Симфония № 4 ми-бемоль мажор, Ор. 48 (1893)
Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, струнные.
История создания
Четвертую симфонию Глазунов писал в 1893 году. Ему было только 28 лет, но он имел уже большой авторитет среди русских музыкантов, был известен за рубежом, где выступал как дирижер своих сочинений, являлся членом попечительского совета, руководившего деятельностью учрежденных меценатом Беляевым форм помощи русским композиторам: рассмотрением кандидатур на присуждение Глинкинских премий, программ Русских симфонических концертов, квартетных конкурсов, наконец — изданием лучших сочинений русской музыки в специально основанном для этого нотоиздательстве «М. П. Беляев в Лейпциге».
Достаточно велик был и его творческий портфель — со времени Первой симфонии, написанной в пятнадцать лет, еще учеником реального училища, он пополнился многими оркестровыми, камерно-инструментальными и вокальными сочинениями.
Четвертая симфония знаменовала собой наступление полной творческой зрелости, нового плодотворного периода в творчестве композитора, продолжившего традиции Глинки и Бородина с их вниманием к эпосу, к восточным мотивам, медлительному и красочному развертыванию музыки. Симфонию Глазунов посвятил А. Рубинштейну. Это было символично, так как Рубинштейн и члены Балакиревского кружка, к которому хотя и младшим, но полноправным членом принадлежал Глазунов, издавна противостояли, и далеко не были связаны узами симпатии. Тем не менее Рубинштейн был первым исполнителем некоторых сочинений Глазунова, приглашал его в качестве эксперта на выпускные экзамены консерватории, в которой был директором, был инициатором приглашения молодого музыканта дирижером в концертах Русского музыкального общества. Он с удовольствием принял посвящение своего талантливого молодого друга. Во время первого проигрывания симфонии он следил за исполнением по партитуре и высоко оценил, в особенности, мастерство оркестровки. Это были последние встречи двух композиторов — старого и молодого. В ноябре следующего года Рубинштейн скончался.
Премьера симфонии состоялась 22 января 1894 года в Петербурге, в одном из Русских симфонических концертов под управлением Римского-Корсакова. «Как чудно, благородно и выразительно она звучит», — говорил о ней дирижер после исполнения. Это первая по-настоящему зрелая симфония Глазунова, в которой наиболее полно и определенно выявились черты его творческого облика. Четвертая симфония — лирико-эпическая поэма, романтически-взволнованная и поэтичная. В ней своеобразно сплетаются русский и восточный колорит, прекрасно переданы ощущение природы, пластика танцевальных ритмов.
Симфония трехчастна. Отсутствие медленной части восполняется большими лирическими эпизодами, обрамляющими первую часть и вступлением к третьей части. Весь симфонический цикл объединен тематически, хотя его интонационные связи завуалированы индивидуальной характерностью музыкальных тем и не так легко уловимы.
Музыка
Первая часть начинается мягкими протяжными аккордами, на фоне которых появляется певучая тема вступления. В прихотливом ритме извилистой мелодии, интонируемой английским рожком, отчетливы восточные черты. Затем тему ведут скрипки и флейты, фон несколько оживляется, струящаяся фигура сопровождения передается от одних инструментов к другим. Постепенно нарастает звучность, приводя к кульминации, и так же постепенно затихает, вступление непосредственно переходит в главную партию. С ее появлением музыка становится быстрой, оживленной, но не менее плавной. Основная попевка проводится в разных голосах, слегка изменяя мелодический рисунок, переходя от одного инструмента к другому, меняя тональность. В основе побочной партии лежит тема вступления. Это лирический эпизод, в котором мелодия словно растворяется в перекличках разных инструментов. В разработке различные темы экспозиции вступают во взаимодействие, часто используются полифонические приемы. Разработка построена на широком волнообразном развитии, во время которого главная тема постепенно приобретает черты возбужденности, даже драматичности. В репризе восстанавливается ее первоначальный облик — светлый и ясный. Вместо побочной темы, основанной на теме вступления, звучит само вступление в несколько сокращенном виде, обрамляя, таким образом, первую часть.
Вторая часть симфонии — скерцо — живое, игривое, типично глазуновское. Оно проникнуто юмором и задором, отмечено незаурядным мастерством построения формы и богатством оркестровых красок от ярких, сочных и пышных до нежных, прозрачных, акварельных. В начальном его разделе господствует стремительное легкое движение песенной мелодии (главная тема сонатного аллегро), сменяющееся веселым наигрышем (побочная тема). Средний раздел части, заменяющий разработку — миниатюрный изящный вальс. Его отзвуки слышны и в коде.
Финал, как и первая часть, начинается медленным вступлением. Неторопливо льющаяся мелодия на фоне трепетного аккомпанемента скрипок воспринимается как своеобразный ноктюрн. Но его мягкая, спокойная напевность внезапно переходит в торжественный и несколько грузный марш. Разворачивается картина многолюдного праздничного шествия. Сила звучания постепенно нарастает и приводит к кульминации, после которой, предваряемая песенным эпизодом, вступает спокойная, широкая побочная партия. В разработке и репризе финала развиваются и переплетаются прихотливо и основные темы финала, и обе темы первой части, и тема вступления к финалу — как будто подводится итог всему, что было высказано ранее. Все эти мелодии радостно вливаются в общее пышное, торжественное ликование.
Л. Михеева
Преодолевая колебания и крайности, в которые он впадал в пору творческого становления, Глазунов на пороге своего тридцатилетия приходит к созданию пусть не поражающего яркой самобытностью, академизированного, но внутренне цельного и уравновешенного стиля. Отличительными чертами его зрелых симфонических произведений являются логическая ясность и законченность формы, полифоническое богатство фактуры в сочетании с красочностью гармонического языка и сочным полнозвучием оркестрового колорита. Иногда Глазунов словно любуется красивыми звукосочетаниями, модуляциями и смешениями тембров, но этот своеобразный гедонизм уравновешивается строгой дисциплиной мысли и никогда не покидавшим его чувством меры.
Конструктивно рационалистическое начало не подавляет живого ощущения действительности. Музыка глазуновских симфоний постоянно вызывает те или иные конкретные ассоциации: это чаще всего или опоэтизированные, иногда овеянные мягким созерцательным лиризмом образы русской природы и быта, или широкие эпически величавые картины народного торжества, празднества и веселья, но они статичны и даны, как удачно выразился Асафьев, «на художественном расстоянии».
К середине 90-х годов, Глазунов, говоря словами Римского-Корсакова, «достиг пышного расцвета громадного таланта, оставив позади себя пучины „Моря“, дебри „Леса“, стены „Кремля“ и прочие сочинения своего переходного периода», создавая замечательную триаду симфоний — Четвертую, Пятую и Шестую. Написанные за короткий четырехлетний промежуток времени (1893–1896), они отличаются архитектонической стройностью, ясностью замысла, свободой владения разнообразнейшими средствами разработки материала. Вместе с тем каждая из них представляет собой самостоятельный законченный художественный организм, обладая присущими только ей особенностями образного строя и композиции.
Четвертая симфония (1893) содержит наибольшее число «кучкистских» отголосков, являясь в этом смысле «пограничной». Вместе с тем в ней уже в полной мере проявляется глазуновское мастерство лепки формы и образно-тематических метаморфоз. Сравнительно сжатая и компактная, она состоит из трех частей вместо нормативных четырех. Первая часть, обрамляемая элегическим Andante, выполняет одновременно функции сонатно-симфонического allegro и медленной части цикла. Томная, ритмически прихотливая мелодия ее вступительного и заключительного разделов, излагаемая альтовым гобоем, соединяет черты типично русской широкой распевности с элементами ориентализма (двойственную природу этой темы отмечает Е. С. Богатырева в статье «Заметки о музыкальном стиле А. К. Глазунова»).
Эта же тема в более быстром движении, придающем ей характер грациозного восточного танца, становится основой побочной партии, создавая жанровый контраст к светлой пасторальной теме главной партии.
В репризе главная партия воспроизводится без существенных изменений по сравнению с экспозицией (за исключением некоторых деталей изложения и инструментовки), побочная же партия заменена сокращенным повторением вступительного Andante. Получается род замкнутой концентрической формы с троекратным варьированным проведением темы, впервые широко изложенной во вступлении.
Легкое изящное скерцо в духе французского народного танца типа фарандолы с серединой вальсового характера вносит новые жанровые элементы, но при внимательном анализе можно установить интонационную связь его основной темы с тематизмом первой части. Торжественный, но несколько грузноватый финал, подготавливаемый медленным вступлением, отличается развернутостью масштабов и обилием тематического материала, претерпевающего всевозможные вариантные изменения в обширной разработке, а в заключительном разделе возникает широко и ярко звучащая вступительная тема симфонии, которая еще раз появляется в коде в соединении с темой главной партии первого allegro. Тем самым финал приобретает суммирующее значение: соединение основных тематических элементов всего цикла и приводит к сложному синтезу.
Ю. Келдыш