Обращаюсь к вам, люди будущего сентября 2018 года: долой несрочные дела, неважные планы. Освободите свои вечера для серии концертов юбилейного Десятого Большого фестиваля РНО, который, без сомнения, снова станет одним из ярчайших событий грядущей осени. А пока что в Концертном зале им. П.И. Чайковского завершился Девятый, прошедший, как всегда, без сучка и с задоринкой – в самом лучшем смысле этого слова.
Чтобы оценить всю уникальность такого фестиваля, не достаточно спеть хвалу оркестрантам, дирижерам и солистам, хотя, безусловно, главными действующими лицами являются именно они. Пожалуй, тут более уместен метод театрального критика, в поле зрения которого не только исполнители, но и сама пьеса, и постановка, и сценография, и декорации, и прочее, прочее, прочее. Безупречная, почти сюжетная логика построения программы и отшлифованная разносторонняя организация – вот те весомые критерии, которые роднят Большой фестиваль РНО с многоплановым театральным действом.
Посудите сами: обязательные шесть концертов представляют собой красочный экскурс по разным стилям, жанрам и культурам. Причем этот туристический маршрут не ограничивается традиционными музыкальными достопримечательностями, а включает в себя явления малоизвестные − чуть ли ни новые археологические раскопки.
Окунемся в атмосферу чарующей Франции и вдохнем аромат лавандовых полей, ощутим на языке щекочущий вкус ледяного шампанского, пройдемся по изысканным улицам Парижа. Внешняя привлекательность образа играет в культуре этой страны особую роль, что не могло не отразиться на ее искусстве. Может быть, именно поэтому для открытия фестиваля была избрана программа, почти полностью составленная из французской музыки. Притаившееся в ней буйство красок, оттенков, нюансов рождает ощущение, сопоставимое с детским восторгом первого похода в театр. Ведь ребенок глаз не может оторвать от массивной хрустальной люстры, искрящихся золотом стен, сводчатых окон в обрамлении бархатных портьер, и вся эта броская красота является первым и, возможно, даже главным зрительным впечатлением от театра. Еще до начала спектакля малыш понимает, что попал в сказку.
Таким приветственным сказочным фейерверком прозвучала сюита из «Арлезианки» Ж. Бизе, составленная художественным руководителем и главным дирижером Российского национального оркестра Михаилом Плетневым. Несмотря на то, что на премьере драмы А. Доде в далеком 1872 году театральный оркестр располагал всего двадцати шестью музыкантами, это не помешало композитору создать удивительно эффектную, выпуклую, темброво богатую партитуру с ярким тематизмом и рельефными образами, на основе которой впоследствии были созданы две оркестровые сюиты. Взяв избранные номера из них обеих, Плетнев составил логичную и цельную циклическую форму, чьи начало и конец – Увертюра и Фарандола – основываются на одной и той же теме. Пастораль, Адажиетто и Менуэт стали солнечной серединой цикла, богатой на выразительные инструментальные соло.
Таким образом, в качестве презентации оркестра «Арлезианка» подошла идеально. Но при всей прелести этой музыки, признаем: ажиотаж в зале, заполненном до отказа, был вызван не ею, а трепетным ожиданием появления на сцене соотечественника Бизе, с 2015 года попавшего в узкий круг любимцев российской публики. Лауреат XV Международного конкурса им. П.И. Чайковского пианист Люка Дебарг впервые выступил вместе с Российским национальным оркестром, исполнив Первый концерт М. Равеля.
Существует негласное поверье, что по-настоящему исполнить русскую музыку могут только русские, спеть итальянскую оперу под силу только итальянцам, да и немцы обскачут всех в исполнении немецких органных сочинений и монументальных оперных полотен Вагнера. Еще на том памятном конкурсе и жюри, и слушатели единогласно отметили: «гвоздем» конкурсной программы никому не известного французского пианиста стало именно французское произведение – равелевский триптих «Ночной Гаспар». И вот теперь Дебаргу предстояло подтвердить завоеванный статус превосходного интерпретатора национальной музыки, с чем он по большей части справился.
Праздничный, остроумный, искрометный Первый концерт Равеля не ставит перед исполнителем глубоких драматургических задач. Лишь бы сумел передать эту звенящую легкость музыкальной ткани, а терпкие джазовые гармонии и тембровые находки у оркестра довершат общее впечатление. Самая коварная в этом концерте, на мой взгляд, − вторая часть, облаченная в обманчивые одежды не сложного по фактуре медленного вальса. Пианист довольно долго остается один на один с этим медитативным танцем, написанным в эстетике знаменитых «Gymnopedies» и «Gnossiennes» Э. Сати, и потому необходимо исполнить его так, чтобы слушатель не утратил концентрацию внимания, а форма приобрела четкие контуры. В исполнении Дебарга Вальс прозвучал светло, задумчиво, тонко, и всё же местами проскальзывали «драматургические ямы», когда пианист, казалось, не знал, к чему приспособить и куда повести витиеватую фразу. В таких местах звук сразу терял выразительность и объем.
Впрочем, это весьма субъективное впечатление, а в целом, исполнение определенно было удачным. Обласканный горячими аплодисментами пианист одарил публику двумя бисами – опять же из сокровищницы французской музыки. Нежная Баркарола Форе и приснопамятная «Гносиана» Сати в темном наэлектризованном зале, подсвеченном лишь огоньками на пультах оркестрантов, прозвучали очень эффектно.
Второе отделение концерта перещеголяло первое по пестрой красочности музыкального языка. Сюита из балета «Дафнис и Хлоя» М. Равеля − лукуллов пир для любителей тембровых изысков. Музыка-диво, музыка-истома, в которой словно воплотились античные полотна художников эпохи Возрождения. А после Сюиты последовало единственное не французское сочинение этого вечера. Впрочем, скрябинский «Прометей» ни на йоту не уступает в звуковой зрелищности французским опусам. Более того, все помнят выписанную композитором партию «Luсe», которая в большинстве исполнений остается за кадром (так было и на этот раз). Зато счастливая публика еще раз заполучила Дебарга, лихо высекавшего искры из клавиш в партии фортепиано. Словом, «Поэма огня», несколько ошарашив публику невиданной мощью, стала грандиозным итогом вечера.
Тяга к монументальности стала, пожалуй, связующей нитью тех концертов, на которых мне довелось побывать. Так, следующий вечер с РНО освятился исполнением Третьей «Героической» симфонией Л. ван Бетховена, чему предшествовал Концерт для скрипки с оркестром современного шотландского композитора Дж. Макмиллана, исполненный замечательным российским скрипачом Вадимом Репиным, коему он и был посвящен. Сочинение прелюбопытное, подобно лоскутному одеялу по количеству заложенных в нем всяких разностей: от пробуждения ритмических и ударных инстинктов, сокрытых в любом музыкальном инструменте, до волшебных эпизодов с хрустальными колокольчиками, иллюстрирующие таинственный мир из кельтских легенд. Внимая современным партитурам, воспитанный на классике слушатель невольно начинает выискивать в новой музыке что-то знакомое ему, анализируя про себя: «вот это от Шостаковича, а это от Дебюсси, а здесь явные веяния нововенцев». Но Скрипичный концерт Макмиллана абсолютно ни на что не похож; он соткан из каких-то неведомых звучностей, и этих находок очень много.
Однако, признаем, что особое очарование концерту придал его исполнитель. Скрипка в руках Репина отличается темпераментностью, ясным и открытым звуком. Сам музыкант легкий, подвижный, абсолютно свободный в движениях, технике, жестах, и совокупность всего этого породила поистине эталонное исполнение. Умён Макмиллан − не прогадал с посвящением.
При всём многообразии музыкальных впечатлений, которые фестиваль РНО может предложить искушенному слушателю, для меня наиболее значимым событием становится появление на сцене Михаила Плетнева не в качестве дирижера, но в качестве пианиста. Концерты маэстро в этой ипостаси довольно редки и оттого особенно ценны: каждый из них – событие. На этот раз музыкант представил Второй концерт для фортепиано с оркестром К. Сен-Санса.
Снова французская музыка, снова театральность (по словам самого композитора, соло в концерте сродни роли в драматическом спектакле). Но актер в театре лишь изображает своего персонажа; в игре Плетнева же нет никакой нарочитости − всё взаправду. Его исполнительский слог напоминает живую человеческую речь с абсолютно естественными нюансами, акцентами, логикой повествования. Безупречное туше, в котором прослушивается каждая нота, и абсолютное отсутствие пафоса и утрированных эмоций рождают невероятно сердечное исполнение. Его проживаешь, ему веришь, в него погружаешься с головой. Ведь отличительная черта великого искусства – создание альтернативной реальности, почти равнозначной миру, который открыт нашим глазам. А Плетнев как никто умеет воплощать эту реальность.
Концерт был написан Сен-Сансом всего за 17 дней – спешка, обусловленная желанием поспеть к определенному сроку. Что ждать от сочинения, которое создается в таких условиях? Только применения всех имеющихся в арсенале композитора навыков и умений, а вдохновение и глубокий потаенный смысл – дело десятое. Однако это сочинение стало, пожалуй, самым популярным из пяти созданных музыкантом фортепианных концертов. Любители романтических переживаний по достоинству оценили первую часть, написанную в традициях баховских фантазий (привет от Сен-Санса-органиста), − невероятно трогательную, возвышенно-печальную. Те, кому по душе светлая и полетная музыка, отметили скерцо (Плетнев исполнил его в довольно сдержанном темпе, что придало этой части игривое обаяние). Ну а тарантелла – яркий залихватский финал: то, что надо, чтобы сорвать горячие аплодисменты. И несмотря на то, что все три части разнокалиберны по жанру и содержанию, в исполнении пианиста они прозвучали в убедительной целостности: как если бы Сен-Сансу пришло в голову написать сюиту под названием «Разные стороны жизни».
Дирижировал в тот вечер украинский маэстро Кирилл Карабиц. Под его управлением прозвучала очаровательная, редко исполняемая симфоническая картина «Сны» С. Прокофьева. В ней девятнадцатилетний композитор еще только нащупывает свой неповторимый стиль и ищет вдохновение в музыке Скрябина (сочинение посвящено именно ему), Лядова и Римского-Корсакова (в этот перечень я бы еще добавила отзвук скандинавских легенд Сибелиуса, к примеру, его знаменитой сюиты «Лемминкяйнен»).
Завершила концерт монументальная драматическая Симфония №3 Бориса Лятошинского, впервые исполненная в нашей стране в оригинальной авторской редакции. Эпиграф к ней говорит сам за себя: «Мир победит войну».
Симфония, написанная в послевоенные годы, подверглась нападению критиков за свой «неуместный» трагический финал, и под этим давлением Лятошинский переписал последнюю часть, придав ей триумфально-оптимистический облик. Однако несмотря на то, что вторая редакция гораздо логичнее вписывается в лозунг эпиграфа, суть симфонии как раз в ее первоначальном драматическом исходе. Это слишком глубокое, серьезное, трагедийное произведение (для многих слушателей музыкальная речь Лятошинского оказалась чересчур сложной и тяжелой для восприятия, и они покидали зал), чтобы увенчать его фальшиво-оптимистическим итогом. Да, мир победит войну, — но какой ценой?..
Автор фото — Ирина Шымчак
