5 и 6 ноября в Казани на сцене ТАГТОБ им. М. Джалиля, 4 декабря в Москве на сцене Государственного Кремлевского дворца состоялись концерты фестиваля татарской песни «Ветер перемен» («Узгэреш жиле»). Фестиваль вызвал широкий резонанс. С музыкальным руководителем фестиваля — российским трубачом и телеведущим Вадимом Эйленкригом беседует доктор искусствоведения Вадим Дулат-Алеев.
— Разные люди высказывали точку зрения, что «джаз мертв». А вы в одном из интервью сказали про классику, что «она превратилась в латынь, в “мертвое искусство”». Что вы имели ввиду?
— Когда я говорю слово «классика», то чаще всего имею в виду академическую музыку. Академическая музыка достаточно инертна: то, что было написано даже в начале и середине ХХ века, развивалось потом, на мой взгляд, весьма странно. Академическая музыка — это, конечно, и само произведение, но это и стремление к некому перфектному исполнению. По большому счету, после того, как в начале ХХ века появились хорошие носители для записи звука, мы получили возможность сохранять для себя перфектное исполнение. Если об игре Паганини мы можем только пересказывать легенды, то игру Ойстраха или Иегуди Менухина мы можем послушать. И в этом, на мой взгляд, заключен некий тормоз. Можно сыграть академическую музыку даже перфектно, можно ее сыграть даже с каким-то своим отношением. Но все же сама концепция, что нельзя изменить штрих или фразировку, темп или звукоизвлечение является, на мой взгляд, каким-то сдерживающим механизмом. И косвенным подтверждением моих слов является то, что в академической музыке каких-то выдающихся произведений сейчас не появляется. Безусловно, академическая музыка будет жить, и ее шедевры, конечно же, будут исполнять, на них будут учиться, их будут слушать. Но чтобы язык развивался, на мой взгляд, как минимум должны появляться новые слова. Именно новые, а не взятые от двух старых корней.
И вот тут мы и приходим к классификациям. Я против деления современной музыки по «стилистике». Простой пример — меня постоянно называют джазовым музыкантом. Это не соответствует тому, что я делаю, я сейчас даже пытаюсь избегать этого определения. Потому что определение «джаз» — это уже рамки. На фестивале «Ветер перемен» многие наши оппоненты (и не только) почему-то называли мой коллектив «джазовым оркестром». Да, в нем играют джазовые музыканты; да, этот оркестр может в том числе играть джаз, причем на высочайшем уровне. Из того, что мы играли, может быть несколько номеров было джазовых (и то они были условно джазовыми), у нас были рок, поп, психоделика, этника и все остальное.
Сейчас, мне кажется, академическая музыка, ищет некий выход и она становится сильно похожа даже на мой любимый джаз. Но это может быть не только джаз, это может быть этника, в том числе, кстати, татарская. Уверен, что нужны новые импульсы и новые идеи, прежде всего, связанные с кроссовером.
— Правильно ли я вас понял, что отношения между мировой культурой и отдельно взятой национальной культурой сейчас тоже меняются? Если раньше однозначно национальная культура была зависима от общей, потому что пыталась соответствовать каким-то требованиям, «догонять», то сейчас можно говорить и про обратную заинтересованность: отдельно взятая национальная культура может принести свою оригинальную интонацию в мировую музыку, и тем самым как-то обеспечить вот этот самый новый шаг вперед, новое слышание или это не так?
— Безусловно, так! Когда-то меня спрашивали: что может произойти в музыке, чтобы она сделала шаг вперед? Если мы посмотрим на джазовую музыку, то она очень активно развивалась до 70-х годов, но по большому счету джаз сейчас не развивается. И я всегда говорил, что должны появиться либо новые какие-то инструменты, новые тембры (как это, кстати, и происходило, когда Майлс Дейвис ввел в свой состав электронные инструменты, и, кстати, его тоже критиковали, когда он стал сотрудничать с ди-джеями); либо, как я любил шутить, должны прилететь инопланетяне, и подарить нам какую-то свою мелодику, свою гармонию и ритмы. Но если говорить серьезно, то мировая музыка сейчас, безусловно, нуждается в том, чтобы появилась какая-то этника, которая подталкивала бы ее к развитию. Вот простой пример — один из моих любимых голливудских фильмов «Гладиатор». Там Дживан Гаспарян сыграл на армянском дудуке, и армянская этника в этом фильме очень обогатила мировую музыкальную культуру каким-то очень новым, очень нужным моментом. Безусловно, я думаю, что татарская музыка, с которой мир так глубоко не знаком, сможет дать какое-то движение.
— Вам впервые, видимо, пришлось встретиться с татарской музыкой. Как вы работали с новым для себя музыкальным материалом?
— Во-первых, я изначально прослушивал то, что отобрали в программу. Во-вторых, даже после того, как мы это все отрепетировали, я в интернете старался найти максимальное количество версий той песни, которую мы делали. Могу сказать, что я познакомился с традиционными версиями, и многие мне очень понравились. Цель была не в том, что мы должны сделать лучше, чем эталоны-образцы. Мы должны были сделать по-другому. И самое главное показать, что, смотрите, вот так тоже можно. При этом я понимаю: чтобы достучаться до людей, которым сейчас 30 лет, или чуть меньше или чуть больше, все-таки нужно использовать уже более современные средства. Безусловно, должны быть какие-то другие барабаны, другой бас, другие звуки, другие ритмы, и это нормально. Если люди слушают, например, Бейонсе, то понятно, что «самоиграйкой» с баяном их уже не удивишь. А вот если баян смиксовать с каким-то правильным таким ди-джейским битом, то может даже получится что-то интересное. Мы просто хотим слушателям дать что-то еще.
— Кстати, вы были первым, кто начал играть с ди-джеями в Москве. Вы татарскую музыку в этом ключе тоже как-то видите? Не исключаете электронные варианты аранжировки, клубный формат, формат танцпола, или то, что можно носить с собой в плеере?
— Я уже внес такое предложение, и больше скажу, даже если оно не найдет отклика у нашего продюсера, то я уже для себя решил, что есть как минимум пару композиций, которые я все равно сделаю с ди-джеем, просто потому, что мне это интересно. И я очень хочу сначала предложить ее ди-джеям Казани, чтобы они ее играли на танцполах, а потом, может быть, и каким-то образом в Москве.
— Значит ретро-формат — это не генеральная ваша линия?
— Скажем так, она — не основная, у нас есть очень много вариантов. Считаю, что надо делать их все.
— Что из программы «Ветра перемен» вы бы взяли в свой гастрольный репертуар?
— 30 января у нас в Светлановском зале Дома Музыки будет концерт. В программу войдут композиции из «Танцев со звездами», которые на этой программе исполнял мой оркестр. В этом телешоу была ну очень хорошая музыка. Еще я буду презентовать какие-то свои композиции, которые написал. Но помимо этого я уже пригласил двух вокалистов из татарстанского проекта: это Зарина Вильданова и Айдар Сулейманов. Зарина будет петь «Аромат сирени» татарского композитора Назиба Жиганова и «The Long and Winding Road» — последнюю записанную песню «Битлз»; а Айдар споет татарские народные песни «Райхан», «Ты играла на сазе» и «Белый калфак» (последней кстати, досталось больше всего от критиков проекта). Вокал Айдара, на мой взгляд, это абсолютный образец какой-то топовой рок-музыки. Я бы вообще взял всех ребят, если бы мог. Может быть, потом я еще кого-то буду приглашать. Получается, что в свой концерт для московской публики, в котором будет звучать рафинированная академическая и джазовая музыка, я беру несколько татарских композиций, прозвучавших в программе «Ветра перемен».
— А для своего сольного номера вы сами выбрали песню «Адриатическое море» Салиха Сайдашева?
— Мне посоветовал Рауфаль Сабирович (Рауфаль Мухаметзянов, генеральный продюссер фестиваля, директор ТАГТОБ им. М. Джалиля — примечание ред.), и это было абсолютное попадание. Между прочим, подсказал и как это должно быть стилистически. Правда, он хотел, чтобы это было ближе к «Каравану», а у нас получилось сначала как академическая музыка, потом у нас был джаз-вальс, а дальше у нас получились Балканы. Было очень приятно, что ее так хорошо восприняли практически все, судя по отзывам. И кстати, ее я тоже буду играть! И не только на своем концерте. Разговаривал с директором оркестра «Русская филармония» и сказал, что у меня есть потрясающая просто композиция. Это очень яркий концертный номер и для трубача, и для оркестра. С точки зрения мировой музыкальной культуры — это очень-очень яркий номер.
— Какая на ваш взгляд, самая яркая аранжировка в программе фестиваля «Ветер перемен»?
— Мы изначально проходили на репетициях около 70-ти аранжировок. С большим трудом какие-то композиции мы не взяли. Много ярких примеров. Например, про песню, исполненную Камилем Хайбуллиным «Ты играла на сазе», могу сказать, что это одна из моих любимых композиций на концерте, потому что это как-то «легло» на то, что я люблю, на Эл Джерро, на Джино Ваннелли, я вижу аналогии. Еще, кроме тех, которые я уже называл, это, «Извилистая речка», «Гульджамал», «Пусть будет красивой эта жизнь», «Ашхабад». Да много еще…«Цветок мака» — из него получилась совершенно невероятная по красоте босса-нова. И я думаю, что если бы мы это исполнили где-нибудь в Бразилии, то там бы и поняли, и оценили.
— Вы ранее записывались на лейбле «Butman Music». Каковы ваши ближайшие планы по записи?
— Ближайший — это как раз выпустить диски с казанским проектом «Ветер перемен». Я еще не выбрал на каком лейбле это выпускать. В принципе, если «Butman Music» не сочтет, что это для них «не формат», то почему бы не выпустить и там. Это что касается проекта. В самом ближайшем плане у меня запись дуэтного альбома с пианистом Антоном Барониным. Кстати, мы с ним 8-го марта должны выступать в Казани в БКЗ. Хочу записаться с симфоническим оркестром, у меня уже много материала. Безумно хочу записать не то, чтобы клубную пластинку, но хотя бы несколько клубных треков. У меня уже почти готова пластинка авторской музыки, я писал ее для спектакля. Единственное, что меня сдерживает, это, к сожалению, недостаток свободного времени для того, чтобы это все организовывать. Но все это реализовывается по воле случая и по воле судьбы. Сейчас в первую очередь сосредоточусь на записи музыки из Татарстана.
— То есть «Ветер перемен» — это еще и качественные записи, которые, соответственно, станут частью мирового музыкального пространства и оригинальным «кроссовер-фактом» музыкальной истории. Поэтому говорить, что это лишь несколько концертов не корректно?
— Безусловно. И помимо этого, «Ветер перемен» — это целенаправленная политика по популяризации нового музыкального продукта. Это продвижение нового звучания и для татарской музыки, и для нашей многонациональной страны, и для всего мира. На мой взгляд, то, что мы сделали — это только начало.
Автор фото с концерта «Ветер перемен» — Алиса Егорова
