О спектакле Клауса Гута на сцене Парижской оперы
Этот спектакль режиссера Клауса Гута был впервые показан на Зальцбургском фестивале в 2008 году и сегодня пришёл на выручку Парижской опере, которая по техническим причинам не смогла перенести на свою сцену «Дон Жуана» в постановке Иве ван Хове (2019). Спектакль Клауса Гута построен вокруг ранения Дон Жуана, о котором мы узнаём уже во время увертюры, а дальше всё разворачивается вокруг кровоточащей раны и неизбежной кончины главного героя.
Данное добавление сюжета очень важно, поскольку либретто Лоренцо да Понте отличается мозаичной непоследовательностью, не выстраиваемой в линейную драматургию. Добавив в сюжет тему умирания, тему последних двух часов жизни Дон Жуана, режиссер моментально убирает драматургическую несуразность либретто и все нелепости и несуразности становятся убедительно мотивированными: умирающий Дон Жуан цепляется за жизнь, которая проносится перед его глазами вихрем списка из каталога сексуальных побед. Это ранение мотивирует смену темпов в ариях: испачкавшись в крови Дон Жуана, кричит Церлина, а Донна Анна, увидев рану возлюбленного Дон Жуана, понимает, что потеряла на только отца, но и любимого человека.
Из любопытных находок я бы отметил акцент на неудачливости Дона Оттавио как отправную точку его психологического портрета. Он бесит своей не-брутальностью Донну Анну (она даже закуривает от раздражения), и машина у него в лесу «закипает», и спичка у него не зажигается, и Дон Жуан его невесту соблазняет, — словом, классический ботаник.
Но Клаус Гут не был бы одним из режиссёров, имя которого является гарантией качества театрального продукта, если бы диалектически не развил этот образ. И в этом ему помог невероятно яркий, объёмный, технически фантастический (может всё – от пианиссимо до мощных динамических крещендо) тенор Сирил Дюбуа. Лично для меня это певец стал открытием и главной удачей спектакля, хотя весь ансамбль солистов был как на подбор.
Американский баритон Кайл Кетельсен и внешне, и вокально идеально подходит на роль сексуального маньяка, истекающего кровью (певец блестяще исполняет эту партию в венском спектакле Барри Коски): красивый тембр, продуманная пластика, прекрасная фразировка, — бесподобно всё.
Прекрасно выступил в партии Лепорелло Богдан Таллос: огромный голос, роскошный цветастый тембр, прекрасное владение актёрским арсеналом, — просто подарок.
По замыслу режиссёра, Лепорелло зависим от хозяина не как от источника денег (деньги, предложенные Дон Жуаном, Лепорелло выбрасывает), а как от друга, близкого человека, с которым просто прикольно. Разумеется, есть здесь и другая зависимость, явно показанная режиссёром и обеспечивающая столь долгое веселье Дон Жуана при смертельном ранении, а у наркоманов, как известно, круг общения настолько ограничен, что тут и с умирающим Дон Жуаном в обнимку на тот свет — самое то, как говорится.
Самым выигрышным женским персонажем в этой концепции становится Донна Эльвира: сначала она просто пытается реализовать свои притязания на сексуальное внимание, убирая с пути конкуренток, но потом понимает: её избранник обречён. Ей не нужны брачные узы, ей нужен секс, и она как настоящая успешная деловая дама (она одета в деловой костюм) и не собирается скрывать своих намерений ни от кого. И с этим прочтением роли и непростой тесситурой партии уверенно справляется ирландская меццо-сопрано Тара Эрот.
Наиболее сложной оказалась партия Донны Анны. Теоретически у этого персонажа много ансамблей и две большие арии, но что из себя представляет эта героиня, по музыкальным характеристикам понять невозможно: Моцарт будто писал про Мату Хари. Разумеется, Клаус Гут не упускает возможности показать нам женскую зависимость Донны Анны от Дон Жуана, но сам типаж оставляет неразгаданным. Такой загадкой эта роль и предстаёт в прекрасном исполнении Юлии Кляйтер (фрагменты выступления выложены на канале «Девятая ложа»).
Мазетто с Церлиной были прорисованы традиционно, но исполнены совершенно блистательно Марин Шайом и Гильемом Вормсом. Командор получился по-настоящему инфернальным в исполнении Джона Релаи.
Маэстро Антонелло Манакорда уверенно вёл спектакль, несколько раз терял певцов и хор, но принципиально ничем не навредил.
Возвращаясь к образу Дон Жуана, предложенному режиссёром Клаусом Гутом, замечу, что он напоминает образ Уильяма Блейка из фильма Джармуша «Мертвец» (1995). Ситуативно и композиционно эти два образа настолько похожи (Уильям Блейк так же получает смертельную рану за любовную связь со случайной знакомой в одном из золотодобывающих городков Калифорнии и так же активно и мучительно расстается с жизнью, бродя по дикому лесу), что отсылка к этой работе Джармуша-Деппа казалась абсолютно естественной, но ни в одном интервью Клауса Гута я не нашел упоминания об этой связи.
В неумирающем шедевре Моцарта герой умирает в назидание всем распутникам и развратникам, но в «Дон Жуане» Клауса Гута назидательного финального секстета нет. Своим прочтением вечного сюжета режиссёр напоминает нам о том, что неотвратимость смерти и создает тот ад вседозволенности, который превращает жизнь в мрачный чёрный лес животных инстинктов, — лес, в котором никогда не восходит солнце. И наблюдение за агонией человека, по мысли создателей спектакля, не нуждается в оформленной морали. Вывод здесь каждый должен сделать сам.
Фото: Парижская опера
Здоровье — это то, что заботит каждого человека. Забота о нем требует широких знаний. Узнайте все о вашем здоровье на специализированном сайте, который освещает самые разнообразные темы.
