В Сочи завершился Восьмой международный Зимний фестиваль Юрия Башмета
Море, пальмы, музыка — таковы основные ингредиенты пряной и вместе с тем удивительно свежей атмосферы Зимнего международного фестиваля искусств, что уже в восьмой раз проходит в Сочи, заметно оживляя жизнь города в «мертвый» туристический сезон. «Звездный час» фестиваля наступил во время прошлогодней Олимпиады; совпав с нею по времени, он стал важной частью культурной программы Игр и, естественно, попал в фокус внимания всех, даже непрофильных медиа. Прошлой зимой новости «про культуру» выходили на федеральных каналах с завидной регулярностью, приятно разнообразя сплошной поток спортивных репортажей.
Впрочем, в этом году фестивальная программа оказалась ничуть не хуже «олимпийской»:
детище Юрия Башмета продолжает благополучно существовать в постолимпийском городе, изрядно прирастая новыми людьми, инициативами, интересными проектами даже во время кризиса.
Основные фестивальные события, как обычно, развернулись в пафосном, многоколонном Зимнем театре: роскошном образчике сталинского ампира, вознесшимся по-над морем и пышной зеленью парка, будто новый Парфенон. На сцене Зимнего театра проходили концерты и спектакли. В Органном зале шли встречи, мастер-классы и камерные концерты.
А в фойе театра развернулись интереснейшие выставки: одна — из Бахрушинского музея, посвященная Вацлаву Нижинскому, вторая представляла творчество и жизнь Альфреда Гарриевича Шнитке в фотографиях; экспозиция дополнялась интерактивным стендом. На нем можно было послушать симфонии, сонаты, сюиты или киномузыку Шнитке онлайн, одновременно перелистывая на стенде виртуальные страницы партитуры и рассматривая редкие фотографии, которые медленно всплывали из недр стенда. Почти каждый антракт у стенда толпились люди: словом, это был замечательный образовательный проект, наглядный и понятно устроенный.
Классика дружит с джазом
С самого основания фестиваль позиционировался как мультижанровый, говорящий на разных языках культуры. Предпочтение отдается пограничным формам, микстам и кроссоверам: в основу формирования программы положен принцип здоровой эклектичности. Всё сочетается со всем, соединение академической музыки с джазом в одном концерте — дело самое обыкновенное.
Ставка делается на экстра-классных солистов — и это беспроигрышный ход.
В этом году афиша пестрела громкими артистическими именами. На открытии сыграли выдающийся скрипач Вадим Репин и Елизавета Леонская: рафинированная пианистка, из ближнего круга Рихтера, она прибыла из далекой Вены, где живет последние четверть века. Витальный бодрячок, канадец Йенс Линдеман, с неописуемым азартом сыграл с оркестром Башмета «Солисты Москвы» концерт Моцарта и джазовую композицию Гиллилада «Dreaming of Masters III», оглашая своды Зимнего театра звонким и громогласным звуком трубы.
На концерте-закрытии выступили Хибла Герзмава, виолончелист из Германии Густав Ривиниус и британский пианист Барри Дуглас. Сам Юрий Башмет ближе к концу фестиваля припас свой собственный «Бенефис альта с Юрием Башметом» в программе, озаглавленной «Мой ХХ век». Худрук фестиваля, на один вечер покинув свое место за дирижерским пультом (которое по такому случаю занял Александр Сладковский), сыграл партию в Альтовом концерте Леденева, в «Этюдах в простых тонах» Александра Чайковского и партию альта в «Стиксе» Канчели: все три опуса были написаны в разные годы, специально для Башмета.
Как обычно, оркестров-резидентов на фестивале было два: уже упомянутый камерный «Солисты Москвы» и большой симфонический «Новая Россия», который приехал ко второй половине фестиваля; обоими руководит Юрий Башмет.
Оркестровые концерты дополнялись выступлениями приглашенных ансамблей.
Искрометный Роби Лакатош со своим цыганско-венгерским ансамблем чрезвычайно воодушевил благодарную публику исполнением пьес Пьяццолы, Дунаевского и Монти. Цимбалы звенели, гитары пели, а юркая скрипочка в руках Лакатоша плясала и рассыпалась мелким бисером дробных нот. Неугомонный и вездесущий «Терем-квартет» присоединился к пламенным венграм в великолепном сейшне (по слухам, в Сочи «теремовцы» сыграли свои последние концерты).
Легенда африканского джаза, 82-летний Абдулла Ибрагим, меланхолично импровизировал на рояле, журча трелями и разливаясь, аки соловей, хрустальными руладами — эдакая музыкальная медитация, коротенько, минут на сорок. Молодая поросль виртуозов XXI века — пианист Николай Хозяинов, блистательная скрипачка Александра Конунова-Дюмортье, нежнейшая виолончелистка Мари-Элизабет Хеккер — сыграли Шумана, Брамса и Йоахима в концерте, озаглавленном «Великие романтики».
Подлинным открытием фестиваля стало выступление Конуновой-Дюмортье.
Молодая скрипачка, родом из Молдовы, живущая ныне в Швейцарии, в 2012 году стала лауреаткой престижнейшего скрипичного конкурса имени Йозефа Иоахима в Ганновере. Сочинской публике ее лично представил Иоахим Веррен, Генеральный секретарь фонда Нижней Саксонии, при поддержке которого проводится конкурс Иоахима.
Манера игры Конуновой покорила с первого же взмаха смычка: сильный, взмывающий ввысь, богато вибрирующий звук, победительная интонация. Чем-то она напомнила Хилари Хан: та же несокрушимая уверенность в себе, горделивая повадка — и абсолютное владение своим инструментом.
Совсем иначе сыграла Виолончельный концерт Шумана, уроженка Цвиккау, победительница конкурса Ростроповича 2005 года, Мари-Элизабет Хеккер: мягко, пластично, деликатно, очень женственно звучала ее виолончель. Музыкантша не спорила с оркестром, не стремилась подчеркнуть заложенную в шумановском концерте состязательность. Для многих, привыкших к энергической, агрессивно-маскулинной игре Натальи Гутман, которая давным-давно установила некий российский эталон в интерпретации концерта Шумана, игра Хеккер показалась бы чрезмерно изнеженной, чересчур скромной по интенции: зато в ее исполнительской манере цвела неуловимая, неяркая прелесть полевого цветка.
Николай Хозяинов в редко звучащем «Концертштюке для фортепиано и струнных» Клары Шуман выказал похвальную концентрацию и техническую оснастку. Но оказался слишком скован, чтобы его исполнение по-настоящему захватило зал. Похоже, его эмоциональная сфера еще не пробудилась вполне: юноша преподнес нотный текст точно, бесстрастно — и безлико, будто за роялем сидел робот, а не живой человек.
Напоследок, альт в руки взял сам Башмет:
Адажио из Си-минорного квинтета Брамса прозвучало просто, тихо и мудро. Башмет не пытался произвести впечатление, он сосредоточенно прислушивался к глубокому, верному тону, что звучал внутри него — и транслировал его вовне.
Однако концертами обширная программа фестиваля искусств отнюдь не исчерпывалась. В афише, на равных, соседствовали опера, драма и балет. Обширный балетный вечер с участием интернационального состава солистов, составился из фрагментов «Сильфиды», «Жизели» и «Талисмана»; продолжился «Послеполуденным отдыхом фавна» с хореографией Нижинского, фокинскими «Шахерезадой» и «Жар-птицей». И завершился «Видением розы» и «Весной священной» Стравинского в хореографии Эдварда Клуга.
Три лика Кармен
Центральным эпизодом программы стала масштабная постановка: музыкально-балетно-драматическая фантазия по мотивам «Кармен» Мериме/Бизе. Организатор фестиваля — директор «Русского концертного агентства» Дмитрий Гринченко — признавался, что более всего волнуется именно по поводу «Кармен»: на монтаж декораций и на единственную сводную репетицию было отпущено всего полдня.
Однако же зрелище вышло современным, стильным, не лишенным ироничного шарма.
Действие разворачивалось стремительно, на одном дыхании: антракта не было. Композиция получилась логичная, внутренне цельная, эпизоды были намертво сцеплены друг с другом внутренними, неочевидными связями и рифмами. Чувствовалось, что постановщики спектакля — режиссер Павел Сафонов, сценограф Мария Трегубова и сценарист Михаил Палатник — вдумчиво подошли к творческому заданию.
В спектакле обнаружились целых три Кармен — оперная (солистка Метрополитен-опера, знойная меццо Нэнси Фабиола Эррера), балетная (точеная фигурка и графически строгий рисунок партии Екатерины Шипулиной из Большого театра радовали глаз) и драматическая (Ольга Ломоносова). Карменситам были приданы три Хосе: балетный (великолепный Денис Родькин), оперный (тенор Виктор Антипенко вполне удовлетворительно справился с партией) и драматический (Михаил Трухин, герой детективных сериалов про ментов, выступил в необычном для него амплуа).
Медиатором, стягивающим три слоя реальности в единый пучок, стал жовиальный, подвижный и весьма органичный в роли хлопотуна-врача Евгений Стычкин: по сюжету, врач-психиатр пользует в доме скорби выжившего из ума сценариста. Тот в припадке ревности убил свою жену-актрису и закопал труп в лесу. А потом напрочь забыл о содеянном; типичный случай «вытеснения» воспоминаний в подсознание, вследствие пережитого стресса.
Огромная, эллиптически изогнутая белая стена, сложенная из кафеля, стала главным и единственным элементом сценографии — если не считать больничной каталки.
Восемь дверей, из которых появляются персонажи, пара стульев, и записи, сделанные небрежным, торопящимся почерком. «Кармен, Карменсита, бедная моя девочка!» — строчки возникают на стене, налезая друг на друга, договаривая то, что сам несчастный выговорить не в состоянии. Самые известные фрагменты из оперы — Сегидилья, Хабанера, исполненное трагизма ариозо Кармен из Сцены гадания, оркестровый поэтичный Ноктюрн, трогательная ария Хозе «с цветком», куплеты Эскамильо — прослаивались балетными дуэтами и нервными, взвинченными диалогами драматических актеров. И вся эта вольная «нарезка» компоновалась смело и даже как-то залихватски.
Рваная, нелинейная логика сюжета диктовала переключения, резкие сломы нарративности;
но удивительным образом, зрелище захватывало. Постановщики прочерчивали характеры двумя-тремя резкими штрихами — никакой детализации, перегруженности, сводная репетиция была только одна, в день премьеры; но, как ни странно, предлагаемый ими взгляд на проблему Кармен — как на вневременную, актуальную проблему взаимоотношений полов — убеждал абсолютно.
Сопряжение трех историй — «Войцека» Бюхнера (и, по умолчанию, «Воццека» Берга), «Идиота» Достоевского и «Кармен» Мериме/Бизе вскрывало глубинную связь любви и смерти. Метаидея постановщиков читалась без труда: обличение мужчины-собственника, чьи атавистические инстинкты, направленные на безусловное обладание объектом желания, деструктивно влияют на отношения, разрушая любовь, превращая ее из источника жизни в источник смерти. Женщина в заданной системе координат рассматривается как вещь, предмет, кусок неодушевленной плоти; те, что сопротивляются, ценят свою свободу и независимость превыше всего, обречены на гибель: таковы законы «мужского мира».
* * *
Десять дней фестиваля пролетели незаметно, «под завязку» заполненные событиями, дискуссиями, пресс-конференциями. Ежедневная повестка дня дополнялась событиями офф-программы: по утрам, в Органном зале проходили мастер-классы гостей фестиваля, а днем — камерные концерты. В отеле «Жемчужина», на заседаниях пресс-клуба разгорались споры по поводу актуальных проблем культурной журналистики: а в последние два дня состоялась представительная конференция на тему «Фестивали: практика, специфика, креатив».
Автор фото — Светлана Мальцева
