Alfred Brendel
Как-то исподволь, без сенсаций и рекламного шума, Альфред Брендль к середине 70-х годов выдвинулся в первые ряды мастеров современного пианизма. Его имя еще недавно называли вместе с именами сверстников и соучеников - И. Демуса, П. Бадура-Скоды, И. Хеблер; сегодня его чаще можно встретить в сочетании с именами таких корифеев, как Кемпф, Рихтер или Гилельс. Его называют одним из достойных и, может быть, самым достойным приемником Эдвина Фишера.
Для тех, кто знаком с творческой эволюцией артиста, это выдвижение не является неожиданным: оно как бы предопределено счастливым сочетанием блестящих пианистических данных, интеллекта и темперамента, которое обусловило гармоническое развитие таланта, даже несмотря на то, что Брендль не получил систематического образования. Детские годы его прошли в Загребе, где родители будущего артиста содержали маленькую гостиницу, а сын обслуживал старый граммофон в „кафе, ставший его первым "учителем" музыки. Несколько лет он брал уроки у педагога Л. Каан, но одновременно увлекался живописью и к 17 годам не решил, какой из двух профессий отдать предпочтение. Право выбора Брендль предоставил... публике: он одновременно устроил в Граце, куда переехала семья, выставку своих картин и дал сольный концерт. Видимо, успех пианиста оказался большим, ибо теперь выбор был сделан.
Первой вехой на артистическом пути Брендля была победа в 1949 году на только что основанном конкурсе пианистов имени Бузони в Больцано. Она принесла ему известность (весьма скромную), но главное - укрепила в намерении совершенствоваться. На протяжении нескольких лет он посещает курсы мастерства, руководимые Эдвином Фишером в Люцерне, берет уроки у П. Баумгартнера и Э. Штойермана. Живя в Вене, Брендль вливается в плеяду молодых одаренных пианистов, выдвинувшихся после войны в Австрии, но поначалу занимает менее заметное место, чем другие ее представители. В то время как все они уже были довольно широко известны в Европе и за ее пределами, Брендль по-прежнему считался "многообещающим". И это в какой-то мере естественно. В отличие от своих коллег-сверстников он избрал, быть может, самый прямой, но далеко не самый легкий путь в искусстве: не замыкался в рамки камерно-академические, как Бадура-Скода, не обращался к помощи старинных инструментов, как Демус, не специализировался на одном-двух авторах, как Хеблер, не метался "от Бетховена к джазу и обратно", как Гульда. Он просто стремился быть самим собой, то есть "нормальным" музыкантом. И это в конце концов принесло свои плоды, только не сразу.
К середине 60-х годов Брендль успел объездить многие страны, побывал и в США и даже записал там на пластинки по предложению фирмы "Вокс" практически почти полное собрание фортепианных сочинений Бетховена. Круг интересов молодого артиста уже тогда был достаточно широк. Среди записей Брендля мы найдем произведения, далеко не стандартные для пианиста его поколения - "Картинки с выставки" Мусоргского, "Исламей" Балакирева. "Петрушку" Стравинского, Пьесы (соч. 19) и Концерт (соч. 42) Шёнберга, сочинения Р. Штрауса и Контрапунктическую фантазию Бузони, наконец, Пятый концерт Прокофьева. Наряду с этим Брендль много и охотно участвует в камерных ансамблях: записал шубертовский цикл "Прекрасная мельничиха" с Г. Преем, Сонату для двух фортепиано с ударными Бартока, Квинтеты для фортепиано и духовых Бетховена и Моцарта, Венгерские танцы Брамса и Концерт для двух фортепиано Стравинского... Но в основе его репертуара, при всем том, лежит венская классика - Моцарт, Бетховен, Шуберт, а также - Лист и Шуман. Еще в 1962 году его бетховенский вечер был признан вершиной очередного Венского фестиваля. "Брендль, без сомнения, самый значительный представитель молодой венской школы,- писал тогда критик Ф. Вильнауэр.- Бетховен звучит у него так, словно он был знаком с достижениями современных авторов. Он дает отрадное доказательство того, что между теперешним уровнем сочинения и уровнем сознания интерпретаторов существует глубокая внутренняя связь, что так редко можно встретить среди рутинеров и виртуозов, выступающих в наших концертных залах". Это было признание глубоко современного интерпретаторского мышления артиста. Вскоре даже такой специалист, как И. Кайзер, называет его "фортепианным философом в сфере Бетховена, Листа, Шуберта", а сочетание бурного темперамента и расчетливого интеллектуализма приносит ему прозвище "дикого философа рояля". К числу несомненных достоинств его игры критики относят увлекательную интенсивность мысли и чувства, прекрасное понимание законов формы, архитектоники, логичность и масштабность динамических градаций, продуманность исполнительского плана. "Это играет человек, который осознал и сделал понятным, почему и в каком направлении развивается сонатная форма",- писал Кайзер, касаясь его интерпретации Бетховена.
Наряду с этим тогда были очевидны и многие недостатки игры Брендля - манерность, нарочитость фразировки, слабость кантилены, неумение передать красоту простой, непритязательной музыки; недаром один из рецензентов советовал ему вслушаться в интерпретацию Э. Гилельсом бетховенской сонаты (соч. 3, № 2), "чтобы понять, что кроется в этой музыке". Видимо, самокритичный и интеллигентный артист внял этим советам, потому что его игра становится проще, но вместе с тем выразительнее, совершеннее.
Происшедший качественный скачок принес Брендлю всеобщее признание в конце 60-х годов. Отправной точкой его славы послужил концерт в лондонском "Вигмор-холле", после которого слава и контракты буквально обрушились на артиста. С тех пор он очень много играет и записывается, не изменяя, однако, присущей ему тщательности в отборе и изучении произведений.
Брендль при всей широте своих интересов не стремится стать универсальным пианистом, но, напротив, скорее склонен теперь к самоограничению в репертуарной сфере. В его программах - Бетховен (все сонаты которого он дважды записал на пластинки), большинство сочинений Шуберта, Моцарта, Листа, Брамса, Шумана. Зато он совершенно не играет Баха (считая, что для этого нужны старинные инструменты) и Шопена ("Я люблю его музыку, но она требует слишком большой специализации, а это грозит мне потерей контакта с другими композиторами").
Оставаясь неизменно экспрессивной, эмоционально насыщенной, его игра стала теперь гораздо гармоничнее, звук - красивее, фразировка - насыщеннее. Показательно в этом отношении его исполнение концерта Шёнберга - единственного, наряду с Прокофьевым, современного композитора, оставшегося в репертуаре пианиста. По мнению одного из критиков, он ближе подошел к идеалу, его интерпретации, чем Гульд, "ибо сумел спасти даже ту красоту, которую Шёнберг хотел, но не сумел изгнать".
Альфред Брендль прошел на редкость прямой и естественный путь от начинающего виртуоза до большого музыканта. "Честно говоря, он - единственный, кто полностью оправдал надежды, возлагавшиеся на него тогда",- писал И. Харден, имея в виду молодость того поколения венских пианистов, к которому принадлежит Брендль. Однако так же, как прямая дорога, выбранная Брендлем, вовсе не была легкой, так и теперь потенциал его еще далеко не исчерпан. Об этом убедительно говорят не только его сольные концерты и записи, но и неослабевающая и разнообразная деятельность Брендля в разных сферах. Он продолжает выступать в камерных ансамблях - то записывая все четырехручные сочинения Шуберта со знакомой нам лауреаткой конкурса имени Чайковского Эвелин Кроше, то исполняя с Д. Фишером-Дискау вокальные циклы Шуберта в крупнейших залах Европы и Америки; он пишет книги и статьи, читает лекции о проблемах интерпретации музыки Шумана и Бетховена. Все это преследует одну главную цель - упрочить контакты с музыкой и со слушателями, в этом, наконец, сумели "воочию" убедиться и наши слушатели во время гастролей Брендля в СССР в 1988 году.
Григорьев Л., Платек Я., 1990
