«Триптих» Пуччини в Венской опере
4 октября 2023 Венская опера представила первую премьеру сезона 2023/2024 — спектакль Татьяны Гюрбака по «Триптиху» Дж Пуччини. «Триптих» состоит из трёх одноактных опер, порядок исполнения которых сегодня является предметом дискуссий. Традиционно части «Триптиха» исполнялись либо по отдельности, либо вместе: сначала «Плащ» (бытовой криминал на почве ревности на набережной Сены), потом «Сестра Анжелика» (самоубийство в монастыре матери, разлучённой с ребёнком) и потом «Джанни Скикки» (комическая подделка завещания с использованием «говорящего трупа» — прям умора).
Успех прошлогоднего спектакля Кристофа Лоя на Зальцбургском фестивале, в котором части «Триптиха» были представлены в логически стройном порядке, показал, что традиционная последовательность частей разрушительна для этого шедевра, и что именно она едва ли не единственная причина малоизвестности и низкой популярности этого произведения [1]. Но режиссёр Татьяна Гюрбака решила заимствовать из спектакля К. Лоя всё, кроме того, что действительно стоило: она оставила оригинальный, до боли нелепый порядок частей, но забрала у К. Лоя ковёр в «Плаще», переодевание главной героини в «Сестре Анжелике» и разграбление дома Буозо Донати в «Джанни Скикки». Но это не единственная проблема постановки, встреченной на премьере заслуженными криками «бу».
Проблема нового спектакля Венской оперы лежит в неспособности его авторов полноценно использовать музыкально-технические возможности главного оперного театра мира, и серый цвет оформления стал своеобразным саморазоблачением постановочной команды. Справедливости ради надо отметить, что соотношение оригинальных драматических ходов и заимствований (ответственный за драматургию Николаус Штеницер) говорит скорее в пользу режиссёрской концепции Татьяны Гюрбака. Удачным я бы назвал использование в «Плаще» системы двойников, а в «Сестре Анжелике» — разбитого зеркала, осколками которого убивает себя главная героиня; и даже комические трюки с «живым трупом» в «Джанни Скикки» выглядят если не свежо, то уместно. Но и эти находки нивелируются общим провинциально-этнографическим дурновкусием [2].
Центральный декоративный элемент сценографии Хенрика Ара — составленная из неоновых трубок и подвешенная на фоне серого задника реплика Жоржетты («Плащ») «Как трудно быть счастливым» [3] — не оригинален: такое было, например, в зальцбургском «Фаусте» в 2016 году. А костюмы, придуманные Сильке Вилльретт, и вовсе превращают внешние достоинства артистов в недостатки [4]. Впрочем, мизансценная программа спектакля не лучше.
Судя по тому, как Татьяна Гюрбака пытается помочь аудитории расслышать эмоциональную палитру пуччиниевской партитуры, публике режиссёр не доверяет. Артисты в спектакле не играют, а кривляются, залезают, как в детском саду, на табуретки, чтобы озвучить свои реплики, изображают эмоции, отвешивая оплеухи и подзатыльники, как в дешёвом балагане, и делают нелепые жесты, за которые выгнали бы из любительского драмкружка за пошлость, потому что пошлость разрушает ценность всего. За артистов обидно, потому что они главное достоинство постановки.
Трио исполнителей главных персонажей в «Джанни Скикки» — единственный повод досидеть спектакль до конца.Амброджо Маэстри (Джанни Скикки) показывает настоящий вокальный театр. Певцу нет необходимости накидывать на голову одеяло, притворяясь больным Буозо, делающим ингаляцию, или как-то ещё украшать свою идеальную интерпретацию роли. Всё звучит и переливается красками, радуя профессиональным совершенством.
Серена Саенц (Лауретта) и выглядит отлично в пионерской мини-юбке и красной пилотке, и звучит с изысканными модуляциями, и играет тонко и весело. Блеск!
Богдан Волков (Ринуччо) использует многогранность своего исполнительского таланта и универсальность вокального арсенала для раскрытия главной пружины всего действия: ведь без влюблённости Ринуччо, без его находчивости и предприимчивости никакого бы сюжета «Джанни Скикки» не было вообще. Глубокая и умная работа.
В «Плаще» главными героями становятся Михаэль Фолле (Микеле) и Джошуа Герреро (Луиджи): яркий вокал, прекрасная игра, мощные форте, перекрывающие ревущий оркестр, экспрессивная фразировка, — роскошные работы. Хорошо выступил в роли алкоголика-философа Тинки Андреа Джованнини.
Женская часть выглядела грустно, звучала устало: Аня Кампе (Жоржетта) по-прежнему вызывает восторг у публики парой чистых ярких нот в верхнем регистре (середину слушать невозможно), а Моника Бохинец (Фругола) просто уже не та, что была раньше.
А вот в «Сестре Анжелике» ансамбль был идеальный: премьерная публика восторженными аплодисментами отметила блестящую работу Михаэлы Шустер в роли Герцогини и утопила в громоподобных овациях исполнительницу партии Сестры Анжелики итальянскую сопрано Элеонору Буратто, покорившую зал лучезарной мощью и чистотой звука в верхнем регистре, эмоциональным сиянием тембра и виртуозностью вокальной техники. Это было незабываемо.
Возвращаясь к теме, вынесенной в название рецензии, замечу, что лучше всего режиссёру удались поклоны, когда исполнители главных партий «Триптиха» расступаются, и в центре появляется один из главных героев вечера — маэстро Филипп Жордан. Зал взрывается криками «браво», на авансцену летят букеты, и всё произошедшее вдруг обретает законченный смысл — чествование музыкального мастерства коллектива Венской оперы. Это красиво, это стильно, это радует и окрыляет в отличие от протестных «бу», адресованных постановочной команде. Команду, с одной стороны, жалко. С другой: если ты специалист средней руки, вынужденный работать с такими артистами и музыкантами, благодаря которым неудачный спектакль язык не поворачивается назвать провальным, то как бы тебе ни хотелось нарядить их в уродливые нелепые костюмы и заставить кривляться и дурачиться безо всякого повода, всё равно ничего, кроме грустного сочувствия, работа твоя не вызовет.
Ведь все понимают: трудно быть режиссёром, но режиссёркой быть, видимо, вообще невыносимо.
Примечания:
1) К сожалению, проблема профессиональных музыковедов, теоретиков искусства и людей по ту сторону рампы в том, что они не в состоянии смотреть на сцену и оценивать артефакты с точки зрения нормального человека. То есть человека, для которого поход в театр — это событие, а не работа, и который не может веселиться сразу после того, как разревелся от сочувствия матери, которая семь лет ждала сына и убила себя, узнав, что ребёнок умер.
2) Здесь под провинциальностью этнографических штампов (общих мест) понимается пошлая предсказуемость острот. Если Италия, значит спагетти, если спагетти, значит, Муссолини, если Муссолини, значит, нет фашизму (именно эта фраза возникает на нелепой белой перетяжке-плакате, появляющейся ни с того, ни с сего на авансцене; впрочем, на премьере артисты перепутали концы плаката, и антифашистскую надпись прочитать было невозможно).
Глядя на этот спектакль, сложно отделаться от мысли, что фразу «о вкусах не спорят» придумали именно люди, лишённые вкуса (во всяком случае, ни разу я не слышал эти слова от стильно выглядящего человека). Отсутствие внятных художественных критериев и эстетических ориентиров становятся благодатной почвой для появления таких поделок, какой оказалась полулюбительская режиссура нового «Триптиха». Безвкусица на таких государственных площадках, как Венская опера, является следствием порочной политики мультикультурно-мультигендерной толерантности, то есть терпимости к пошлости и глупости. Как показывает история, подобный релятивизм ничем хорошим никогда не заканчивался.
3) От этой надписи на немецком «Glücklich sein ist schwierig» в других частях «Триптиха» остаются «быть» (sein) в «Сестре Анжелике» и «cчастье» (Glück) в «Джанни Скикки».
4) Непонятной является подчёркивание кроем отсутствующих талий, отчего в целом ладно скроенные исполнители выглядят пивными бочками, а использование неопрятных причёсок в стиле Бабки-Ёжки из мультфильма «Летучий корабль» старит и без того возрастных артисток.
Фотографии с сайта Венской оперы
Тёплая осень заканчивается, и наступают зимние холода. Самое время задуматься о покупке теплой одежды. Лучшее решение — парка мужская зимняя. Практичная, модная и красивая: одежда для настоящих мужчин.
