95-й оперный фестиваль в Арена ди Верона
Автору этих строк, более двадцати лет проживающей в Вероне, приходится много писать о прославленном фестивале под открытым небом. С годами эта задача становится все труднее: премьер в Арена ди Верона не было с 2014 года (причина — значительные и порой кажущиеся непреодолимыми финансовые трудности), так что в очередном репортаже с фестиваля приходится описывать много раз виденные и порой уже вошедшие в историю постановки.
Год 2017 знаменателен уже тем, что после долгого перерыва Арена порадовала завсегдатаев и туристическую публику премьерой: на суд зрителей был вынесен новый «Набукко» в постановке французского режиссера Арно Бернара. Результат был самый противоречивый, хотя замысел Бернара представлял определенный интерес.
После многих скучноватых и статичных «Набукко» Бернар предложил совершенно иное решение знаковой для Арена ди Верона оперы, выбрав в качестве источника вдохновения знаменитый фильм Лукино Висконти «Чувство». Действие фильма разворачивается в эпоху Рисорджименто, и он повествует о преступной любви итальянской графини к австрийскому офицеру. Знаменитая сцена, в которой итальянские патриоты в театре закидывают листовками представителей армии захватчиков, почти дословно была воспроизведена в спектакле Арно Бернара.
Читателю уже стало ясно, что Бернар перенес действие «Набукко» в эпоху Рисорджименто, события разворачивались в дни восстания миланцев против австрийских захватчиков (знаменитые Пять Дней Милана). Пророк Захария предстал итальянским патриотом, кем-то вроде Джузеппе Мадзини, Измаил — итальянским офицером, Абигайль и Фенена — австрийскими принцессами, ну, а сам главный герой был загримирован под австрийского императора Франца Иосифа.
На подмостках Арена ди Верона сценограф Алессандро Камера выстроил копию театра Ла Скала, где, по мысли режиссера, расположился австрийский штаб, а на огромной сцене и окружающих ее древних ступенях поместил артистов хора и миманса в непрерывном движении. В умении «развести» массовые сцены Бернару никак нельзя было отказать! Поворотный круг позволял лицезреть интерьер легендарного театра, где в дни боев миланских патриотов с австрийцами играли оперу Верди «Набукко». Об исторической достоверности речи не было, и многие критики поставили это обстоятельство в упрек Бернару.
Но главная проблема спектакля оказалась в невозможности полностью «притянуть» оперу о древних вавилонянах и иудеях к славному итальянскому Рисорджименто. Если на сцене появляется некто, весьма похожий на карбонария, а Великий жрец поет «Vieni, o levita», улыбки не избежать. А что сказать по поводу замены удара молнии, вследствие которого Набукко теряет рассудок, на пистолетный выстрел в голову? Хочется смеяться.
А дальше и вовсе возникало ощущение конфуза. В третьем действии, главным эффектом которого была сцена, когда итальянские патриоты осыпали сидящих в зале австрийских офицеров листовками, Абигайль присутствовала в зале в качестве австрийской принцессы. В заключительном акте Набукко вновь обратился во Франца Иосифа, а Абигайль «раздвоилась»: одна (певица) пела предсмертную арию на сцене Ла Скала, а другая (артистка миманса) внимала музыке, выражая отчаяние. Две Абигайль: конфуз был полный.
Весьма огорчительным был вокальный состав инаугурационного спектакля. Расшатанный и визгливый голос Татьяны Мельниченко в партии Абигайль порой резал ухо, в то время голос молодого Станислава Трофимова в партии Захарии частенько не долетал до зрителя. Крепкий профессионал Георгий Гагнидзе в титульной роли демонстрировал погрешности интонации и даже «выдал» откровенно фальшивые ноты. Вперед вырвались исполнители партий Измаила и Фенены, Вальтер Фраккаро и Кармен Топчиу. Фраккаро, почти ветеран оперной сцены, спевший чуть ли все ведущие партии тенорового репертуара, приятно поразил звонкостью тембра и актерским искусством, Топчиу пленила голосом мягким и красиво окрашенным.
Самый яркий, самый экспансивный, самый подходящий для Арена ди Верона дирижер Даниэль Орен не смог «вытянуть» спектакль со столь противоречивым замыслом и весьма спорным составом исполнителей. Публика, заполнившая древний амфитеатр, осталась холодной, аплодисментов не было даже после «ударных» номеров, а особенно огорчительной была «команда» повторить знаменитый хор «Va’ pensiero sull’ali dorate», исходившая от одного из хористов.
На афише нынешнего фестиваля значилось две «Аиды», одна традиционная и апробированная, фантазия на тему, каким бы мог быть исторический спектакль 1913 года (постановка Джанфранко Де Бозио), и «инновационная», продукт каталонской театральной группы La Fura dels Baus (режиссеры Карлуш Падрисса и Алекс Олле), использующая откровенно цирковые приемы, полная мельтешения, отвлекающая от музыки и отказавшаяся от танцев, которые заменили театром теней во втором действии и механическими зверями в сцене триумфа. Не лишена была поэзии заключительная сцена, когда инженерное сооружение с зеркальной поверхностью сценографа Роланда Олбетера медленно опускалась, накрывая прощающихся с жизнью Аиду и Радамеса.
Постоянно посещающим Арена ди Верона зрителям обе постановки хорошо знакомы, так что тем, кто вновь пришел на них, особенно интересны были составы исполнителей, между собой полностью различные.
Состав «исторической» «Аиды» был поразительным. «Великолепная четверка», Моника Дзанеттин — Аида, Олеся Петрова — Амнерис, Гастон Риверо — Радамес и Амброджо Маэстри — Амонасро заставила слушателей внимать их пению, затаив дыхание.
Дзанеттин, наделенная отличной сценической внешностью, голосом ярким и выносливым, способная к яркой экспрессии; Олеся Петрова, меццо-сопрано огромной силы и потрясающей темной окраски; «маленький, да удаленький» Гастон Риверо, лучший Радамес на подмостках Арены за последние двадцать лет, счастливый обладатель голоса красивого, ровного, звонкого, которому удалось все в порой коварной партии, включая заключительный си-бемоль в выходном романсе; Амброджо Маэстри, его имя на афише в роли Амонасро — само по себе гарантия.
Состав «инновационной» «Аиды» был не столь блестящ, но исполнительница главной партии корейское сопрано Сае-Кьюнг Рим была на памяти автора самой прекрасной, самой соответствующей образу «цветка Нила» исполнительницей: стройной, нежной, возвышенной, ее светлый голос удивительным образом парил над оркестром и ассоциировался с утешением. Надежной Амнерис показала себя высокопрофессиональная певица Анна-Мария Кьюри. «Середнячок» Карло Вентре в партии Радамеса пел лучше, чем во многих спектаклях последних лет, а вот Леонардо Лопес-Линарес подвел: его голос звучал слабо, а в интерпретации было немного от гордого эфиопского царя.
Постановка «Риголетто», восходящая аж к 1928 году, не что иное, как тщательная инсценировка либретто (режиссер Иво Гуэрра), включая сценографию Раффаэле Дель Савио, весьма выразительно воспроизводящую на сцене ренессансную Мантую. Этот спектакль — одна из палочек-выручалок летнего фестиваля в Арена ди Верона. Ничем не поражающий, он крепко сбит и неизменно функционирует, особенно когда три исполнителя главных партий на высоте.
В нынешнем сезоне на высоте был баритон Карлос Альварес, обладатель крупного, горячего драматического баритона и создатель проникающего в самое сердце образа вердиевского шута. Его коллеги, испанский тенор Артуро Чакон-Крус и российское сопрано Екатерина Сюрина, пели с искренним энтузиазмом и демонстрировали проникновение в стиль Верди и все же несколько «недотянули» до значительности личности и вокального искусства Альвареса.
«Мадам Баттерфляй» из обоймы постановок, похоже, уже бессмертного Франко Дзеффирелли, — спектакль наименее динамичный и, как всегда, у флорентийского режиссера, утомляющий глаз банальностью сценографии, которая непременно хочет имитировать реальность, и слишком большим количеством статистов. Много певиц прошло через эту постановку, и Оксана Дыка, Баттерфляй нынешнего возобновления, отнюдь не лучшая из них. Кажется, что певица не умеет управлять своим, вне всякого сомнения, большим, но расхристанным голосом. Верха резали ухо крикливостью, не обошлось без фальшивых нот.
Мужская часть вокального состава, тенор Марчелло Джордани (Пинкертон) и баритон Стефано Антонуччи (Шарплес), показала себя достойно, но ничем особенным не запомнилась.
Зато по-прежнему была великолепна «Тоска» в постановке Хуго Де Ана. Прошло более десяти лет со дня премьеры, но зрелищный, острый, динамичный спектакль, похоже, не подвластен времени.
Подобно «Мадам Баттерфляй», через «Тоску» прошло несколько певиц, среди них как великолепные интерпретаторы «священной» роли, так и ничем не замечательные исполнительницы. Среди «Тосок» 2017 года, по счастью, была испанская, а, точнее, баскская, певица Айнхоа Артета, чья горделивая стать, несомненный актерский дар и превосходный объемный, экспрессивный и в меру терпкий голос позволили ей создать образ настоящей Дивы.
Но совсем не парой были ей оба воздыхателя, тенор Александр Антоненко в партии Каварадосси и Борис Стаценко в партии Скарпиа. Антоненко явил голос плоский, лишенный объема и теплоты, к его пению подошло бы жаргонное словечко «гвоздил». Стаценко был весьма убедительным Скарпиа, четко и убедительно декламировал, но в кантиленных кусках голос звучал чрезвычайно «прямо», бескрасочно. Если аплодировали, то за интерпретацию, но никак не за вокал.
Кроме Даниэля Орена, дирижеры, стоящие за пультом в течение двух месяцев проведения фестиваля, редко заставляют говорить о себе. Юлиан Коватчев, дирижировавший «Аидой» в поставновке La Fura dels Baus и «Риголетто», в основном ограничивался корректным и маловыразительным тактированием. Заслуженно претендующие на нечто большее, чем на звание достойных профессионалов, Ядер Биньямини в «Мадам Баттерфляй» и Антонино Фольяни в «Тоске», все же не поднялись на заметные высоты. С большим темпераментом дирижировал «исторической» «Аидой» молодой Андреа Баттистони. Зато, как всегда подлинно великолепен был хор Арена ди Верона, подготовленный Вито Ломбарди.
Помимо оперных постановок, лето 2017 года в Арена ди Верона подарило любителям музыки три незабываемых события: гала-концерты «Болле и его друзья», «Антология сарсуэлы» с участием Пласидо Доминго и исполнение Девятой симфонии Бетховена.
Итоги фестиваля, как всегда, были неоднозначны. И все же исполнение оперы под звездами в древнеримском амфитеатре в Вероне часто подпадает под определение праздника.
Фото: ENNEVI
