Violin Sonata No. 8 (G-dur), Op. 30 No. 3
«Самая гармоничная из всех бетховенских сонат», – так охарактеризовал Сонату для скрипки и фортепиано № 8 соль мажор Людвига ван Бетховена венгерский скрипач Йожеф Сигети. Музыкант отмечает в первой части «сияющую радость», во второй – «спокойно-умиротворенную красоту», в третьей – «заразительное веселье». Со знаменитым исполнителем трудно не согласиться: слушая эту скрипичную сонату, нелегко поверить, что считанные месяцы отделяют ее от «Гейлигенштадского завещания»… Может быть, композитор еще не верил в неотвратимость той жестокой судьбы, с которой ему предстоит столкнуться – а может быть, эта гармоничная радость жизни тоже была своеобразным «вызовом» судьбе.
В отличие от драматичной четырехчастной Седьмой, в Восьмой сонате Бетховен вновь обращается к трехчастному циклу. Многое роднит ее с фортепианной Сонатой № 16, которая тоже была написана в 1802 г: множество пассажей, бурная разработка в первой части.
В первой части – Allegro assai – нет ни лирики, ни драматизма, в ней царит атмосфера мягкого юмора, заставляющая вспомнить о творениях Йозефа Гайдна, здесь много неожиданных штрихов (особенно в партии скрипки). Разработка строится в основном на материале главной партии и одном из элементов заключительной.
Вторая часть – Tempo di Minuetto, ma molto moderato e grazioso – изящный менуэт, примечательный неожиданным соотношением инструментальных партий. Примечательно, что на титульном листе первого издания Op. 30 значилось: «Сонаты для фортепиано в сопровождении скрипки», и ко второй части Восьмой сонаты эту формулировку можно отнести в полной мере – скрипка и фортепиано попеременно то выступают на первый план, то аккомпанируют друг другу.
Финал – Allegro vivace – представляет собой контрданс (этот танцевальный жанр Бетховен любил). Его рондообразная форма весьма проста, но финал изобилует юмористическими деталями – таков, например, размеренно повторяющийся фортепианный бас на одной ноте, в то время как партия правой руки не уступает в виртуозности скрипичной партии.
Как и две другие скрипичные сонаты Op. 30, в который она входит, Соната № 8 соль мажор посвящена российскому императору Александру I. Возможно такую идею подал композитору граф Александр Разумовский – русский посол в Вене, с которым Людвиг ван Бетховен был в прекрасных отношениях. Император, недавно вступивший на престол, в юности увлекался игрой на скрипке, он вполне мог оценить такое приношение по достоинству. По обычаю той эпохи, посвящение произведения высокопоставленному лицу налагало определенные обязательства и на автора, и на адресата: тот, кому посвящалось произведение, должен был выплатить вознаграждение автору, а тот не имел права публиковать сочинение в течение определенного срока, полностью передав его на это время в распоряжение адресата. В данном случае посвящение осталось без ответа: вознаграждения от российского самодержца Бетховен не получил, и в 1803 г. сонаты были изданы.
Скрипичная соната соч. 30 № 3 Людвига ван Бетховена была завершена летом 1802 года в Гейлигенштадте и в следующем году вышла в свет с посвящением Александру I. В списке сочинений Бетховена за ней следует фортепианная соната № 16 (соч. 31 № 1), тоже в соль мажоре. У них немало общего, особенно в первых частях: моторика, изобилие пассажей, бурная разработка, непрерывная череда музыкальных событий.
Во второй части меняются взаимоотношения инструментов. В энергичных пассажах первой части они то и дело объединяются, здесь же попеременно аккомпанируют друг другу, и часто скрипка должна тактично уступать первенство. Недаром на обложке первого издания сонат соч. 30, выпущенного Венским бюро искусств и индустрии, значится: «Сонаты для фортепиано в сопровождении скрипки».
Финал написан в любимом Бетховеном жанре контрданса. Это одно из самых простых и энергичных бетховенских рондо: без композиционных ухищрений, зато с юмористическими деталями. Пока правая рука пианиста соревнуется со скрипкой в беглости, левая рука то и дело возвращается к размеренному «барабанному басу» на одной ноте. Многие пианисты маскируют эту «примитивную» особенность финала, хотя Бетховен просил ее подчеркнуть, особенно на последней странице.
Анна Булычёва