10 февраля гамбургский фестиваль «Итальянские недели» открылся вариацией на тему оперы Верди «Набукко», автором которой является Кирилл Серебренников. Над спектаклем под его удалённым руководством работали Евгений Кулагин, Ольга Павлюк, Татьяна Долматовская, Серджио Морабито и другие.
В подобных постановках опера окончательно утрачивает единство и связность своих уровней: если раньше режиссёры «раскалывали» партитуру и либретто, пытаясь трактовать их относительно независимо друг от друга, то теперь уже нет ни партитуры, ни либретто — всё составляется из разнородных «кусочков», количество которых избыточно, так что, включённое восприятие этого конгломерата и «растворение» в музыке становятся невозможными.
В «Набукко» творческая индивидуальность Серебренникова если и проявилась, то совсем слабо: слишком уж похоже по общему антуражу на «Царскую невесту», представленную Дмитрием Черняковым в Берлине в 2013 году: деловые костюмы, репортёры с камерами, большие и малые экраны, на которых бесконечно показывают лица и демонстрации, бегущие строки и т.д.
Придуманная Серебренниковым история такова. Действие начинается в Совете Безопасности ООН, причём, Израиль абсурдно имеет там постоянное членство и три голоса. Измаила потом исключают из Совета за невнятную помощь Фенене, так что, один голос Израиль всё же утрачивает. Захария выступает с трибуны против национализма и за дружелюбную по отношению к беженцам политику. Эти беженцы бегут из Сирии в Ассирию. Абигайль сперва пытается расстегнуть штаны Измаилу прямо в Совете Безопасности, потом под лозунгом «Мы сделаем партию Ваала снова великой» отстраняет отца, инаугурируется в Ассирии и хочет убить всех беженцев.
Если хватает сил смотреть практически постоянно идущий на сцене телевизор, то можно увидеть по нему среди прочего, как арестованную Фенену усаживают в машину. Всё заканчивается торжеством национальных костюмов, культурного многообразия и встречей прошлого и настоящего. Цель — напомнить о том, что США и Россия несут ответственность за войну в Сирии (Набукко — это Трамп и Путин в одном лице), а также о том, что беженцам нужно помогать.
В своём напутствии хору Серебренников сказал: «Мы хотим поработать над тем, чтобы эта старая история, которую Верди нам рассказывает своей чудесной музыкой, стала понятнее для зрителей. Не нужно перевоплощаться в древнего еврея или вавилонца, чтобы понять, о чём всё это». Тем не менее, эта «старая история» была мне всегда несравнимо понятнее в спектаклях классического плана. Здесь же постановщики начали придумывать собственный сюжет, но так и не смогли его толком разработать, чтобы он внятно читался со сцены.
Царила такая путаница и драматургическая вялость, что постоянно возникали вопросы: от чего и как спас Измаил Фенену в Совете Безопасности? Почему арестованная Фенена появляется у кровати уже пришедшего в себя душевно, но заболевшего физически отца? Что ли, перед тем, как слечь, он уже успел отобрать власть у Абигайль и выпустить её из тюрьмы? Почему Захария, представитель Израиля в Совете Безопасности ООН, вдруг превратился в лечащего врача Набукко? Почему Набукко в финале оказался в кровати, какой это несёт смысл? Или, чтобы уразуметь всё это, нужно было не лениться, постоянно читать по-английски бегущую строку с пояснениями, одновременно наслаждаясь пением на итальянском языке и поглядывая на табло с немецким переводом либретто?
Не лишним будет напомнить и о таком простом факте, часто забываемом режиссёрами: история, рассказанная Верди, была бы гораздо ближе и понятнее, если бы, например, Оксана Дыка в партии Абигайль не теряла верхние и нижние ноты, строя гримаски перед камерами, а нашла для своего голоса устойчивую опору и пела так, как нужно петь в этой опере. Вот тогда с героиней можно было бы идентифицироваться и прожить её внутреннюю драму как свою. А современный костюм и увеличенное изображение лица для понимания оперных страстей ничего не дают.
Между действиями Хана Алькурбах и Абед Харзони пели сирийские песни о потерянной родине, одновременно на экране демонстрировались фотографии Сергея Пономарёва, дающие представление о «крутом маршруте» беженцев. Режиссёр, видимо, решил воздействовать на нас количеством этих фотографий. В то же время, если бы он отобрал художественно наиболее выразительные и не повторяющиеся по смыслу снимки, то они отпечатались бы в памяти, а не сливались бы в утомительную однообразную массу. Проблема же с этими грустными сирийскими песнями заключается в том, что они толком не «подшиты» к действию и не слишком отличаются друг от друга, т.е. не обнаруживают в подборе никакой драматургической динамики. Почему реплики действующие лица подают на английском, красная строка с пояснениями идёт на английском, а перевод сирийских песен дан немецкий?
Пока хор пел «Лети, златокрылая мысль» на фоне палаток, показывали фотографии детей в «золотых» пластиковых накидках от дождя. Такова сила метафорического мышления постановщиков. Потом этот хоровой номер исполнили и беженцы.
По опыту посещения подобных мозаичных спектаклей, перенасыщенных элементами, известно, что музыка в них не звучит. Так оно и оказалось. Дирижёр Паоло Кариньяни предложил камерную версию «Набукко», лишённую масштабности, мощи и энергии, так же слабо прочерченную музыкально, как и драматургически. Удались моменты более задушевные: мотив «Лети» в увертюре (в это время уборщицы наводили чистоту в Совете); мягко и проникновенно прозвучала ария Набукко (Димитрий Платаниас). Жеральдина Шове (Фенена) в своих серых костюмах совершенно потерялась, как будто её и не было. Довлету Нургельдиеву (Измаил) и Александру Виноградову (Захария) для раскрытия их потенциала и усиления их вокальных возможностей не хватало сценической поддержки: они как-то блёкли на общем интенсивном информационном фоне.
Жаль, что я не записала фамилию театрального деятеля, читавшего перед началом спектакля вводную лекцию. Он восхищался глубоким и тончайшим психологизмом Серебренникова, приводя в пример такие его измышления: Набукко сошёл с ума, когда узнал, что Фенена, любимая дочь, не разделяет его политической позиции по беженцам. Абигайль же попыталась узурпировать власть, потому что сексуально не удовлетворена. На зрителей такого уровня спектакль и рассчитан.
Фото: © Brinkhoff / Mögenburg
