Kantaten
Среди вокально-инструментальных сочинений Баха самую большую группу составляют кантаты — их сохранилось свыше двухсот, но очень значительная часть утеряна. Можно предполагать, что всего в этом жанре написано было около трехсот opus'ов. Громадное большинство составляют духовные кантаты, которые, кстати сказать, сам композитор называл обычно концертами, мотетами, иногда пассионами. Интерес к музыке этого рода Бах впервые проявил еще в юношеские годы в Арнштадте и сохранил его до последних лет жизни. Свыше двухсот пятидесяти кантат созданы в лейпцигский период.
Лишь менее десятой части баховского наследия в этом жанре — двадцать два opus'a — относится к чисто светской музыке. Это, как правило, сравнительно небольшие циклы, состоящие из обычных у Баха вокально-инструментальных форм — арий, ансамблей, речитативов, хоров, иногда со вступительной инструментальной пьесой — симфонией, увертюрой. В музыке этих кантат кое-что заимствовано; значительно большее, наоборот, перешло из них в другие произведения — духовного жанра. Многое утеряно.
Либреттисты Баха — С. Франк, Хр. Генрици (Пикандер) и другие не принадлежали к крупным немецким поэтам того времени и, читая написанные ими тексты, так часто холодные, ходульные и тяжеловесные, ясно чувствуешь, как бесконечно превышает их чарующе-свежая, поэтическая музыка. Произведения эти, как правило, сочинялись для исполнения на празднествах в честь тех или иных именитых — коронованных, титулованных или чиновных лиц в Веймаре, Кётене, Лейпциге. Бах называл их серенадами, музыкальными драмами (Dramma per musica), бурлесками, иногда кантатами.
Условно они могут быть разделены на три группы. Это, во-первых, сочинения жанрово-бытового плана. В 1742 году написана была на текст Пикандера кантата-бурлеска «Начальство новое у нас» (Крестьянская кантата). Исполнительский состав ее — певцы-солисты (сопрано, бас), две скрипки, альт, флейта, валторна и continuo. В кантате двадцать четыре номера: увертюра с танцевальными эпизодами, два дуэта, остальные — арии и речитативы на местном верхнесаксонском крестьянском диалекте с прелестной музыкой народного склада, в несложной гомофонной фактуре и с объединяющей тональностью ля мажор. Местами звучат подлинные напевы немецкого, польского, испанского фольклора. Действие происходит в поместье Малый Чохер, близ Лейпцига, персонажи — крестьяне: девушка Мике и парень, ее возлюбленный. Отдельные части кантаты «нанизаны» на одну незамысловатую сюжетную нить: любовная сценка, потом крестьяне пляшут, поют, поздравляют помещика и, наконец, отправляются в шинок. Номера в различных плясовых ритмах: бурре, сарабанда, мазур, полонез, немецкий рюпельтанц:
и песни живописно оттеняют друг друга, а испанская фолия и две большие арии da capo фигуративного рисунка вносят момент контраста или, во всяком случае, «приятного разнообразия», как говорил И. И. Винкельман. Бах создал в этой «вокальной сюите» реалистическую картинку сельской жизни, проникнутую мягким юмором и сердечным сочувствием крестьянину.
Другая кантата бытового плана — десятью годами ранее сочиненная «Кофейная». Она была бы совсем близка возникшему в 50-х годах лейпцигскому зингшпилю, если бы ее диалоги не были написаны в виде проходящего сквозь всю композицию речитатива. Кульминации комической сцены-конфликта по поводу кофе в некоем, по-видимому, патриархально-бюргерском семействе заключены в четырех ариях: двух характерных и двух лирико-патетических, с типичной для Баха широкой мелодической фигурацией. Симметрически расположенные в параллельных тональностях, они образуют последование гармоний, обычное у композитора:
Ф. Вольфрум усматривает в этом произведении «драматическую сатиру». Подобное определение вряд ли правомерно, хотя папаша-рутинер и модница-дочка обрисованы, по крайней мере для того времени и состояния немецкого искусства, в остро комедийном плане.
Другая группа светских кантат — поучительные, дидактические. Лучшая из них — «Состязание Феба с Паном» (Dramma per musica, 1731, или 1732, либретто Пикандера на сюжет из «Метаморфоз» Овидия). Античная легенда воплощена в прелестной музыке, живо воссоздающей извечную антитезу искусства ученого, утонченно-поэтического и, с другой стороны, почвенного, народного, связанного с повседневной жизнью людей. Не развенчивая первого (Феб-Аполлон поет изящно-меланхоличную эклогу красиво фигурированного, несколько инструментального рисунка), Бах в арии-песне Пана противопоставляет ему безыскусственно-жизнерадостный, простой и здоровый эстетический идеал. Музыка излучает человеческое тепло, она овеяна поэзией сельского быта, и неслучайно композитор перенес ее впоследствии в Крестьянскую кантату. Но баховский Пан не только весельчак и мастер слагать плясовые напевы. Он также остроумный полемист и, если угодно, сатирик. В середине арии da capo эклога Феба, переинтонированная в неуклюжей, тяжеловесной манере, является как бы в кривом зеркале. И хотя по сюжету бог солнца, жестоко обрушившись на соперника и его апологетов, выходит из состязания победителем, — в самой музыке скрыта тенденция, не оставляющая сомнения в том, как высоко чтил Бах народное искусство и его драгоценное качество — давать радость простым людям в их будничном бытии.
К кантатам-поучениям относятся также «Геркулес на распутье» (победа Добродетели в состязании со Сластолюбием, поющим герою восхитительную колыбельную); кантата-похвала музыкальному искусству (определение Альбера Швейцера) «О песня дивная!», возможно, также не лишенная полемического смысла (против эстетиков-пиэтистов); наконец, менее значительная по художественным достоинствам сольная кантата «О жизни в довольстве», где воспевается весьма иллюзорный и узкий, безмятежно-идилличный бюргерский идеал.
Третья и самая многочисленная группа светских кантат — приветственно-праздничные: «Скользите, играючи, волны», «Вздымайтесь, гремящие звуки», «Эол умиротворенный», «Славься, Саксония» и другие. Здесь качества либретто, тщательно приспособленных поэтами ко вкусам власть имущих, с примитивно-аллегорическими сюжетами, обветшалыми образами псевдоантичного мира и выспренными стихами в стиле тогдашнего немецкого классицизма, особенно явственно обнаруживают свою слабость. Музыка Баха парит высоко над этими эклектичными текстами, обращаясь к их идиллически-живописным мотивам для того, чтобы рисовать чарующе-поэтические картины природы: расстилаются просторы полей и лугов, плещут волны, плывут облака, шелестят листья... Это баховские «Времена года», или маленькие «Пасторальные симфонии» первой половины XVIII века.
Упомянем лишь о так называемых «Итальянских кантатах»: «Амур-изменник» для баса с клавесином и «Не зная горестей житейских» для сопрано со струнными и флейтой. Обе в итальянской манере и написаны в лейпцигский период.
Гораздо более обширной и художественно-значительной областью кантатного творчества Баха являются его сочинения на религиозные темы. Здесь он почти всегда непосредственно близок к народной духовной песенности, особенно через протестантский хорал, составляющий одну из главных основ его тематизма и мелодического стиля. Но многое возникло и совершенно независимо от хорала и даже было перенесено сюда из светских жанров. Формально духовные кантаты, писавшиеся обычно на евангельские тексты, предназначались для исполнения в церкви по воскресным дням после службы и проповеди. Однако подобно тому, как это позже случилось с Высокой мессой и другими монументальными opus'ами культовых жанров, баховские кантаты еще с веймарского периода (мы не будем касаться здесь исторической и стилистической эволюции кантат) далеко переросли свое традиционное назначение и превратились в произведения эстетической ценности, самостоятельной по отношению к евангелической церкви и ее ритуалу.
Речитативы кантат, преемственно связанные со стилем Генриха Шютца, представляют патетическую декламацию большой драматически-выразительной силы. Ее мелодическая интонация, ритм, фразировка совершенно гармонируют с фонетикой и строем немецкого языка. Богатое и разнообразное по гармонии и тембровому колориту оркестровое сопровождение усиливает драматический элемент, а зачастую создает живописный фон пластически-изобразительного характера. Арии кантат бесконечно разнообразны по мелодическим типам, формам и жанровым связям. Иногда это вдохновенные лирико-философские монологи импровизационно-патетического склада, иногда они близки к бытовым песням светских кантат; есть среди них блестящие соло бравурного или концертно-колоратурного плана; есть, наконец, и арии-танцы наподобие тех, какие нам встречались в «Магнификате», — гавоты и чаконы, менуэты и сицилианы. Повсюду сказывается здесь у Баха стремление к несколько инструментальной трактовке вокальной линии при богатом мелодическом насыщении инструментальных партий. Отсюда — концертирование в высшем художественном значении этого понятия. Но роль оркестра выходит за пределы этого соревнования. Бах не только поручает ему, как правило, первоначальное изложение темы арии или дуэта. Сольные партии ведут свои линии часто поразительной мелодической красоты, а цикл открывается вступительной «сонатой», «симфонией», «концертом», иногда французской увертюрой, также заключающими в себе целое море прекрасной музыки. Состав оркестра для всякой кантаты индивидуализирован по тембру и количеству инструментов, сообразно поэтическому замыслу композитора.
Типические кульминации баховских духовных кантат заключены в хорах — лирических песнях, хорах-молитвах, хорах-картинах, хорах-апофеозах. Соответственно образному содержанию и драматургии Бах писал хоры протестантского четырехголосного склада, хоры-мадригалы, хоры-мотеты. При огромном богатстве имитационно-полифонических форм (канон, фуга), он нередко обращался в кантатных хорах и к контрастной полифонии. В искусстве мелодической фигурации хоральных напевов, ритмического, полифонического и других приемов их вариирования он не знал себе равных. Композиционная структура кантатного цикла всегда находила у него индивидуально-конкретное решение. Мы встречаем у него кантаты рондообразной композиции, кантаты — вариационные циклы, кантаты одночастные, двухчастные, со вступительной симфонией и без нее, иногда — с «хоральным обрамлением», с ансамблями и без ансамблей. Есть кантаты замкнутого и незамкнутого тонального плана, с разнообразнейшими последованиями тональностей. Наконец, можно говорить и о различных жанровых разновидностях. «Я много горя претерпел» — кантата лирическая, типа «исповеди» на нравственно-философскую тему. Кантата героико-эпического плана — «К празднованию Реформации» на стихи д-ра Мартина Лютера «Оплот надежный наш господь» (№ 80, D-dur). В то время когда «лютеранская Реформация в Германии вырождалась и вела страну к гибели» (Маркс К., Энгельс Ф.), Бах оказался единственным художником-мыслителем, вновь воссоздавшим боевой дух крестьянской войны.
Суровый и воинственный напев «Марсельезы XVI столетия» развернут в сжатый, но монументальный цикл. Величаво-декоративная, «многоярусная» обработка хорала в имитационно-полифоническом складе (хор, оркестр с гобоями, трубами, литаврами, орган) составляет тяжеловесный и внушительный барочный фронтон здания. В центре композиции — мощный хоровой массив на четыре голоса в унисон и октаву. Это образ народа, запечатленный в ту минуту, когда, двинувшись в бой, он бросает воинственный вызов врагу:
И пусть нам дьявольские тьмы
Грозят осатанело:
Не очень их боимся мы,
Ведь право наше дело!
Мелодия хорала «Оплот надежный» прочерчена здесь одною скупой и резкой линией на фоне тяжело шагающих басов и бурных фигураций — раскатов оркестра. Батальный план — кипение боя — в этой срединной кульминации цикла очевиден. В финале же заключительная строфа гимна распевается хором a cappella в строгом четырехголосно-аккордовом складе как живое воплощение старой протестантской традиции:
Энергичнейшая фраза на последние слова песни: «Настанет Наше царство!» («Das Reich muss uns doch bleiben») (У В. Зоргенфрея произвольно переведено: «господне царство». Мы исправляем неточность перевода.) — и в самом деле звучит у Баха «Марсельезой крестьянской войны», а текст и мелодия хорала «проникнуты уверенностью в победе» (Маркс К., Энгельс Ф.). Реформационная кантата — одна из вершин баховского творчества.
До некоторой степени родственны этой образной сфере у Баха его кантаты-апофеозы, хотя их сюжетно-тематическая линия лишена эпоса «великих исторических воспоминаний». Один из лучших апофеозов лирико-философского плана — кантата «На вознесение» (№ 128). Это триумфальное прославление героя, погибшего за счастье человечества; музыка местами близка Магнификату, или Sanctus'y Мессы си минор. Глубоко впечатляющий контраст этого цикла — прочувствованный элегический дуэт альта и тенора с концертирующим гобоем д'амур: «Свою власть утвердит он». Это как бы сумрачный взгляд в прошлое (ein Rückblick, как говорят немцы), воспоминание о пережитых страданиях. Отчасти Бетховен воспользовался сходным приемом в медленных частях Третьей и Седьмой симфоний, а Брамс — в четвертой части Третьей фортепианной сонаты фа минор.
Встречаются между духовными кантатами Баха и произведения бытового, точнее — лирико-бытового характера. Их особенность — психологически глубокий и сложный подтекст. Здесь все не столько элементарно просто, сколько, как любил говорить почитатель Баха Г. Ф. В. Гегель, «прикрыто простотой». Такова маленькая кантата «Останься с нами, вечер близок» («Bleib'bei uns denn es will Abend werden»). Скромный ужин у домашнего очага — и бедный путник, фигуру которого окутывают надвигающиеся сумерки. Что-то странно знакомое светится в величаво-спокойных чертах и будит горечь воспоминаний. Затем наступает радость узнавания и изливается в светлой приветственной песне посреди наступающей ночи.
В музыке кантаты гармонично слиты в целостный сложный образ темный, тихо засыпающий вечерний пейзаж, тягостное раздумье и песня, поначалу безыскусственно-печальная, потом все чаще и ярче озаряемая внутренним душевным светом и радостью:
Захватывающая психологической правдой интерпретация древней библейской легенды роднит здесь Баха с Рембрандтом («Христос в Эммаусе»).
Есть, наконец, у него духовные кантаты-драмы. Одна из самых поэтичных — «Wachet auf, ruft uns die Stimme» («Проснитесь, голос нас сзывает!») № 140, написанная на мелодию старинного протестантского хорала. Сюжет — евангельская притча о мудрых и неразумных девах, переосмысленная Бахом в трагедию людей, проспавших свое счастье в жизни. Более внешняя, поэтически-живописная сторона кантаты — красивый, циклически развернутый образ свадебного торжества с величальными хорами, плясовой музыкой и лирическими песнями новобрачных. Бьет полночь и к девам является долгожданный жених, «словно олень, сбегающий по цветущим холмам». Одни девы достойно встречают его: они бодрствовали, так как сохранили зажженными светильники на ночь. У других же — неразумных — лампы погасли, и они уснули во мраке ночи в своей горнице. Тут раскрывается другая сторона сюжета — глубинная и драматическая. Колокольный звон пробуждает дев ото сна, одна за другой поднимаются они, смятенно толкают (пунктирный ритм) и будят друг друга: «Проснитесь, голос нас сзывает!» (хор Es-dur с соло сопрано и валторны). Но уже поздно: мудрые опередили их. Приближается свадебный поезд с веселым говором и танцами (свадебная плясовая в басу), меж тем как ночной сторож на башне, своего рода библейский Линцей, «добру и злу внимая равнодушно», спокойно напевает свою песенку (хоральный напев тенора с очаровательно игривым контрапунктом струнных — тот же Es-dur):
Неразумные девы, как зачарованные, внимают музыке шествия. Неужели не поздно, неужели это к ним? Тогда разыгрывается беспримерный по тонкости замысла диалог — дуэт c-moll жениха и невесты. Он может озадачить слушателя: гармонический минор лада, какая-то исступленно-патетическая интонация, цветистый орнамент и упоенно и печально звучащее ритмическое ostinato неожиданно сближают его с арией «О сжалься!» из написанных ранее «Страстей по Матфею». Вы вслушиваетесь: как объяснить странный парадокс свадебной ситуации и горестного напева? Он (жених) напевает деве мудрой, но не взывает ли к нему совсем другая — неразумная? Взывает, ибо тешит себя надеждой, что признания любви обращены к ней? Так возникает драматичнейшее qui pro quo. Не потому ли слова говорят об упоении счастьем, а музыка полна интонаций баховского плача?
Кортеж подходит — и проходит. Понемногу стихают и теряются в ночи говор и смех, любовные речи и пляски. То мудрые справляли свою свадьбу! Неразумные в исступлении ломают руки, сторож на башне по-прежнему лениво мурлычет свою песенку, а ангельский хор a cappella на тему «Wachet auf» (Es-dur) возвещает как бы издалека, что все вокруг снова погрузилось в беспробудный сон...
От этой маленькой ночной сцены веет духом шекспировской драмы. Контрастные планы — чужой праздник, обманутые надежды, безразличная обыденность окружающего, дремотное спокойствие ночи — причудливо и вместе с тем стройно соединились здесь.
К духовным кантатам Баха могут быть отнесены и его мотеты, которых сохранилось всего шесть (остальные утеряны). Это — широко развернутые композиции на немецкие религиозные тексты для хора, без вокальных соло (есть ансамбли) и инструментальной партитуры. Сузив круг выразительных средств, Бах дал им зато мощно концентрированное применение: четыре мотета написаны для двух хоров. Музыка этих последних произведений монументального стиля прекрасна. Мотет «Приди, Иисус!» (g-moll) — одна из трагичнейших страниц баховского творчества. Чрезвычайно смел, оригинален по композиции мотет «Моя радость» (e-moll) на текст «Послания римлянам» апостола Павла. Ф. Вольфрум не без основания называет его «хоральной фантазией, единственной в своем роде». Мотет «Новую песню господу спойте» (B-dur) был среди баховских произведений особенно любим Вагнером и Моцартом.
Помимо циклических форм, Бах написал, вероятно, около тридцати отдельных песен на немецкие духовные и светские лирические тексты. Часть из них (21) входит в так называемую «Музыкальную книгу песен» кантора Г. Шемелли для голоса с цифрованным басом (орган или клавир). Над «Песенником Шемелли» Бах работал в Лейпциге в 1736 году (остальные сорок восемь напевов этого сборника принадлежат другим авторам). Иногда эти сочинения мастера называют ариями. Название это неудачно: перед нами типично немецкие простые песни, schlichte Weisen, отличающиеся бесхитростно-задушевной интонацией и почти всегда свойственной Баху глубиной выражения. Некоторые из них — «О мрак ночной!», «Доволен будь», «Тебе, тебе» — очень любимы в немецком камерном репертуаре.
К. Розеншильд
Отдельные статьи:
Кантата No. 21, Умножались скорби в сердце моем
Кантата No. 80, Реформационная
Кантата No. 106, Трагическое действо
Кантата No. 201, Состязание Феба и Пана
Кантата No. 211, Кофейная
Кантата No. 212, Крестьянская