На концерте Мориса Штегера
В небольшом немецком городе Вирсене состоялся концерт большого артиста Мориса Штегера. Честно говоря, даже неловко начинать рассказ об этом событии такими будничными словами. Штегер исполнил в сопровождении камерного оркестра и чембало два концерта для блокфлейты: Леонардо Лео и Георга Филиппа Телемана. Чтобы достойно передать словами впечатление, которое производит этот музыкант, нужно опустошить несколько словарей.
«Умопомрачительно», «прекрасно» — это всё не то...
Позволю себе несколько отвлечься и отойти от темы чуть в сторону, чтобы задуматься вот о чём.
Сейчас не только в оперных театрах, но и на строгих подмостках концертных залов происходит некоторый перекос в сторону пресловутого «перфоманса». То ли веяния времени, то ли такая духовная раскомплексованность начинают потихоньку идти рука об руку с классической музыкой.
Я не считаю себя таким уж академичным слушателем, и мне не обязательно, чтобы платье на исполнительнице Бетховена было глухим, прическа волосок к волоску, или чтобы солист стоял как вбитый в сцену гвоздь, не покачнувшись и не дрогнув лицом.
Но где-то проходит эта трудноуловимая грань между визуальным выражением искренней эмоциональности и началом шоу.
Самый первый пример, который почему-то приходит на ум, это скрипачка Патриция Копачинская, которая будучи, безусловно, ярким виртуозом, не довольствуется этим и приковывает внимание к своим выступлениям не только игрой на скрипке, но и поведенческой манерой — словно бы сиюминутно-спонтанной, но на самом деле жёстко просчитанной и запатентованной.
Выход на публику босиком (для лучшего контакта через голые стопы с кармой сцены), взвизгивания и прыжки, сальто и кульбиты — всё это стало неотъемлемой частью её выступлений, и
смотрится всё это довольно свежо... пока свежа она сама.
Что она будет делать после сорока, пятидесяти и далее? Неужели всё так же играть на полусогнутых ногах, топать пятками и рысью прыгать в сторону концертмейстера, якобы в запале чувств? Искусственное приедается публике довольно быстро, а вот исполнителю отказаться от въевшихся привычек — трудно.
Выступление Штегера, игравшего концерт Телемана на альтовой блокфлейте, а концерт Лео на блокфлейте-сопранино, произвело на меня феерическое впечатление. Он гнулся и струился вместе с музыкой как гимнаст, это было настоящее зрелище, он — безусловный шоумен, но шоумен — аутентичный.
На трели, приходящейся на фа-диез, он поднимал одно колено, помогая звуку... но это было прекрасно.
Это был дух Папагено и его ярчайшее воплощение; Птицелов из стихотворения Багрицого. Зрелище это было настолько органичным, что трудно представить, что барокко можно исполнять по-другому, настолько это выглядело восхитительно. Его виртуозность не подлежит описанию словами.
Тут вспоминается всё, даже слова из книги Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями»: «Как одна палочка и девять дырочек могут спасти целый город». Писательница использовала легенду о Гамельнском крысолове, который в июне 1284 года увёл из города крыс, а затем и детей. Не знаю, отношусь я к тем или другим, но я за флейтой Штегера пошла бы без оглядки.
Один из самых наиприродных инструментов, блокфлейта, с минимальным вмешательством прогресса, не имеющая металлических клапанов и прочих ухищрений, буквально полая дудочка — творила чудеса, оживлённая пальцами и дыханием Штегера.
Когда он успевал брать дыхание — непонятно;
как мог так петь, щебетать и свиристеть простой инструмент из самшитового или грушевого дерева — непостижимо. При природной холодной окраске тембра блокфлейты, всё это было сыграно в рамках стилистики барокко, но с высокой степенью чувственности самого солиста! И как он умудрился произвести из столь противоречивого сочетания исходных данных столь блистательный результат, для меня осталось загадкой.
Греческий миф повествует о том, как сатир Марсий, найдя флейту, брошенную Афиной, научился играть на ней и вызвал на состязание самого Аполлона, которому, разумеется, проиграл: греческие боги были ревнивы к единоличному успеху как многие нынешние президенты — или наоборот, если угодно. В наказание за заносчивость с Марсия содрали — с живого! — кожу и повесили её на дерево во Фригии у истоков реки Меандр.
По преданию кожа Марсия по сию пору шевелится как живая при звуках флейты.
Я прослушала концерт не дыша, замерев, стиснув руки, в полной уверенности: при игре Штегера на блокфлейте где-то далеко, в мифических Келенах, каждый раз приходит в трепет кожа Марсия.
