Сезон 2019/2020 в Софийской опере начался с торжественного гала-концерта, посвященного 90-летию одного из величайших басов XX века Николая Гяурова. Нам удалось поговорить с басом Орлином Анастасовым в преддверии концерта, на котором артист был награжден званием «Почетный член Софийской оперы» наряду с Райной Кабаиванской и Калуди Калудовым.
Орлина Анастасова многие оперные критики называют «вторым Гяуровым», а великая Гена Димитрова говорила о нем так: «В Болгарии есть бас, у которого уже в девятнадцать лет было все — и голос, и артистизм. Это Орлин Анастасов. К двадцати восьми он спел множество басовых партий во всех ведущих театрах мира. Он как первоклассная машина, идущая впереди других на две-три скорости».
Орлин Анастасов — самый молодой в истории бас, ступивший на сцену «Ла Скала»: в возрасте 23-х лет он исполнил партию Дона Базилио в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини под дирижерством Рикардо Шайи.
Наследник традиций Николая Гяурова и Бориса Христова пел на престижнейших оперных сценах: «Арена ди Верона», Королевский театр «Ковент-Гарден», «Гранд-Опера» в Париже, барселонский «Лисео», Королевский театр Мадрида, Венская Штаатсопера, театр «Массимо» в Палермо и «Ла Скала». Сотрудничал с крупнейшими дирижерами нашего времени, среди которых Колин Дейвис, Жорж Претр, Марк Элдер, Даниэль Орен, Лорин Маазель, а также с режиссерами уровня Франко Дзеффирелли, Уго де Ана, Пьера Луиджи Пицци, Дэвида Мак-Викара.
— Господин Анастасов, критики и публика часто называют вас «вторым Гяуровым», как вы к этому относитесь?
— Меня всегда удивляло, что люди пытаются искать что-то одинаковое в моем голосе и голосе Гяурова. Для меня это немыслимое сравнение, но каждый имеет право на собственное мнение.
Вообще в начале певческой карьеры я постоянно ощущал на себе этот груз — быть наследником такой престижной марки как «болгарские басы». Отдавал себе отчет, что по этой причине ожидания публики очень высоки. Сам факт, что меня как баса связывали с Болгарией, с одной стороны, широко открывал передо мной двери ведущих оперных театров, а другой — задавал невероятно высокий уровень, которому я, как исполнитель, должен был соответствовать.
Должен сказать, что лично я никогда не пел на одной сцене с Гяуровым по объективным причинам. Но еще с 17 лет я начал петь по его записям. Гяуров для меня — эталон оперного певца, это тот идеал оперного пения, к которому я всегда стремился. И даже больше — он причина того, что я вообще пою! Гяуров относится к тому небольшому числу певцов, которых можно полностью имитировать, поскольку он демонстрирует исключительно правильное бельканто. Его записи помогают мне обогатить собственный арсенал вокальной палитры новой тембровой окраской, помогают найти новые характеристики того или другого персонажа.
— Как состоялось ваше личное знакомство с Николаем Гяуровым?
— Гяуров трижды приходил слушать мои выступления. Первый раз он пришел вместе со своей супругой Миреллой Френи, после этого он приходил дважды уже сам на один и тот же спектакль. После этого я получил приглашение посетить их дом в Модене. Наши встречи продолжались по несколько часов, мы говорили обо всем на свете, не только о пении. Маэстро всегда был исключительно дружелюбен, непретенциозен, откровенен. В общении с ним время текло незаметно. Например, мы могли два часа обсуждать рыбную ловлю — наше общее хобби.
— Когда вам было всего 23 года, состоялся ваш дебют в «Ла Скала». Как это случилось?
— Вы знаете, все случилось молниеносно. В апреле того года я получил первую премию на конкурсе Пласидо Доминго «Опералия», а месяц спустя попал на прослушивание к маэстро Рикардо Шайи, которому я понравился. И я сразу остался в Милане для участия в репетициях.
— В 2010 году Андрей Кончаловский пригласил вас исполнить партию Бориса Годунова в одноименной опере М. П. Мусоргского. Этой постановкой Театр Реджо в Турине открывал новый сезон. Как протекала работа с русским режиссером?
— Кончаловский — необыкновенный мастер, с ним работа протекает в трехмерном измерении, если можно так выразиться. Он направляет, подталкивает артиста мягко — как будто рукой в бархатной перчатке — но исключительно точно. Был довольно долгий репетиционный период, в течение которого он мне говорил: «Не пой, просто двигайся!». Это позволило мне буквально «срастись» с пластикой, необходимой для этой роли. Представьте, десять дней мы репетировали только движения!
При этом, что очень важно, Кончаловский сразу видел, что именно он может требовать от каждого из артистов, у него был абсолютно индивидуальный подход к каждому из нас. И работал он исключительно мягко, шаг за шагом создавая тот образ, который был нужен ему от каждого исполнителя.
В сущности, оперное искусство — это нечто большее, чем красивый голос и отличная техника. Но, к сожалению, певцы часто об этом забывают. Поэтому необходимы такие режиссеры, как Кончаловский, чтобы напомнить, что без артистизма не может быть настоящей оперы.
Но полностью осознать весь масштаб профессионализма Кончаловского, помогла мне незначительная деталь. Однажды он пригласил меня на чашку горячего шоколада в одно историческое кафе Турина, где был постоянным гостем. Мы сели с ним за столик, и Кончаловский сказал: «Орлин, мне не нравится твой костюм в пятой картине. По-моему, это должно быть что-то более домашнее, больше похоже на кафтан. И обязательно более бирюзового оттенка». Разумеется, я был согласен. Новый костюм полностью по моей мерке был доставлен из России через два дня!
— Роль Бориса Годунова — что это для вас как исполнителя?
Вы знаете, когда я бывал в гостях у Николая Гяурова, мы с ним договорились, что он мне даст несколько уроков именно для исполнения этой партии. Буквально через несколько месяцев мне предстоял дебют в роли Бориса в Монте-Карло. К сожалению, Гяуров ушел из жизни именно в этот момент. Но я многому научился по его записям.
Удивительной была та картинность, в хорошем смысле этого слова, та вокальная красота, с которой Гяуров исполнял эту роль. И как он умел соединить блестящий итальянский стиль пения и свою славянскую душевность.
Вообще русский репертуар — довольно специфический. Да, представители русской певческой школы поют его великолепно. Но певцы других национальностей сталкиваются со значительными трудностями. Гяурову удалось привнести итальянское пение в русский репертуар. И именно эта комбинация позволила ему стать одним из трех лучших исполнителей роли Бориса Годунова всех времен. Лично я ставлю его в один ряд с Федором Шаляпиным и Борисом Христовым, для меня это величайшие басы в этой роли.
— Вы никогда не пели в России, планируете ли?
— У меня были приглашения из российских театров, но как-то жизнь распорядилась иначе. Последнее время я почти полностью посвятил себя режиссуре. Так что надеюсь, когда-нибудь российская публика увидит меня уже в этом качестве.
— Вы всегда хотели стать оперным режиссером?
— Это моя давнишняя мечта! Я счастлив, что постепенно удается ее реализовать. В середине августа в рамках оперного фестиваля в Калабрии на «Арена Соверато» состоялась премьера «Тоски» в моей постановке — получился отличный спектакль, который был тепло встречен итальянской публикой. Но наибольшим удовольствием для меня, как режиссера, была работа с чудесным составом, который дал мне возможность сделать постановку исключительно глубокой как в плане интерпретации персонажей, так и в чисто визуальном отношении.
В этом году мне предстоит поставить шесть опер. Последовательно буду работать в Израиле, в Японии, на Мальте, в Италии и во Франции. Это будут наиболее популярные оперные названия: «Тоска», «Трубадур», «Богема» — масштабная копродукция, «Борис Годунов».
Беседу вела Анастасия Бубенец
