17 января в Малом зале Московской консерватории состоялся очередной концерт абонемента памяти пианистки и композитора Т.П.Николаевой (к 90-летию со дня рождения и к 20-летию со дня смерти), в рамках которого играют известные пианисты и педагоги, ученики Татьяны Петровны. В этот раз перед публикой выступили Николай Луганский, Виктор Лядов и Сергей Сенков.
А перед Новым годом в этом же зале Михаил Петухов сыграл шестнадцать прелюдий и фуг op. 87 Д. Д.Шостаковича в клавирабенде под названием «Прерванный концерт», повторявшем программу Т. П. Николаевой в Сан-Франциско, когда она была вынуждена прервать выступление на номере 16 из-за внезапного кровоизлияния в мозг и через несколько дней скончалась.
Замечательно сыграв программу и прервав её на номере 16, хотя в его репертуаре значатся все 24 прелюдии и фуги Шостаковича, регулярно им исполняемые,
Михаил Степанович возложил вручённые ему цветы к выставленному на сцене портрету своей наставницы и поцеловал его.
Кому-то подобный штрих мог бы показаться проявлением излишней сентиментальности, но присутствовавшие, лично знавшие Николаеву, ни на секунду не усомнились в его искренности, потому что свет, доброжелательность и человеческое обаяние, исходившие от Татьяны Петровны, озаряли всё вокруг, и забыть их невозможно.
И вот на сцену МЗК вышли ещё три ученика Николаевой, представившие слушателям интересную программу. В начале первого отделения
Николай Луганский и Виктор Лядов сыграли Вторую сюиту для двух фортепиано замечательного русского композитора Антона Степановича Аренского.
Нужно отметить, что Николай Луганский издавна и регулярно выступает с Вадимом Руденко, играя в числе прочего двухрояльные вещи Рахманинова и Аренского. Мне довелось быть свидетелем того, как в одном из концертов последних сезонов они блестяще исполнили гениальную Первую сюиту Аренского, и вот теперь вместе с Виктором Лядовым Николай сыграл Вторую сюиту.
Должен, однако, заметить, что ансамблисты не успели достаточно хорошо сыграться: для хорошего понимания музыкальных намерений друг друга следует регулярно выступать с подобными программами, а разный образ жизни и занятость обоих музыкантов другими делами этому никак не способствовали. Объединяет же их, конечно, горячая признательность и память о незабвенной наставнице.
В завершение первого отделения Сергей Сенков сыграл несколько вещей Сергея Рахманинова:
прелюдии H-dur и gis-moll, этюды-картины № 2 a-moll и № 1 c-moll из op. 39, а также собственные транскрипции рахманиновских романсов «У моего окна» и «Весенние воды».
Конечно, было абсолютно ясно, что Сенков ныне не столько пианист, сколько педагог и администратор, и всё же какие-то черты школы Гольденвейзера-Николаевой в его игре прослушиваются и сегодня.
Второе отделение Виктор Лядов начал Двумя Легендами Ференца Листа: «Св. Франциск Ассизский. Проповедь птицам» и «Св. Франциск из Паолы, идущий по волнам», и вот тут со всей очевидностью на первый план неожиданно выступили его уникальные индивидуальные исполнительские качества, которые отнюдь не столь ярко проявились в составе фортепианного дуэта.
Пожалуй, именно Виктор Лядов больше всего удивил — приятно удивил! — в этом концерте,
тем более, что пианист почти не выступает на публике и о нём в слушательской массе никто ничего не знал. Листа он сыграл просто феноменально, блестяще! Какой звук, какая фантазия, какая глубина! Быть может, пианизм его был немного шероховат, но какое поразительное ощущение листовской стилистики, какой редкий для наших дней интуитивный феномен, какое чутьё.
И какая порода, какой тембр!
Аренского они с Луганским играли не очень слаженно, хотя очень музыкально, но как-то сдержанно, а местами даже скромно-неприглядно. Мне кажется, в Аренском так нельзя, в нём нужно давать больше красок, больше свежести, раскованности, эмоций, а для этого необходима громадная подготовительная работа.
Но лядовский Лист всех просто поразил до глубины души!
Эти птичьи переклички в Первой Легенде: щебетания, трели, журчания, порхания, это было нечто волшебное, ирреальное. И далее вдруг вступает «проповедь», символизируемая спокойно-величественной мелодией, и эта смена настроения была подана столь наглядно, столь зримо, что не возникало даже сомнения в её музыкальном смысле.
А Вторая Легенда с её возвышенной патетикой, когда сказка воплощается в реальность, с поразительными пианистическими эффектами, когда сама техника становится источником восхищения и художественного наслаждения, живописуя беспокойно-переменчивую стихию?
После Легенд публика бушевала, музыканта не хотели отпускать за кулисы, хотя вслед за ним играл Луганский, ради которого, собственно, все и пришли на этот концерт, и вдруг Виктор Лядов преподнёс такой сюрприз!
Далее Николай Луганский играл шесть этюдов-картин Рахманинова:
соч. 33 № 2 C-dur , № 5 d-moll, № 8 g-moll и соч. 39 № 4 h-moll, № 5 es-moll и № 6 a-moll. Очевидно преобладание минора, вообще типичное для Рахманинова, а некоторые из номеров отличаются прямо-таки упадочническим настроением, хотя и художественный образ C-dur’ного тоже не назовёшь «мажорным» — столько в нём элегичности и грусти.
Кроме двух последних — это не самые популярные вещи композитора, но тем интереснее их послушать, когда за них берётся выдающийся пианист. И Луганский оправдал ожидания, поразив не только элегическими фрагментами, но и эпизодами энергичными, бурно-протестующими и угрожающими.
Этюд es-moll был наполнен исполинской мощью и казался сколком с фактурно-насыщенных страниц Третьего рахманиновского концерта,
a-moll’ный же отчётливо проецировался на демонизм гораздо позже сочинённой «Рапсодии на тему Паганини». Было вполне очевидно, сколь монолитен композиторский стиль Рахманинова, сколь един массив его творчества, и Луганский, в репертуар которого входят все концерты Рахманинова, показал это предельно убедительно.
Любопытно, что, видимо, поиграв на репетициях в присутствии Виктора Лядова и, тем более, в дуэте с ним, Луганский вдруг сблизил свою палитру с палитрой своего старшего коллеги, заодно позаимствовав у него некоторые приёмы! Это ощущалось не только в сюите Аренского, но и в этюдах-картинах Рахманинова. Это тем более удивительно, что в те времена,
когда Виктор Лядов был ассистентом Т. П. Николаевой в Московской консерватории, он много занимался с Николаем Луганским,
и, казалось бы, Луганский мог уже в те времена позаимствовать и его палитру, и его пианистические решения, но, видимо, и стиль Виктора Лядова в те годы был иным, и их общая наставница Татьяна Петровна Николаева на ранних стадиях развития своего любимого ученика тоже не считала нужным оказывать давление на Николая, дабы не ущемлять его индивидуальность.
И эта педагогическая стратегия полностью оправдалась!
Теперь же, когда Луганский обрёл громкое имя и давно сформировал свой стиль, никакие внешние влияния ему уже не повредят,
а наоборот — лишь подтолкнут его звуковую фантазию, что как раз, на мой взгляд, и произошло.
Обычно Николаю свойственна гораздо более строгая и даже аскетичная игра и звуковая палитра, в чём некоторые рядовые слушатели и профессионалы его порой упрекают, но я вспоминаю потрясающие концерты, на которых он словно сбрасывал эту «броню» и играл гениально и самозабвенно — в том числе и произведения Листа, в которых демонстрировал поразительную красочность и полную творческую свободу.
Концерт завершился дивными Двумя пьесами Рахманинова для одного рояля в шесть рук,
которые сыграли все трое — Сергей Сенков, Виктор Лядов и Николай Луганский, — едва поместившись перед клавиатурой.
Лядова, как самого округлого, посадили в центр, а по бокам к нему с трудом примостились — в басах Сенков, в верхах Луганский. Зал весело хохотал, когда они размещались на стульях и пытались удобно расположить 6 рук на клавишах: всё же эта вещь написана Рахманиновым в юности, когда девчата, для которых он её сочинил, ещё не были такими крупными, как наши мужчины-пианисты, и молодёжь могла вполне удобно разместиться перед роялем втроём.
И всё же было что-то ностальгическое в том, как трое учеников выдающейся наставницы все вместе играли на одном рояле в память о Татьяне Петровне Николаевой.
