Балетные премьеры Парижской Оперы
Три главные балетные премьеры этого сезона в Парижской Опере выпали на осень. В октябре в один вечер с двумя реконструкциями старых спектаклей Сержа Лифаря показали «Полет Икара» Тьерри Маландена на музыку Шнитке. Такое экстравагантное подношение сделала Опера своему легендарному директору и реформатору. Тот вечер так и назывался «Посвящение Лифарю», но хореографию его любимого детища «Икара» восстанавливать не стали, предпочли позвать француза Маландена, одного из главных европейских насмешников над темами Русских сезонов Дягилева. Что ж, экстравагантность французам к лицу.
Второй новой мыслью была реализация давнишней идеи худрука балета Брижит Лефевр — пригласить на постановку известного испанского хореографа Начо Дуато, чьи балеты уже давно имеются в репертуаре всякой уважающей себя балетной компании. Почему французы не спешили с этим — опять же понятно. Старые разборки с Испанией — гордость мешала первооткрывателям классического танца открыть двери перед напором испанской фольклористики. Эта фобия доходила до смешного, когда породистый испанец, изысканный танцовщик-этуаль Хосе Мартинес поневоле «офранцузился» и стал Жозе Мартинезом. Пустяк, конечно, но смешно. Между тем судьба сыграла с Мартинезом еще одну злую шутку. Знакомый с детства с Начо Дуато, танцовщик все хотел станцевать что-нибудь из его опусов, насквозь пропитанных родным испанским духом. Время шло, а случай все не представлялся. И вот теперь, когда Дуато возник в Париже, Мартинез осознал, что навсегда опоздал с этой тяжелой авангардной пластикой — внедрение в ее дебри может оказаться фатальным для его хрупких связок.
Начо Дуато — настоящий профессионал, продравшийся через все дебри классического и модернового образования, через Мари Рамбер, Бежара, Элвина Эйли, Биргит Кульман и Килиана. Прибежище нашел в родной Испании — возглавил Национальный коллектив танца в Мадриде, поставил множество спектаклей, с которыми объездил весь мир и стал поистине знаменит. Но каким бы лестным ни было приглашение в Парижскую Оперу, мировой премьеры французы от него не добились, он лишь согласился перенести на парижскую труппу свой спектакль 2001 года — «Белая темнота» на музыку Карла Дженкинса. Плюс-минус пять лет, кто укажет на возраст, кто чего заметит. Очевидно одно — Париж открыл для себя нового хореографа и радуется как ребенок. Давно я не читала таких восторженных отзывов. Львиная доля успеха досталась Мари-Аньес Жилло, самой интересной парижской этуали на сегодняшний день и самой главной авангардистке. Жилло в паре с Вильфредом Ромоли превзошли самих себя, загипнотизированные наводящей ужас императивной музыкой Дженкинса. Французская критика единогласно сошлась на том, что при создании особой атмосферы и агонизирующих танцевальных ритмов «Белой темноты» Дуато ориентировался на состояние человека, впадающего в наркотический транс. Декорации Джаффар Шалаби и костюмы Лурдес Фриас перешли по наследству из мадридской премьеры 2001 года. Скорее всего, снова «Белую темноту» покажут в Опере не через сезон, как принято, а на следующий, вопреки очереди, так как Дуато давно присоединился к касте самых дорогих хореографов в Европе, и театру нужно быстрее оправдывать затраты.
Балет Начо Дуато показали вместе с «Андреорией» Эдуара Лока на музыку Дэвида Ланга, которую Опера заказала канадскому хореографу, руководителю труппы «La La La Human Steps» в 2002 году. Удачную премьеру тут же наградили балетным «Оскаром» — премией «Бенуа де ля данс». Но на мой взгляд, более революционным было приглашение Лока в качестве хореографа оперы Рамо «Бореады» в 2003 году. Танцовщики его труппы смешались с певцами и творили параллельное действо. Создавалось ощущение, что стенки клавишных инструментов стали невидимыми, обнажив работу музыкальной машинерии. И уже покорившая балетный мир труппа полонила толпы поклонников оперы, впервые лицезревших танцовщиков на «электрических пуантах». Такое могло случиться только в Париже. «Андреория» прошла не менее успешно, благодаря таланту все той же Жилло, которую Лок выбрал на главную роль во время премьеры. Традиция исполнения балетов Лока под живые клавишные сохраняется по сей день. Новыми героями «Андреории» стали Эмили Козетт и Ян Бридар, собравшие хорошие отклики прессы.
Но главной приманкой этого балетного триптиха стал «Амовео» — дебютная постановка в Парижской Опере Бенжамина Мийпье. Что за новый хореограф появился с говорящей фамилией Мийпье (тысяченогий), можно было и не знать. Зато многие, кто не поленился съездить в 2003 году в Петербург на программные гастроли баланчинской труппы «Нью-Йорк сити балле», помнят тонкого, очень прыгучего солиста 3-й части «Симфонии до мажор». Мальчика тогда назвали танцовщиком барышниковского типа, а на виртуозно и очень музыкально исполненный текст третьей части хорошо знакомого в России балета взглянули новыми глазами. Сравнение оказалось не в пользу отечественных исполнителей. Так вот этим виртуозом из третьей части и был Мийпье, только никто не задумывался тогда, что он — танцующий в Нью-Йорке француз, что фамилия у него такая балетная и тем более что за его симпатичной внешностью скрывается талантливый хореограф.
Мийпье — это как раз то, что нужно Парижской Опере, которая постоянно ищет молодых, еще не раскрученных хореографов, но ставит для них жесткое условие — быть по паспорту французом. Мийпье отвечает требованию в полной мере. Он родился в Бордо, танцу учился в Лионе, победил на конкурсе в Лозанне, был замечен Джеромом Роббинсом и приглашен в школу при NYCB для участия в постановке, затем последовала стремительная карьера по восходящей в труппе NYCB, и в Петербург он приезжал уже в статусе премьера. Хореографические опыты начал также в Нью-Йорке — кое-что поставил на учеников Американской школы балета, на танцовщиков труппы NYCB для сборного концерта, начал сотрудничать с Михаилом Барышниковым — поставил для него сольный номер, а с 2006 года стал постоянным хореографом нью-йоркского Центра искусств Михаила Барышникова.
Не следует думать, что в Европе заметили его американские постановки. Европейскую карьеру нужно делать в Европе. Мийпье попробовал силы в Швейцарии — поставил для Большого театра Женевы «Щелкунчика» и получил хорошую прессу. Кроме того, пару раз представил работы на знаменитой Лионской биеннале танца. В Парижскую Оперу он въехал на белом коне с роскошной свитой. Готовилась мировая премьера его балета «Амовео» на музыку Филиппа Гласса. Маэстро самолично адаптировал к «Амовео» музыку к своей опере «Эйнштейн на пляже» (любовь Гласса к американским хореографам Твайле Тарп и Роббинсу давно известна — после выхода балетов Гласс исправно издает музыку к ним на CD). В постановке задействованы сопрано Кристина Варенкамр, рассказчик Джонни Мур и хор «Chambre Accentus». Такая заявка без хореографии и артистов сама по себе стала бы событием. Но список звезд еще не полностью оглашен. Костюмы делал сам мэтр высокой моды Марк Джейкобс (дебютная работа в Опере), а в роли ведущей пары вышли в первый вечер Орели Дюпон с Николя Леришем, а во второй — Матье Ганьо с Клер-Мари Остой. Декорации Поля Кокса, по мнению очевидцев, были поразительно прекрасны. Учитывая, что речь идет не о подиуме, а о балетной сцене, приятно, что хореографию дебютанта хвалят в первую очередь. Ни с кем не сравнивают, не записывают в унылые неоклассики и не обзывают суперавангардистом. Говорят, что нашел свой язык и необычный подход к музыке, в артистах много неожиданного открыл. Все так захватывает, больше нет сил писать.
