентзиса прошлого сезона («Так поступают все женщины», «Свадьба Фигаро»), сделанные не с оперным центром «Classica viva». Открывать собственных звезд в задачу последнего пока что явно не входит. Вот пусть их сначала откроют «там», а уж потом... «Classica viva», безусловно, заслуживает глубочайшей признательности за свои проекты, и за «Золушку» — в особенности. Однако вопрос, всегда ли оправданно одновременное привлечение такого числа зарубежных исполнителей (некоторые из которых являются специалистами в совсем ином репертуаре), остается открытым. Ориентироваться на лучших — это хорошо и правильно, но «лучшее» отнюдь не всегда синоним слова «западное», о чем свидетельствуют афиши ведущих мировых театров.
Дмитрий Морозов
