Небольшую, но не лишенную интереса часть творчества составляет камерная вокальная лирика Глазунова. Если не считать юношеских незрелых сочинений, которые сам композитор не счел возможным предать гласности, то число написанных им романсов едва превышает два десятка. Как и его учитель Римский-Корсаков, Глазунов тяготеет преимущественно к светлым, ясным и цельным настроениям. Особенно его привлекала поэзия Пушкина, на слова которого написана и значительная часть романсов Римского-Корсакова. Общую для обоих композиторов черту составляет известная сдержанность выражения, редко достигающего драматической силы или восторженной страстности чувства. У Глазунова это приобретает иногда характер холодноватой созерцательности. Зрелые его романсы отличаются тщательной разработанностью фактуры, вниманием к деталям изложения, с акцентом на те или иные моменты текста, не нарушающим цельности и законченности формы.
Большая часть их была написана в период 1885–1898 годов. Только некоторые из пяти романсов ор. 4 относятся к более раннему времени и не вполне самостоятельны стилистически. Таков романс «Соловей» на слова Кольцова, еще в 60-х годах привлекший внимание Римского-Корсакова. Как и его учитель, Глазунов придает музыкальному воплощению этих стихов ориентальную окраску, выраженную в ходе мелодии на увеличенную секунду, понижении II и VII ступеней лада и фригийском окончании. В Испанской песне и Арабской мелодии, написанных на подлинные народные слова, но с оригинальной музыкой композитора, отразились его впечатления от поездки с М. П. Беляевым по Испании и Алжиру в 1883 году и знакомства с музыкой населяющих эти страны народов.
К поэзии Пушкина Глазунов неоднократно обращался в ранних ученических опытах, но первыми зрелыми сочинениями на слова любимого поэта были два романса, созданные в 1888–1890 годах: «Вакхическая песня» («Что смолкнул веселия глас») и «Восточный романс» («В крови горит огонь желанья»). Оба романса Асафьев относит к лучшим в вокальной лирике Глазунова. В них нашли яркое и выразительное отражение основные стороны творчества композитора: спокойная, мудрая ясность мысли и склонность к чувственному созерцательному лиризму. Слова пушкинской «Вакхической песни» музыкально интерпретированы как философский монолог, речь мудреца в момент сосредоточенного раздумья посреди веселого пиршества. Декламационная вокальная партия сдержанно, неторопливо развертывается на фоне арпеджированных аккордов, имитирующих звуки лиры, и только заключительная фраза — «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» — звучит как восторженный жизнеутверждающий клич. Музыка «Восточного романса» (Заглавие принадлежит композитору, в стихотворении Пушкина, написанном на выбранные строки из «Песни песней», его нет.), в отличие от глинкинского на те же слова, полна ленивой неги и истомы: медленный темп и своеобразные ладовые «переливы», вызываемые чередованием натуральных и пониженных ступеней (II,VI и VII), придают обильно орнаментированной узорчатой мелодии смешанный характер напряженной чувственной экспрессии и оцепенелой статики.
В традиционных формах, получивших широкое распространение в русской вокальной лирике начиная с Глинки и его современников, написаны «Застольная песня» («Кубок янтарный полон давно») в ритме мазурки и «Красавица». Лучшие из пушкинских романсов Глазунова отличаются тонкостью нюансировки, чуткой отзывчивостью музыки на все изгибы поэтической речи, не нарушающей, однако, единства целого. К их числу относятся «Муза», к которой больше подходило бы определение «стихотворение с музыкой», прелестная по изяществу вокальная миниатюра «Нереида». Короткие арпеджированные пассажи выполняют в этом романсе звукописную роль (всплески волн у берегов Тавриды) и одновременно передают нежную хрупкость прекрасной юной «полубогини».
Поэтичностью настроения привлекают два романса на слова сонетов Петрарки в переводе А. А. Коринфского. В первом из них «Жили мы у подножья холмов», окрашенном в идиллически-пасторальные тона, обращает на себя внимание тонкая игра света и тени, создаваемая частыми сменами мажорного и минорного колорита и выразительными модуляциями. Более суровыми драматическими тонами окрашен второй романс «Когда твои глаза встречаются с моими» с медленно нисходящими рядами арпеджированных кварто-квинтовых созвучий в партии фортепиано, вызывающими впечатление глухо доносящегося издалека унылого колокольного звона.
Ю. Келдыш
