В этом году музыкальный мир отметит сразу два славных юбилея — 90 лет со дня рождения великого советского скрипача Леонида Когана и 95 лет со дня рождения его жены, выдающейся скрипачки и педагога Елизаветы Гилельс. Оба они олицетворяют период расцвета советского музыкального искусства, когда на пьедесталы самых престижных международных конкурсов, тогда немногочисленных, поднимались наши музыканты, исполнительство которых на протяжении многих десятилетий оставалось эталонным для всего мира.
Любители музыки более старшего возраста хорошо знакомы с фактами творческой биографии этой знаменитой пары, давшей жизнь большой музыкальной династии. О Леониде Когане и Елизавете Гилельс написана книга, сняты документальные фильмы. В наши дни зрителя до глубины души потрясают кадры 1937 года, на которых виден ажиотаж многотысячной толпы на площади Белорусского вокзала в момент встречи победителей и участников первого международного конкурса имени Эжена Изаи, среди которых и юная Елизавета Гилельс. Сегодняшние толпы, к сожалению, собираются совсем по другим поводам. Такой же массовый интерес и искренняя любовь народа всегда сопровождали и выступления Леонида Когана. Кстати, в 1951 году на том же брюссельском конкурсе, правда, переименованном в конкурс имени королевы Елизаветы, он одержал блестящую победу. Восхитительна, а кроме того и поучительна для современного человека яркая история человеческих отношений этих двух гениев и их взаимной любви, начавшейся в ранней юности и сохранившейся до самой смерти.
По случаю юбилея своих родителей их знаменитый сын, дирижёр Павел Коган даст два концерта с Московским государственным академическим симфоническим оркестром, которым он руководит. Пересказывать уже известные детали отношений в своей семье в разговоре с корреспондентом Belcanto.ru Павел Леонидович не счел правильным, поскольку каждый пользователь интернета сможет найти всё это без труда, но некоторые факты рассказал охотно.
— Павел Леонидович, в преддверии юбилея ваших родителей будет нелишним напомнить нашей интернет-аудитории, большая часть которой состоит из молодежи, некоторые вехи их творческого пути.
— Пересказывать биографию родителей, я думаю, нерационально, поскольку о них есть фильмы, к 80-летию отца была выпущена книга «Леонид Коган. Воспоминания и письма. Фотографии». Но какие-то отдельные моменты прояснить я, конечно, готов.
— Известно, что ваш отец принял участие в отечественном фильме «Никколо Паганини», исполняя в нём произведения великого генуэзского скрипача и композитора. Фильм начинается с замечательных документальных кадров, на которых мэр Генуи достает из сейфа скрипку, принадлежавшую Паганини, и вручает её вашему отцу. И складывается такое впечатление, что в фильме он играет именно на ней.
— Скрипка, на которой играл Паганини, является государственной реликвией Италии и хранится за семью печатями в муниципалитете его родного города, Генуи, причём реликвией двойной, так как помимо того, что на ней играл сам Паганини, это ещё и скрипка гениального итальянского мастера из Кремоны – Джузеппе Гварнери дель Джезу. Инструмент дожил до наших времён и сохранил свой первозданный вид только потому, что после смерти Паганини не был ни в одних руках. Скрипка усиленно охраняется, но тем не менее существует законодательное решение, что раз в году на ней может сыграть победитель конкурса имени Паганини, который проводится в Генуе. Всё это обставлено очень красочно: церемонию сопровождают итальянские карабинеры, одетые в красивую историческую форму, в присутствии которых мэр города срезает печать на сейфе, достает из него скрипку и вручает её музыканту. После однократного выступления скрипку у победителя забирают, и вся церемония повторяется в обратном порядке: реликвию снова запирают в сейф, его опечатывают и рядом выставляют охрану.
Накануне съёмок фильма итальянцы учли огромные заслуги моего отца как непревзойденного исполнителя произведений Паганини, для него было сделано исключение, и такая же процедура по извлечению скрипки из сейфа была совершена специально ради него. И на ней он исполнил произведения её великого хозяина.
— Значит, в фильме Леонид Борисович играет на этой скрипке?
— Нет, в фильме он играет на другом инструменте. В нём лишь показан сам момент вручения скрипки моему отцу.
— Вы иногда рассказываете довольно драматическую историю о том, как ваш отец был вынужден обратиться с просьбой к советскому правительству, с тем чтобы ему разрешили выступать за границей сверх положенных каждому концертирующему музыканту 90 дней в году. Ему это было необходимо как раз для того, чтобы заработать себе на скрипку, которая соответствовала бы его исполнительскому уровню. Почему же правительство не купило ему такую скрипку?
— Я думаю, что уже настал момент, когда специалисты могли бы провести архивные исследования этой ситуации. Тогда существовали огромные ограничения для советских артистов, временами напоминающие крепостное право. Но ведь артист ХХ века – это личность, востребованная во всем мире. Благодаря своему искусству он становится гражданином мира в лучшем значении этого понятия. Всякого рода ограничения его свободы и самовыражения являются для него болезненными и, сегодня нам это понятно, недопустимыми. В отношении музыкантов запреты советского времени были довольно суровыми. Что тут говорить, если в Центральном Комитете партии работала так называемая «выездная комиссия». Но это тема отдельного углубленного разговора. А о том, почему государство не купило ему скрипку, нужно, конечно, спрашивать у чиновников того периода.
После революции в стране появилась Государственная коллекция, которая была собрана из инструментов, экспроприированных у дореволюционных меценатов, представителей дворянства и купечества. Но надлежащий уход за этими инструментами не осуществлялся. Постепенно они приходили в негодность, требовали ремонта, реставрации. Подчас инструменты из Госколлекции выдавались для игры молодым музыкантам. Некоторые относились к ним не всегда аккуратно, поэтому инструменты теряли свои звуковые и музейные свойства. Так что в Государственной коллекции в те годы не было инструмента, который бы соответствовал исполнительскому уровню Леонида Когана и уровню тех инструментов, на которых играли в мире равные ему музыканты.
Должен заметить, что в то время мировые цены на инструменты на порядок отличались от нынешних, между тогдашними и нынешними ценами лежит целая пропасть. В 60-е годы выдающийся инструмент, который был бы достоин такого скрипача, как Леонид Коган, можно было приобрести за рубежом за 25, 35, 45 тысяч долларов, тогда как сегодня такие инструменты стоят уже по 7-8 миллионов долларов и ещё дороже. Но даже таких денег, какие требовались тогда, у него не было, ему не на что было купить подобный инструмент. Ведь он так и не добился, чтобы ему разрешили выезжать сверх положенных по лимиту 90 суток в году. Но это, как я сказал, тема отдельного разговора.
— Помню, читала, что он называл скрипку Паганини «чудовищем, просыпающимся у него в руках». Что ещё он рассказывал про неё?
— Он, конечно, был в восторге от этой скрипки, говорил, что это замечательный инструмент. Но ведь он имел возможность поиграть на многих других превосходных инструментах, которые были в собственности его коллег и друзей-музыкантов по всему миру, а также у дилеров, которые занимались продажами. Так что возможность оценить другие инструменты у него была.
— Исследователи отмечают прекрасную фонографичность его звука. Связано ли это с инструментом, с исполнительской техникой?
— Звук — это то, что рождается подсознательно. Вот говорят, что у человека есть душа, а где она располагается? В сердце, в животе или в голове? Так же и со звуком: не понятно, откуда он, почему он настолько индивидуален. Звук — это проявление личности исполнителя. Это индивидуальный выплеск человека, который связан с его потребностью высказаться при помощи инструмента.
— Видите ли вы некоторую мистичность совпадения чисел в дате смерти Паганини и вашего отца? Они оба умерли в 58 лет, причем Леонид Борисович как раз перед смертью и принимал участие в съёмках фильма о Паганини?
— Ну да, ну да, мне, конечно, трудно утверждать что-либо в данном вопросе, но я хотел бы в это верить… А может, это простое совпадение, и у каждого из них были свои трагические причины, чтобы покинуть нас, чтобы прекратить своё земное существование так рано. Иногда я думаю, что это совпадение чисел неслучайно, но разве мы можем что-либо знать об этом наверняка?
— В фильме биограф Паганини спрашивает у самого себя: «Был ли он счастлив, да и может ли быть счастлив гений?» Как вы отвечаете на этот вопрос?
— Во-первых, очень редко кто бывает причислен к лику гениев при жизни. Чаще всего происходит так, что человек делает свое дело спокойно, последовательно, скромно, и лишь после его смерти становится понятен истинный масштаб его личности. Что касается счастья, то мой отец в семье, конечно, был счастлив, хотя жизнь родителей временами была очень и очень тяжелой. Понимаете, большим художникам нужно помогать, относиться к ним бережно. Ну или уж хотя бы не мешать им — работать, творить, жить. Если художнику мешают, а история пестрит подобного рода случаями — ведь не случайно в литературе или кино постоянно всплывает тема «художник и власть» — то это часто оборачивается драмами или даже трагедиями. У отца проблем было немало, несмотря на мировое признание и кажущееся благополучие. Но в семье он был, конечно, счастлив.
— Поскольку в сентябре юбилей и у вашей мамы, Елизаветы Григорьевны Гилельс, хочу спросить, правильно ли сказать, что она пожертвовала собственной карьерой ради вашего отца? Я спрашиваю об этом, так как ваша сестра говорит в одном документальном фильме, что так думать неправильно, поскольку с мужем она много выступала в ансамблях, кроме того преподавала в Московской консерватории, то есть все время работала, и это тоже было карьерой.
— Всё-таки в первую очередь она посвятила себя семье. Семейные ценности были для неё самым главным в жизни, и она ни разу до последнего вздоха не пожалела о таком выборе. Когда ей было далеко за 80 лет, она говорила, что если бы ей довелось заново пройти свой жизненный путь, она поступила бы точно так же. Она сознательно сделала этот выбор и всегда считала его единственно возможным для себя.
— Ох, правильно ли это для музыки?
— Правильно или нет — решать человеку, который делает этот выбор. Хотя она была не просто талантливым исполнителем, а выдающимся. И это отмечали многие известные музыканты мира, профессионалы, её коллеги, друзья нашей семьи — Яша Хейфец, Давид Ойстрах, Артур Рубинштейн и многие другие. Но она предпочла семью и никогда не жалела об этом. Помимо музыкального, она обладала не менее важным талантом — любить, быть способной принести себя в жертву тому, кого любит.
— По-прежнему не перестает впечатлять знаменитая кинохроника, показывающая, как в 1937 году на Белорусском вокзале народ встречает советских музыкантов — победителей и участников конкурса Эжена Изаи, среди которых ваша мама. Вероятно, в том огромном букете, который она держит на этих кадрах, есть цветы вашего отца?
— Она была всего лишь 17-летней девчонкой, когда участвовала в этом самом главном для того времени мировом конкурсе. Значение этого конкурса было огромным. Музыкантов встречали так же, как впоследствии встречали космонавтов. Позднее, мы хорошо это помним, вся страна повторяла имена первых космонавтов — Гагарина, Титова, Терешковой, ну а в 30-е годы в стране так же знали имена музыкантов — победителей и призёров конкурса в Бельгии. И на площади Белорусского вокзала их встречали не отдельные любители музыки, а сотни тысяч людей. Не говоря уж о том, что все первые полосы центральных газет были заняты материалами о победителях и сообщениями, типа: «Товарищ Сталин поздравил…», «Товарищ Молотов поздравил…». Такое значение придавалось этой победе. Папа был тогда 12-летним мальчиком и тоже пришёл в тот день с цветами на площадь встречать победителей конкурса вместе со всеми.
— Когда смотришь эти кадры, дух захватывает. Нашим современникам остаётся лишь завидовать тому, как страна любила своих музыкальных «героев». А сейчас уже не встречают никого — ни космонавтов, ни музыкантов. Вы, кстати, не сокрушаетесь по этому поводу?
— Да, это было чудом. В отношении к культуре это был удивительный период в развитии страны. А сегодня что сокрушаться! Надо не сокрушаться, а дело делать. И я стараюсь делать свое дело, насколько могу, по мере сил, небольшими шагами продвигаясь к своей цели. Вообще в нашем деле, в нашей профессии ничто, кроме музыки, не может быть главным, ничто с музыкой не может соперничать и занимать мысли. Целью всей жизни настоящего музыканта может быть только сама музыка. Впрочем, ничего другого ты, как правило, хорошо не умеешь, да и не хочешь уметь. Я занимаюсь тем, что я безгранично люблю, без чего не мыслю своей жизни, чему я предан всецело.
— Выше вы заговорили о гениальности. Вы наблюдали этот человеческий феномен не только на примере своих родителей, но и на примере круга их друзей и коллег. Вы тоже член этого «клуба», этого круга. Задумывались ли вы о её природе? Связана ли она, по-вашему, с душевными, с человеческими качествами?
— Нет, не связана абсолютно. Мы знаем много примеров людей фантастически одаренных, гениальных, человеческие качества которых были далеки даже от приемлемой нормы. И наоборот.
— А в исполнительстве отражается эта человеческая червоточина гения?
— Думаю, что нет. Исполнительство — это перевоплощение. Гений при любых человеческих качествах способен перевоплотиться в любой нужный образ.
— Человек с негативными качествами личности может создать светлый образ?
— Да. Для перевоплощения важна лишь эта способность, которая обычно заложена в творческую личность природой, генами. В советское время, как известно, генетика отрицалась, считалось, что человека можно перевоспитать, его природу можно изменить, но сегодня уже никто не спорит с обратным.
— Ваш отец принимал участие в вашем становлении как дирижера?
— Когда я лишь познавал азы профессии, то нет. Он довольно долго с недоверием относился к возможности нашего совместного выступления. Своё мнение он переменил лишь спустя какое-то время, когда я стал потвёрже стоять на ногах в профессии… Когда он всё-таки попробовал выступить со мной как с дирижёром, то, видимо, ему понравилось, и впоследствии вместе мы выступали часто. На сцене мы сделали многое, но, к сожалению, немало наших общих планов осталось нереализованными из-за его раннего ухода. Я думаю, ему было удобно, комфортно выступать со мной. Обсуждение деталей наших совместных выступлений происходило как-то естественно, между делом, ведь атмосфера дома была пронизана музыкой и располагала к постоянной работе. Наилучшим документом, по которому можно судить о совместной работе отца со мной или с моей сестрой, являются записи. Они сразу всё скажут об уровне нашего совместного исполнительства. Ну а за этим, конечно, стоит долгая кропотливая работа, да и просто вся наша совместная жизнь.
— Многие солисты делают выбор в пользу дирижирования, лишь пройдя длинный путь солиста. Вы же сделали этот выбор очень рано...
— Я даже не могу сказать про себя, что я выбирал дирижирование, в смысле — долго рассуждал, какой выбор сделать. Выбор делали другие музыканты-солисты, а я — нет. Я сознательно шёл к дирижёрской профессии. Для меня этот вопрос был решён сразу и на всю жизнь.
— Какие черты нашего времени привносят в исполнительство современные молодые дирижеры?
— Смотря какие дирижеры... Если это, к примеру, Густаво Дудамель, то он привносит многое, но ведь есть и такие, для кого самое важное — поскорее дорваться до дирижерского пульта, а уж о привнесении ими чего-то нового в исполнительство говорить можно будет не скоро. Очень сложно судить обо всех. Рано или поздно наступает момент смены поколений, и важно, чтобы уровень приходящих был не ниже уровня уходящих, а еще лучше — чтобы превосходил этот уровень. Для молодых дирижёров ситуация осложняется тем, что современные оркестры хорошо оснащены технически, играют сильно, качественно. Для того чтобы быть руководителем такого коллектива, нужно соответствовать уровню входящих в него музыкантов, нужно иметь право управлять таким коллективом. Не право, закреплённое в контракте, а право неписанное, заслуженное.
— Иногда можно услышать и противоположное мнение — что качество нынешних оркестров падает.
— Знаете, тут есть смысл говорить о прогрессе у отдельных групп инструментов. Если взять духовые, то сегодня их игра по качеству значительно выше того, что было десятилетия назад. Современная духовая школа сделала значительный скачок по сравнению с прошлым, и вы можете удостовериться в этом по записям. Но если взять струнников и сравнить их с музыкантами советского периода, то заметно, что мастерство нынешних оркестрантов упало. Это характерно для всех российских коллективов. Ну а если говорить лишь о солистах, о мастерах-исполнителях, то великие наши инструменталисты или певцы прошлого, безусловно, превосходят нынешних. Тут даже не о чем спорить. Ведь солист — это уникальная личность, никем не заменяемая индивидуальность, и таких сегодня, конечно, встретить на сцене довольно трудно.
— Участвуете ли вы в работе жюри конкурсов скрипачей или дирижеров?
— Не люблю. Единичные случаи были, но никогда не получал от этого удовольствия. Я не вижу, чтобы в нынешних конкурсах было зарыто зерно справедливости и правды. Нередки факты, когда члены жюри занимаются разного рода неправедными делами и протаскивают в очередные туры своих учеников. Поэтому я отказываюсь работать в жюри. Согласитесь, подчас становится смешно, когда в прессе высказывают надежду на то, что очередной конкурс Чайковского будет честным. Получается, что предыдущий был нечестным? Но тем не менее я готов верить, что предстоящий конкурс Чайковского вернёт свое былое реноме.
— Не считаете ли вы, что произведения Паганини стали исполнять всё реже — и в мире, и у нас?
— Я не особо слежу за этим. Но могу сказать, что играть Паганини всегда очень сложно. Для исполнения его произведений нужно обладать выдающимися как исполнительскими, так и личностными качествами. Таких исполнителей и раньше было немного, единицы — и тогда, и сейчас. Сегодняшние молодые музыканты имеют возможность прослушать на своих гаджетах любое исполнение и поэтому предпочитают не думать самостоятельно, а лишь стараются скопировать кого-то из великих, тогда как раньше исполнители до всего доходили сами.
— Действительно ли азиатские музыканты вытесняют со сцены европейских?
— Характер, упорство, труд в большей степени свойственны людям, проживающим в азиатском регионе. Я слышал, что в Китае 50 миллионов одних только профессиональных пианистов. Это больше, чем население Франции. Ну и слава Богу, пусть играют. Если бы у нас столько народу играло на фортепиано, то, может, наша жизнь во многом была бы легче?
— Думаете, есть связь между развитием цивилизации и развитием культуры?
— Конечно! Культура это же не только живопись, музыка и литература. Культура — это то, как ты вилку держишь, чистая ли у тебя обувь, по правилам ли ты переходишь дорогу. Если человек культурен в быту, его уже можно назвать культурным. Ну не будет он любить музыку, так будет любить что-то другое — театр или живопись. Не может он ходить чистым, аккуратным — и не любить в искусстве ничего.
— Довольны ли вы успехами своего сына, скрипача Дмитрия Когана?
— Конечно, доволен. Если есть успех, это всегда хорошо, особенно когда он является результатом собственного труда.
— Вы выступаете с ним вместе?
— Нет. Каждый из нас идет своей дорогой.
— Как часто в вашем оркестре происходит ротация? Много ли молодежи?
— Я руковожу оркестром 26-й год. Каждому понятно, какой была ситуация во всех оркестрах в 90-е годы, какой тяжелый период тогда переживали все российские творческие коллективы. Ротация, текучесть кадров в то время была очень высокой. Всё это было обусловлено объективными причинами. Но сегодня в оркестре много талантливой молодежи. И я вижу в них неподдельный интерес к своему делу. У них есть хорошие амбиции, которыми должен обладать исполнитель. Им хочется расти в своей профессии, показывать себя с лучшей стороны, быть хорошими ансамблистами.
— Какие планы на предстоящий сезон у вашего оркестра, посещаете ли вы города России?
— Время от времени мы выступаем в городах недалеко от Москвы, а в ноябре на протяжении двух недель у нас большие гастроли в США. 30 сентября мы открываем сезон произведениями французской музыки в концерте, посвященном юбилею моей мамы. Там будет Сен-Санс, Берлиоз, Дебюсси и Равель. А концерт, посвященный юбилею отца, состоится 11 декабря.
— Как вы думаете, у человека есть потенциал для того, чтобы эволюционировать к своему сверхобразу? Если говорить о музыке, то возможно ли со временем появление более совершенной исполнительской техники, а может, что-то новое откроют в музыке будущие композиторы? Или же человек как вид деградирует, и, соответственно, от музыки будущим поколениям нечего ожидать?
— Я уверен, что в каждом человеке заложен потенциал для развития. Порой люди даже не подозревают, на что они способны. Другой вопрос, что они чаще всего даже не докапываются до своих собственных глубин, не пытаются выявить в себе скрытые возможности, так что проблему я вижу в этом. Деградацию в современном человеке, конечно, заметить можно. Также есть мнение, что чем лучше человек живет, чем комфортнее, сытнее и свободнее, тем меньше он становится способным к творчеству, тем большему распаду подвергается и общество в целом. История вроде бы подтверждает эту теорию многочисленными фактами биографий гениев, которые творили в нищете, в нужде. Но я считаю её надуманной. Я уверен, что в современном мире человек должен жить стабильно, благополучно и комфортно, но при этом ставить перед собой великие цели и стремиться к их достижению, непрестанно занимаясь своим развитием.
Беседовала Ольга Юсова
