Балет Джона Ноймайера «Смерть в Венеции» (2003) по одноимённой новелле Томаса Манна на гамбургской сцене возобновили 29 октября — через три дня театр снова закрылся на карантин.
Джон Ноймайер, проявляя свой немалый драматургический талант, идёт подробно по тексту, повсюду рассыпая цитаты. Поэтому рецензия на его балет невольно становится литературным разбором гомоэротической новеллы Томаса Манна.
Манн строит своё произведение в смысловых плоскостях, заданных сочинением Ницше «Рождение трагедии из духа музыки» и музыкой Рихарда Вагнера. Может быть, Ашенбах умирает в Венеции, потому что именно там Вагнер — наряду с Шёнбергом, важнейший композитор для Томаса Манна — на грани самоубийства работал над вторым актом оперы «Тристан и Изольда». Связка «музыка-любовь-болезнь-смерть» более явно проступает в новелле Манна «Тристан» и в его романе «Доктор Фаустус», но дух её ощущается и в «Смерти в Венеции». Поэтому Джон Ноймайер поставил свой балет, преимущественно, на музыку Вагнера. Сейчас фрагменты из «Тристана и Изольды», «Тангейзера» и произведений, обращённых к Матильде Везендонк, звучат как в записи, так и в исполнении пианиста Себастьяна Кнауэра; записи и фортепианная игра перетекают друг в друга.
Основное, что меняет Джон Ноймайер — Густав фон Ашенбах (Кристофер Эванс) вместо писателя становится хореографом. Его мир, выстроенный под музыку Баха, — это аполлоническое пространство дисциплины, чёткости, контроля, порядка и чёрно-белых контрастов («... один тонкий знаток человеческих душ заметил в большой компании: "Ашенбах смолоду жил вот так, — он сжал левую руку в кулак, — и никогда не позволял себе жить этак", — он разжал кулак и небрежно уронил руку с подлокотника кресел.») В этом мире Ашенбах без особого успеха работает над балетом о жизни Фридриха Прусского (Эдвин Ревазов), где появляется и фаворитка короля танцовщица Барбарина (Элен Буше).
На протяжении новеллы Ашенбах встречает ряд символически нагруженных персонажей: это странник в Мюнхене, молодящийся старик, гондольер без патента, гитарист-виртуоз, цирюльник, превращающий Ашенбаха в молодящегося старика. Всех их Ноймайер удваивает: Марк Юбете и Феликс Пакет появляются то в джинсах с обнаженными торсами, то пляшут в рыжих париках с раскрашенными губами.
Сразу три роли блестяще исполняет и Анна Лаудере. Она то преданная Ашенбаху ассистентка в строгом костюме, обеспечивающая надёжную работу балетной машины и удобство Ашенбаха как её двигателя; то босая мать Ашенбаха в лёгком белом платье; то мать Тадзио в полагающихся ей жемчугах.
О матери Ашенбаха Томас Манн пишет: «...более быструю и чувственную кровь в прошлом поколении привнесла в семью мать писателя, дочка чешского капельмейстера. ... Сочетание трезвой, чиновничьей добросовестности с тёмными и пламенными импульсами породило художника, именно этого художника» (мать Томаса Манна, как известно, прибыла в Любек из Бразилии). Больше в новелле эта женщина не упоминается, но в балете она часто появляется как воспоминание и объяснение.
«Двойной» странник, разбудивший в Ашенбахе тягу к путешествиям, возникает на сцене под Тристан-аккорд, и вскоре маленький Ашенбах (Луис Мусин) входит вместе со своей матерью в тропический лес, где «из густых зарослей папоротников, из земли, покрытой сочными, налитыми, диковинно цветущими растениями, близкие и далекие, вздымались волосатые стволы пальм» и где идёт «настоящий» дождь.
Taдзио в представлении Ноймайера и в исполнении Атте Килпинена показался обычным незатейливым мальчиком с мячиком, лишённым тонкой красоты и таинственной сумеречности Бьёрна Андресена (Тaдзио в экранизации Лукино Висконти). Он несколько раз пытается достать у себя из пятки занозу («Никто не решался прикоснуться ножницами к его чудесным волосам; как у "Мальчика, вытаскивающего занозу", они кудрями спадали ему на лоб, на уши, спускались с затылка на шею»).
В аскетичных декорациях сдержанно двигаются элегантные дамы и господа, время от времени пары ссорятся между собой; играют мускулами парни на венецианском пляже.
Ашенбах ставит на Тадзио балет; сложно сказать, в своём воображении или в реальности. В любом случае, отношения между фигурами выглядят значительно более тесными и телесными, чем в новелле Томаса Манна, где Ашенбах и Тадзио только встречаются взглядами.
Мир дионисийской оргии, в который Ашенбаха ввергает любовь к Тадзио, описывается Томасом Манном значительно более красочно, чем он показан в балете («Женщины, путаясь в длинных одеждах из звериных шкур... со стоном вскидывая головы, потрясали бубнами, размахивали факелами, с которых сыпались искры, и обнаженными кинжалами, держали в руках извивающихся змей, перехватив их за середину туловища, или с криками несли в обеих руках свои груди» и т.д.) На сцене же появляется несколько пар в леопардовых штанах; вокруг Ашенбаха увивается «двойной» Дионис, пока тот объедается холерной земляникой; сцену заливает неприятным зелёным цветом.
Ноймайер исходит из того, что Томас Манн, описывая выступление труппы бродячих певцов в отеле на фоне запаха карболки, пародирует пляску смерти или Макабр — сюжет, возникающий в европейском искусстве в эпоху позднего Средневековья в связи с эпидемиями чумы. Манну, конечно же, хорошо был знаком живописный фриз «Любекская пляска смерти», до Второй мировой войны находившийся в церкви Святой Марии рядом с домом его деда. Поэтому эпидемию холеры в Венеции Ноймайер показывает в духе подобного танца — как пляску под аккомпанемент бешеных гитаристов. В это время чёрные фигуры, похожие на средневековых палачей в колпаках с прорезями для глаз, медленно тащат белые полотна, на которые укладывают тела. Теперь в этой сцене артисты танцуют в масках — трудно было ожидать от Джона Ноймайера настолько топорной актуализации.
Умирает балетный Ашенбах, конечно же, под Песню любви и смерти Изольды. Томас Манн, вслед за Вагнером, видит смерть Ашенбаха как растворение индивидуального существования в волнах бесконечности — он «уносится в роковое необозримое пространство».
Когда Ашенбах на пустой сцене перед смертью бросается в объятия Тадзио, обрывается сердце, но этот эффект, пожалуй, в большей мере создаёт «Тристан» даже в таком усечённом звучании, чем хореография Ноймайера.
Фото: © Kiran West
