Реквием Джузеппе Верди не случайно иногда называют 27-й его оперой. Оркестровые краски здесь так созвучны близким по времени творениям Мастера («Аида», «Отелло»), а тема квартета Lacrimosa и вовсе дословно использована в поздней редакции «Дон Карлоса» (сцена оплакивания Родриго, часто купируемая).
Не стану утомлять наших читателей перечнем общеизвестных фактов об истории создания шедевра. Немного личного. Сделавшись ярой «вердинисткой» лет эдак в 15, во многом благодаря замечательной книге Франца Верфеля «Верди. Роман оперы», первый свой Реквием я купила на двойном «виниле» — EMI Records, 1979 г.под управлением Риккардо Мути. Выучив основательно, ещё и с клавиром в руках практически все сольные и ансамблевые номера (кроме хоров), имела дерзость не вокального использования отдельных полюбившихся фрагментов. До сих пор жаль, что строгие правила советского ГМУ им. Гнесиных не позволили исполнить на Госэкзамене в качестве медленной пьесы Ариозо тенора — Ingemisco tanquam reus — фактура словно сама ложилась под пальцы и звучала на альте как родная, педагог была приятно удивлена! Но зато читала на студенческом вечере по-итальянски как мелодекломацию монолог Франчески из «Божественной комедии» Данте на финальное соло сопрано с хором Requiem aeternam — это незабываемо!
Счастье первого живого Реквиема тоже из тех воспоминаний, что на всю жизнь. Приезд Ла Скала в Москву в 1989 году. Специально перенесённая в БЗК по воле маэстро Мути генеральная репетиция Реквиема для всех, кто не сможет попасть в Большой театр: студентов, преподавателей консерватории и т.д. Сидели на ступенях амфитеатра вплотную с мэтрами из ВСГ «Мелодия»! Большой зал тогда был официально закрыт на реставрацию, опасались, что балкон может рухнуть. Непередаваемо то залихватское ощущение «да и пусть всё развалится, сейчас и умереть не страшно» от переклички труб в Dies Irae, которой вертящийся на высоком стуле огненноглазый неаполитанец Мути управлял, как ветхозаветный пророк.
Потом было ещё несколько живых исполнений Реквиема и множество аудио- и видеозаписей. Но всегда хотелось хотя бы акустически представить премьеру 22 мая 1874 года Заупокойной мессы Верди в храме Сан-Марко в Милане под управлением самого автора. Такую возможность любезно предоставил мне Фонд Бельканто, чьим флагманским концертным залом служит Евангелическо-Лютеранский Кафедральный Собор Святых Петра и Павла. Неожиданно огромный за скромным фасадом в Старосадском переулке, очень дружественный внутри храм с прекрасным органом и замечательной акустикой.
И вот здесь сразу об одной догадке, почему при жизни Верди его Реквием после премьеры ни разу не исполнялся в церкви, а только в Ла Скала и прочих театрально-концертных залах. Благодатная для солирующего голоса храмовая долгая реверберация сливает в некое звуковое месиво тутти хора и оркестра. В золотой середине зала (главного нефа Собора) кульминация Dies Irae и тем более хоровая двойная фуга Sanctus воспринималась как акустическая перегрузка помещения. Замечу, это на современное моё ухо, привыкшее к многоканальной по сути даже трансляционной звукозаписи, где прозрачность и баланс групп инструментов и голосов обеспечены грамотным микшированием. Но что делать, за удовольствие сидеть под стрельчатыми высоченными арками в намоленном пространстве можно и пожертвовать разборчивостью мелких деталей в мастерском хоровом исполнении Государственной академической хоровой капеллы России имени А.А. Юрлова под руководством Геннадия Дмитряка.
Симфонический оркестр Министерства обороны Российской Федерации — само название коллектива несёт в себе когнитивный диссонанс для меломана. Потому как военная музыка — прежде всего духовые инструменты. Однако в оркестре полноценная струнная группа, к тому же, в основном из прекрасных дам, включая концертмейстера, первую скрипку. Можно придраться к нескольким нечётким атакам и снятиям и к «условному» унисону виолончелей во вступлении к Offertorio. Можно отдельно похвалить соло гобоя в Ариозо тенора и посочувствовать трубачам, чья перекличка в Dies Irae обошлась без киксов, но чуть надтреснутый тембр натруженных на площадных парад-алле губ был слышен. Но в целом звучание оркестра было вполне пристойным, сравнимым с академическим и, главное, в разы лучше их же трансляционной записи на You Tube Реквиема Верди в этом же Соборе в феврале 2020-го. У Начальника оркестра Министерства обороны дирижёра Сергея Дурыгина по-военному чёткая рука, адекватные темпы и нюансы.
Про квартет солистов начну с верхней строчки, с партии сопрано. Если про неудавшийся проект Верди создать коллективный Реквием памяти Дж. Россини и, в результате, посвящённый им лично итальянскому писателю-классику А. Мандзони, написано в каждой энциклопедической статье, то другое посвящение Реквиема, гораздо более личное, находится в тени.
Участница мировой премьеры 1874 года — чешская сопрано Тереза Штольц, не просто любимая исполнительница главных партий, лучшая Аида, но преданная Муза осенних дней великого Верди. Рассуждать сейчас, насколько их роман был платоническим, бессмысленно. В чешском источнике мне встретилось не нуждающееся в переводе: «они миловалися». Кто знает? Факт, что именно Тереза скрасила последние годы овдовевшего старца Джузеппе, она закрыла его глаза на смертном одре, она, будучи моложе на 21 год, ушла в мир иной всего лишь на год позже Мастера…
Галерея прекрасных сопрановых партий, начавшаяся с Абигайль в «Набукко», в которой блистала и, увы, потеряла голос верная главная спутница Верди Джузеппина Стреппони, завершается великим даром поздней горькой любви, партией сопрано в Реквиеме, написанной специально для Терезы Штольц (в появившихся позднее «Отелло» и «Фальстафе» сопрано не играет ведущую роль). К моменту миланской премьеры Штольц исполнилось 40 лет. То есть, партия рассчитана на зрелое сопрано в расцвете вокальной техники и женской мудрости. Кстати, после триумфальной премьеры «Аиды» и Реквиема в европейских столицах Тереза Штольц и Верди приехали покорять Реквиемом Санкт-Петербург и Москву в 1876. Суровая зимняя простуда в нашей Северной Пальмире положила конец вокальной карьере певицы. Поистине, роковую власть или «Силу судьбы» имели посвящённые главным женщинам Верди творения!
Наша сопрано, Екатерина Мирзоянц, солистка театра «Новая опера», ещё очень молода. Её лирический голос свеж, трепетен, гибок. Скорее всего, это дебют в партии. Тогда удачно. Особенно хороши ансамбли, с чутким слышанием партнёров, интонационно чисто. Коварство партии — основной огромный монолог с хором Libera me в самом конце произведения, длящегося более 80 минут. Технически разве что нижние «до» в tremens factus не вполне были озвучены, да верхний си-бемоль в финальном такте requiem не на трёх пиано с филировкой, как в нотах (это дико трудно!), а резко и на форте. В целом у Екатерины Мирзоянц пока превалирует понятный приоритет вокальных задач, не дающий полностью отдаться философской глубине исполняемого.
Солистку Большого театра Евгению Сегенюк не случайно объявили не меццо-сопрано, а контральто. Редчайший глубоко бархатный тембр этой певицы, практически баритон в нижнем грудном регистре, не раз удивлял в спектаклях, где ей, увы, чаще всего достаются сейчас небольшие партии, вроде Няни в «Евгении Онегине». Кубатура Собора такому голосу в самый раз. Но здесь Евгения Сегенюк показала себя тонким музыкантом c безупречной интонацией, умеющим подстроить свой поистине «вагнеровский» инструмент к партнёрам. Меццо солирует первой, начиная решительным речитативом Liber scriptus, переходящим в короткое выразительное ариозо …nil inultum, в котором слышны горделиво-страдающие интонации Амнерис. И как же здорово, что наши дамы отличались тембрами между собой, небесно-голубого оттенка сопрано и тёмно-бордовый тон у меццо-контральто ярко контрастировали в дуэте Agnus Dei (Довелось слышать живьём Реквием, где меццо от сопрано вообще не отличалось — тоскливо!).
У тенора в Реквиеме самый эффектный сольный номер. Тесситурно ариозо Ingemisco tanquam reus сложнее многих вердиевских героических арий (вспомните мою попытку инструментального переложения, уж не думал ли автор об Идеале вне капризов голосовых связок?). Но справившийся с неудобными верхами премьер рискует впасть в эйфорию самолюбования, совсем неуместную. Например, не тянет переслушивать Ingemisco у любимого Франко Корелли — вокальный гедонизм затмевает «про что поём». И ещё. Из приватного разговора с умнейшей нашей сопрано, исполнившей Реквием на BBC в звёздном составе. В ответ на мою сдержанную похвалу её маститому партнёру услышала: «Тенор в Реквиеме — прежде всего, о жертве. А он это не понимает, вообще». Наш тенор, солист «Геликон-оперы» Виталий Серебряков проникновенно передаёт духовный посыл дивной красоты темы Qui Mariam absolvisti. Удивительно, как человек, поющий в театре драматический «тяжёлый» репертуар вроде Германа или Канио может так собрать и высветлить голос, оставив узнаваемым благородно-мужественный тембр, так передать божественное в антиклерикальной, как считали современники Верди, музыке. И пусть была пара досадных помарок в Ingemisco — не суть. Зато ставшая роковой в Ла Скала для лучшего отечественного драмтенора XX века фраза в Offertorio — Hostias et preces tibi, Domine, laudis offerimus (Жертвы и молитвы тебе, Господи, и хвалу возносим) — прозвучала у Серебрякова практически эталонно, на два пиано, с изящной трелью, из разряда: «… и слушаешь, и таешь». Не случайно Виталий Серебряков единственный, кто остался в составе от предыдущего исполнения Реквиема в Соборе год назад. В ноябре 2020 на сцене «Геликон-оперы» состоялся дебют артиста в Реквиеме Верди в парадоксальной инсценированной версии в вольном русском переводе, посвящённой 75-летию Нюрнбергского процесса.
Самый юный и совершенно «незасвеченный» в Сети участник — бас Никита Волков. Недавний выпускник Академии хорового искусства. Где работает (служит) сейчас — вопрос. Голос с огромным потенциалом, заставивший вспомнить по типу звучания ну очень громкое имя, ставшее легендой при жизни (не назову, чтоб не делать авансов, слышала того классика живьём на концерте в Большом театре в 1983-м). И всё, вроде бы, благополучно у баса Волкова по уртексту, по ансамблям. Разве что дикции в принципе маловато. Но как раз соло баса – Confutatis – понравилось меньше всего. Возможно и потому, что номер идёт встык за Ариозо тенора. Насколько там было осмысленно и прочувствовано, настолько здесь формально и холодно.
Попытки «оживить» и наполнить новой драматургией Реквием Верди стали чуть ли не традиционными. Кроме уже упомянутого Нюрнбергско-русского варианта в «Геликоне» (глаза всё время хотелось опустить вниз, ну не могу я смотреть «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма, а видеоряд был словно оттуда), довелось однажды наблюдать на сцене КДС «гибрид» Реквиема Верди и «Страшного суда» Микеланджело, весьма специфическое зрелище!
Организаторы нынешнего исполнения в качестве декора использовали видеоинсталляцию: Вселенная глазами телескопа Hubble. Первые полчаса мерцающие звёзды, туманности и кометы на стенах и потолке Собора нравились. Но позже начали утомлять и мешать, особенно когда оказалось, что алгоритм картинок машинный, случайный, и на нежнейшее соло вдруг летит темная глыба планеты или астероида. А потом и вовсе вспомнилось, как два года назад на органном концерте в этом же зале стены разукрашивал тот же самый дежурный телескоп Hubble.
Может быть, ну его, телескоп? В московском Планетарии тоже теперь концерты бывают, вот там уместно. Создатель самого первого телескопа, великий Галилео Галилей, был, как известно, сыном одного из «отцов-основателей» оперного жанра, Винченцо Галилея. Но вряд ли Галилей младший, лютнист и певец-любитель, музицировал, наблюдая за звёздами. Музыкальное совершенство не нуждается во «Вращении небесных сфер» — пардон, это уже Коперник.
