Leonid Kogan
Искусство Когана знают, ценят и любят почти во всех странах мира — в Европе и Азии, в США и Канаде, Южной Америке и Австралии.
Коган — талант сильный, драматический. По натуре и художественной индивидуальности он антипод Ойстраху. Они вдвоем составляют как бы противоположные полюсы советской скрипичной школы, иллюстрируя ее «протяженность» в стилевом и эстетическом плане. Бурной динамикой, патетической приподнятостью, подчеркнутой конфликтностью, смелыми контрастами игра Когана кажется удивительно созвучной нашей эпохе. Это художник остро современный, живущий волнениями сегодняшнего дня, чутко отражающий переживания и тревоги окружающего мира. Исполнитель крупного плана, чуждый приглаженности, Коган словно стремится навстречу конфликтам, решительно отвергая компромиссы. В динамике игры, в терпких акцентах, экстатическом драматизме интонирования он родствен Хейфецу.
Часто в рецензиях говорится, что Когану одинаково доступны светлые образы Моцарта, героика и трагедийный пафос Бетховена, сочная красочность Хачатуряна. Но сказать так, не оттенив особенностей исполнения, значит не увидеть индивидуальности артиста. По отношению к Когану это особенно непозволительно. Коган — художник ярчайшей индивидуальности. В его игре всегда пленяет при исключительном чувстве стиля исполняемой музыки нечто неповторимо свое, «когановское», свой почерк — твердый, решительный, сообщающий ясную рельефность каждой фразе, контурам мелоса.
Поразителен в игре Когана ритм, служащий для него мощным драматургическим средством. Чеканный, полный жизни, «нерва» и «тонового» напряжения, ритм у Когана поистине конструирует форму, придавая ей художественную завершенность, а развитию музыки властность и волю. Ритм — «душа, жизнь произведения. Ритм сам по себе и музыкальная фраза, и то, чем мы удовлетворяем эстетические потребности публики, чем мы на нее воздействуем. И характер замысла и образ — все осуществляется через ритм», — так высказывается о ритме сам Коган.
В любой рецензии на игру Когана неизменно выделяются в первую очередь решительность, мужественность, эмоциональность и драматизм его искусства. «Исполнение Когана — взволнованное, напористое, страстное повествование, речь, льющаяся напряженно и горячо». «Игра Когана поражает внутренней силой, горячим эмоциональным накалом и в то же время мягкостью и разнообразием оттенков», — таковы обычные характеристики.
Когану несвойственны философичность и рефлексия, распространенные среди многих современных исполнителей. Он стремится раскрыть в музыке главным образом ее драматическую действенность и эмоциональность и через них подойти к внутреннему философскому смыслу. Как показательны в этом смысле его собственные слова о Бахе: «В нем, — говорит Коган, — гораздо больше душевной теплоты и человечности, чем думают иногда специалисты, представляя себе Баха как «великого философа XVIII века». Хочется не упустить возможности эмоционально передать его музыку, как она того заслуживает».
Коган обладает богатейшей художественной фантазией, которая рождается от непосредственного переживания музыки: «Он каждый раз открывает в произведении еще как будто неизведанную красоту и поверяет о ней слушателям. Поэтому и создается впечатление, что Коган не исполняет музыку, а как бы вновь творит ее».
Патетичность, темпераментность, горячая, порывистая эмоциональность, романтическая фантазия не мешают искусству Когана быть предельно простым, строгим. Его игра лишена вычурности, манерности и тем более сентиментальности, она мужественна в полном смысле этого слова. Коган — художник удивительного душевного здоровья, оптимистического восприятия жизни, что ощутимо в его исполнении самой трагичной музыки.
Обычно биографы Когана выделяют два периода его творческого развития: первый с ориентацией преимущественно на виртуозную литературу (Паганини, Эрнст, Венявский, Вьетан) и второй — с переакцентировкой на широкий охват классической и современной скрипичной литературы, при сохранении виртуозной линии исполнительства.
Коган виртуоз высшего порядка. Первый концерт Паганини (в авторской редакции с редко играемой труднейшей каденцией Э. Сорэ), его же 24 каприччи, сыгранные в одном вечере,— свидетельствуют о мастерстве, которого в мировой скрипичной трактовке достигают лишь единицы. В период формирования, говорит Коган, на меня большое влияние оказали произведения Паганини. «Они сыграли важнейшую роль в приспособлении левой руки к грифу, в понимании аппликатурных приемов, не являющихся «традиционными». Я играю своей особой аппликатурой, отличающейся от общепринятой. И делаю это исходя из тембровых возможностей скрипки и фразировки, хотя зачастую не все здесь приемлемо с точки зрения методики».
Но ни в прошлом, ни в настоящем Коган не увлекался «чистой» виртуозностью. «Блестящий виртуоз, еще в детские и юношеские годы овладевший огромной техникой, Коган рос и мужал очень гармонично. Он постиг мудрую истину, что самая головокружительная техника и идеал высокого искусства не тождественны и что первая должна пойти «в услужение» ко второму». В его исполнении музыка Паганини обрела неслыханный драматизм. Коган великолепно ощущает «слагаемые» творчества гениального итальянца — яркую романтическую фантазию; контрасты мелоса, наполняющиеся то мольбой и скорбью, то ораторским пафосом; характерную импровизационность, особенности драматургии с кульминациями, достигающими предела эмоционального напряжения. Коган и в виртуозности шел «в глубь» музыки, а потому и наступление второго периода пришло как естественное продолжение первого. Путь же художественного развития скрипача фактически определился значительно раньше.
Коган родился 14 ноября 1924 года в Днепропетровске. Обучаться игре на скрипке начал с семи лет в местном музыкальном училище. Его первым педагогом был Ф. Ямпольский, у которого он занимался три года. В 1934 году Когана привезли в Москву. Здесь его приняли в особую детскую группу Московской консерватории, в класс профессора А. Ямпольского. В 1935 году эта группа составила основное ядро открывшейся Центральной детской музыкальной школы Московской государственной консерватории.
Дарование Когана сразу же обратило на себя внимание. Ямпольский выделил его из всех своих воспитанников. Профессор был так увлечен и привязан к Когану, что поселил его у себя на дому. Постоянное общение с учителем много дало будущему артисту. Он имел возможность ежедневно пользоваться его советами не только на уроках в классе, но и во время домашних занятий. Коган пытливо присматривался к методам Ямпольского в его работе с учениками, что впоследствии благотворно сказалось в его собственной педагогической практике. Ямпольский — один из выдающихся советских педагогов — развил в Когане не только блестящую технику и виртуозность, так удивляющие современную, столь искушенную публику, но и заложил в нем высокие исполнительские принципы. Главное же — педагог правильно формировал личность ученика, то сдерживая порывы его своевольной натуры, то поощряя его активность. Уже в годы учения в Когане обнаружилась склонность к крупному концертному стилю, монументальности, драматически-волевому, мужественному складу игры.
О Когане в музыкальных кругах заговорили очень скоро — буквально после первого же выступления на фестивале учащихся детских музыкальных школ в 1937 году. Ямпольский использовал каждую возможность для концертов своего любимца, и уже в 1940 году Коган сыграл в первый раз с оркестром Концерт Брамса. Ко времени поступления в Московскую консерваторию (1943) Коган был достаточно известен в музыкальных кругах.
В 1944 году он становится солистом Московской филармонии и совершает концертные поездки по стране. Еще не окончена война, но он уже едет в Ленинград, только что освобожденный от блокады. Он выступает в Киеве, Харькове, Одессе, Львове, Черновицах, Баку, Тбилиси, Ереване, Риге, Таллине, Воронеже, городах Сибири и Дальнего Востока, добираясь до Улан-Батора. Его виртуозное мастерство и яркий артистизм повсюду удивляют, покоряют, волнуют слушателей.
Осенью 1947 года Коган участвует в I Всемирном фестивале демократической молодежи в Праге, завоевывая (совместно с Ю. Ситковецким и И. Безродным) первую премию; весной 1948 года заканчивает консерваторию, а в 1949 поступает в аспирантуру.
Аспирантура обнаруживает в Когане еще одну черту — стремление к изучению исполняемой музыки. Он не только играет, но пишет диссертацию на тему о творчестве Генрика Венявского и относится к этой работе чрезвычайно серьезно.
В первый же год пребывания в аспирантуре Коган поразил слушателей исполнением 24 каприччи Паганини в один вечер. Интересы артиста в этот период сосредоточиваются на виртуозной литературе и мастерах виртуозного искусства.
Следующий этап в жизни Когана — конкурс имени королевы Елизаветы в Брюсселе, состоявшийся в мае 1951 года. О Когане и Ваймане, получивших первую и вторую премию, а также награжденных золотыми медалями, заговорила мировая пресса. После феноменальной победы советских скрипачей в 1937 году в Брюсселе, выдвинувшей Ойстраха в ряды первых скрипачей мира, это была, пожалуй, наиболее блистательная победа советского «скрипичного оружия».
В марте 1955 года Коган едет в Париж. Его выступление оценивается как крупное событие в музыкальной жизни столицы Франции. «Сейчас во всем мире мало таких артистов, которые могли бы сравниться с Коганом по техническому совершенству исполнения и по богатству его звуковой палитры, — писал критик газеты «Нувель Литтерер». В Париже Коган приобрел замечательную скрипку Гварнери дель Джезу (1726 г.), на которой он с тех пор играет.
Коган дал два концерта в зале Шайо. На них присутствовало более 5000 человек — члены дипломатического корпуса, парламентарии и, естественно, обычные посетители. Дирижировал Шарль Брюк. Были исполнены Концерты Моцарта (Соль мажор), Брамса и Паганини. Исполнением Концерта Паганини Коган буквально потряс слушателей. Он исполнял его целиком, со всеми каденциями, которые пугают многих скрипачей. Газета «Фигаро» писала: «Закрыв глаза можно было чувствовать, что перед тобой выступает настоящий чародей». Газета отмечала, что «строгое мастерство, чистота звука, богатство тембра особенно восхитили слушателей при исполнении Концерта Брамса».
Обратим внимание на программу: Третий концерт Моцарта, Концерт Брамса и Концерт Паганини. Это наиболее часто исполняемый Коганом впоследствии (вплоть до сегодняшнего дня) цикл произведений. Следовательно, «второй этап» — зрелый период исполнительства Когана — начался в середине 50-х годов. Уже не только Паганини, но и Моцарт, Брамс становятся его «коньками». С этого времени исполнение трех концертов в один вечер — обычное явление в его концертной практике. На что другой исполнитель идет как на исключение, для Когана норма. Он любит циклы — шесть сонат Баха, три концерта! К тому же концерты, включаемые в программу одного вечера, как правило, резко контрастны по стилю. Моцарт сопоставляется с Брамсом и Паганини. Из самых рискованных комбинаций Коган неизменно выходит победителем, восхищая слушателей тонким ощущением стиля, искусством художественного перевоплощения.
В первой половине 50-х годов Коган интенсивно занят расширением своего репертуара, и кульминацией этого процесса явился грандиозный цикл «Развитие скрипичного концерта», данный им в сезон 1956/57 года. Цикл состоял из шести вечеров, на которых было исполнено 18 концертов. До Когана аналогичный цикл исполнялся Ойстрахом в 1946—1947 годах.
Будучи по природе своего дарования художником крупного концертного плана, Коган начинает отдавать много внимания камерным жанрам. С Эмилем Гилельсом и Мстиславом Ростроповичем они составляют трио, выступая с открытыми камерными вечерами.
Великолепен его постоянный ансамбль с Елизаветой Гилельс — яркой скрипачкой, лауреаткой первого брюссельского конкурса, которая в 50-х годах стала его женой. Специально для их ансамбля написаны сонаты Ю. Левитина, М. Вайнберга и др. В настоящее время этот семейный ансамбль обогатился еще одним членом — сыном Павлом, который пошел по стопам родителей, став скрипачом. Вся семья дает совместные концерты. В марте 1966 года в Москве состоялось первое исполнение ими Концерта для трех скрипок итальянского композитора Франко Маннино; на премьеру специально прилетел из Италии автор. Триумф был полный. Давнее и прочное творческое содружество связывает Леонида Когана с Московским камерным оркестром, возглавляемым Рудольфом Баршаем. В сопровождении этого оркестра исполнение Коганом концертов Баха и Вивальди приобрело законченную ансамблевую слитность, высокохудожественное звучание.
В 1956 году Когана слушала Южная Америка. Он вылетел туда в середине апреля с пианистом А. Мытником. Им предстоял маршрут — Аргентина, Уругвай, Чили, а на обратном пути — короткая остановка в Париже. Это было незабываемое турне. Коган играл в Буэнос-Айресе в старинной южноамериканской Кордове, исполнял произведения Брамса, «Чакону» Баха, «Бразильские танцы» Мийо, пьесу аргентинского композитора Агирре «Куэка». В Уругвае он познакомил слушателей с Концертом Хачатуряна, сыгранным впервые на южноамериканском континенте. В Чили он встречался с поэтом Пабло Неруда, а в ресторане гостиницы, где они с Мытником остановились, услыхал поразительную игру знаменитого гитариста Аллана. Узнав советских артистов, Аллан исполнил для них I часть «Лунной сонаты» Бетховена, пьесы Гранадоса и Альбениса. Он был в гостях у Лолиты Торрес. На обратном пути, в Париже присутствовал на юбилее Маргариты Лонг. На его концерте среди слушателей находились Артур Рубинштейн, виолончелист Шарль Фурнье, скрипачка и музыкальный критик Элен Журдан-Моранж и др.
В сезон 1957/58 года он совершил поездку по Северной Америке. Это был дебют в США, В Карнеги-холле он исполнял Концерт Брамса, дирижировал Пьер Монте. «Он явно нервничал, как впрочем, должен нервничать каждый артист, впервые выступающий в Нью-Йорке,— писал Говард Таубмен в «Нью-Йорк таймс». — Но лишь только прозвучал первый удар смычка по струнам, для всех стало ясно — перед нами законченный мастер. Великолепная техника Когана не знает никаких затруднений. В самых высоких и трудных позициях его звук остается чистым и полностью подчиняется любым музыкальным замыслам артиста. Его концепция Концерта отличается широтой и стройностью. Первая часть была сыграна с блеском и глубиной, вторая пела с незабываемой выразительностью, третья пронеслась в ликующем танце».
«Мне никогда не доводилось слушать скрипача, который делал бы так мало, чтобы произвести впечатление на публику, и так много, чтобы донести до нее исполняемую музыку. У него только ему свойственный, необыкновенно поэтический, утонченный музыкальный темперамент», — писал Альфред Франкенштейн. Американцы отмечали скромность артиста, теплоту и человечность его игры, отсутствие всего показного, поразительную свободу техники и законченность фразировки. Триумф был полный.
Показательно, что американская критика обратила внимание на демократизм артиста, его простоту, скромность, а в игре — на отсутствие всяких элементов эстетства. И это у Когана сознательно. В его высказываниях отводится много места вопросу взаимоотношения артиста с публикой, он считает, что максимально прислушиваясь к ее художественным запросам, нужно вместе с тем увлекать за собой в область серьезной музыки, силой исполнительского убеждения. Его темперамент в соединении с волей помогает достижению такого результата.
Когда после Соединенных Штатов Америки он выступал в Японии (1958 г.), о нем писали: «В исполнении Когана небесная музыка Бетховена, Брамса стала земной, живой, ощутимой». Вместо пятнадцати концертов он дал семнадцать. Его приезд был оценен как самое крупное событие музыкального сезона.
В 1960 году в Гаване, столице Кубы, состоялось открытие Выставки советской науки, техники и культуры. В гости к кубинцам приехали Коган с женой Лизой Гилельс и композитор А. Хачатурян, из произведений которого была составлена программа торжественного концерта. Темпераментные кубинцы чуть не разнесли зал от восторга. Из Гаваны артисты направились в Боготу, столицу Колумбии. В результате их посещения там было организовано общество «Колумбия — СССР». Затем следовала Венесуэла и на обратном пути на родину — Париж.
Из последующих гастролей Когана выделяются поездки в Новую Зеландию, где он концертировал вместе с Лизой Гилельс в течение двух месяцев и второе турне по Америке в 1965 году.
В «Новой Зеландии» писали: «Нет никаких сомнени в том, что Леонид Коган величайший из всех скрипачей, когда-либо посещавших нашу страну». Его ставят в один ряд с Менухиным, Ойстрахом. Восторг вызывают и совместные выступления Когана с Гилельс.
В Новой Зеландии произошел забавный случай, юмористически описанный газетой «Сан». В одной гостинице с Коганом остановилась футбольная команда. Готовясь к концерту, Коган занимался весь вечер. К 23 часам один из футболистов, собиравшихся ложиться спать, раздраженно сказал портье: «Велите-ка, чтобы скрипач, живущий в конце коридора, прекратил свою игру».
— Сэр, — возмущенно ответил портье, — вы так говорите об одном из величайших скрипачей мира!
Не добившись от портье исполнения своей просьбы, футболисты отправились к Когану. Заместитель капитана команды не был осведомлен о том, что Коган не владеет английским и обратился к нему в следующих «чисто австралийских выражениях»:
— Эй, браток, не хватит ли тебе баловаться со своей балалайкой? Давай, наконец, закругляйся и дай нам подрыхнуть.
Ничего не поняв и полагая, что он имеет дело с очередным любителем музыки, который просит сыграть что-нибудь специально для него, Коган «любезно ответил на просьбу «закругляться» исполнением сначала блестящей каденции, а затем веселой моцартовской пьесы. Футбольная команда в беспорядке отступила».
Значителен интерес Когана к советской музыке. Он постоянно играет концерты Шостаковича, Хачатуряна. Ему посвятили свои концерты Т. Хренников, М. Вайнберг, концертную «Рапсодию» А. Хачатурян, Сонату А. Николаев, «Арию» Г. Галынин.
Коган выступал с величайшими музыкантами мира — дирижерами Пьером Монте, Шарлем Мюншем, Шарлем Брюкком, пианистами Эмилем Гилельсом, Артуром Рубинштейном и др. «Я очень люблю играть с Артуром Рубинштейном, — говорит Коган. — Всякий раз это доставляет огромную радость. В Нью-Йорке мне посчастливилось в канун Нового года сыграть с ним две сонаты Брамса и Восьмую сонату Бетховена. Меня поразили чувство ансамбля и ритма у этого артиста, его способность мгновенно проникать в сущность замысла автора...»
Коган проявляет себя и как талантливый педагог, профессор Московской консерватории. В классе Когана выросли: японская скрипачка Екко Сато, завоевавшая звание лауреата III Международного конкурса имени П. И. Чайковского в Москве в 1966 году; югославские скрипачи А. Стайич, В. Шкерлак и др. Подобно классу Ойстраха класс Когана привлекает учеников из разных стран.
Народный артист СССР Коган в 1965 году удостоен высокого звания лауреата Ленинской премии.
Закончить очерк об этом замечательном музыканте-художнике хочется словами Д. Шостаковича: «Чувство глубокой благодарности испытываешь к нему за наслаждение, которое испытываешь, входя вместе со скрипачом в прекрасный, светлый мир музыки».
Л. Раабен, 1967 год
В 1960-е—1970-е годы Коган получает все возможные звания и награды. Ему присваивается звание профессора и народного артиста РСФСР и СССР, присуждается Ленинская премия. В 1969 году музыкант назначается заведующим кафедрой скрипки Московской консерватории. О скрипаче снимается несколько фильмов.
Последние два года жизни Леонида Борисовича Когана были особенно насыщенными выступлениями. Он жаловался, что не успевает отдыхать.
В 1982 году состоялась премьера последней работы Когана «Времена года» А. Вивальди. В этом же году маэстро возглавляет жюри скрипачей на VII Международном конкурсе имени П.И. Чайковского. Он участвует в съемках фильма о Паганини. Коган избирается Почетным академиком Национальной итальянской академии «Санта-Чечилия». Он гастролирует по Чехословакии, Италии, Югославии, Греции, Франции.
11—15 декабря прошли последние концерты скрипача в Вене, где он исполнил Концерт Бетховена. 17 декабря Леонид Борисович Коган скоропостижно скончался по дороге из Москвы на концерты в Ярославль.
Мастер оставил много учеников — лауреатов всесоюзных и международных конкурсов, известных исполнителей и педагогов: В. Жук, Н. Яшвили, С. Кравченко, А. Корсаков, Э. Татевосян, И. Медведева, И. Калер и другие. Занимались у Когана иностранные скрипачи: Е. Сато, М. Фудзикава, И. Флори, А. Шестакова.
