Владимир Стоянов, один из ярчайших баритонов современности, известен как исполнитель бельканто и, в особенности, опер Верди.
На оперной сцене дебютировал в «Доне Карлосе» Дж. Верди в Софии в 1996 г., а в 1998 г. — уже на итальянской сцене — в театре Сан Карло в Неаполе, где исполнял заглавную партию в опере «Макбет» Дж. Верди.
Выступает на ведущих оперных сценах: театре Ла Скала в Милане, Цюрихской опере, театре Ла Фениче в Венеции, Мерополитен-опере в Нью-Йорке, Римской опере, театре Комунале в Болонье, Карло Феличе в Генуе, теаре Реал в Мадриде, театре Лисео в Барселоне, Венской государственной опере, Немецкой опере в Берлине, Берлинской государственной опере, Арена ди Верона, театре Реджо в Парме, Дворце искусств королевы Софии в Валенсии, театре Маэстранца в Севилье, Национальном центре исполнительских искусств в Пекине, Большом театре, токийской Новой национальной опере, фестивале «Флорентийский музыкальный май», театре Массимо в Палермо, Муниципальном театре в Сантьяго / Чили, Баварской государственной опере в Мюнхене, Концертгебау в Амстердаме, Дворце изящных искусств в Мехико.
Сотрудничал со многими известными дирижерами, среди которых Зубин Мета, Даниэль Орен, Юрий Темирканов, Сейджи Озава, Марис Янсонс, Пласидо Доминго, Риккардо Мути, Мунг-Вун Чунг, Марко Армильято, Донато Ренцетти, Филипп Жордан, Джанлуиджи Джельметти, Стефано Ранцани, Эвелино Пидо, и такими режиссерами, как Уго де Ана, Франко Дзеффирелли, Дэвид МакВикар, Роберт Карсен, Стефан Херхайм, Эмилио Саджи, Игнасио Гарсиа, Пьер Луиджи Пицци, Стефано Пода, Лео Мускато и многими другими.
В Большом театре москвичи смогут услышать Владимира Стоянова в роли Ренато в опере Дж. Верди «Бал-маскарад». Мы побеседовали с болгарским баритоном в преддверии его выступлений в Москве.
— Владимир, в каком возрасте вы поняли, что пение — это ваше призвание? Как решили посвятить себя опере?
— Я начал петь в возрасте пяти лет, именно тогда мама отвела меня в детский хор городского театра в моем родном Пернике, небольшом болгарском городе. В этом же возрасте я начал заниматься фортепиано и изучать теорию музыки.
Позже окончил Национальную музыкальную академию имени Панчо Владигерова в Софии. Первые годы моей карьеры в Болгарии были непростыми. Но потом мне посчастливилось познакомиться с Николой Гюзелевым. Эта встреча стала поворотным моментом для всей моей жизни.
Находившийся в то время на вершине своей международной карьеры Гюзелев пригласил меня обучаться под его руководством в Болгарской академии «Борис Христов» в Риме. Это была необыкновенная удача. Мы много времени посвящали совершенствованию вокальной техники. В этот период мне не позволялось «интерпретировать» характер персонажей, мы работали над дыханием, голосом. Никола хотел, чтобы я идеально усвоил технику, и только после того, как маэстро убедился, что я достаточно готов, мы перешли ко второму этапу работы — толкованию характеров героев и либретто.
Маэстро был настоящим волшебником, мастером бельканто. Он был не только моим педагогом, но и хорошим другом. Невозможно в двух предложениях описать масштаб этой личности. Его харизма, талант и техническая подготовленность оказали фундаментальное влияние на меня. Никола Гюзелев скончался в 2014 году, и я каждый день ощущаю эту утрату.
Вообще, болгарская вокальная школа, созданная в свое время Христо Брамбаровым, дала много артистов с мировым именем: Гена Димитрова, Николай Гяуров, Райна Кабаиванска, Анна Томова-Синтова и многие другие.
Болгарские певцы всегда занимали заметное место в мировой опере. На мой взгляд, этот феномен, кроме прочего, можно объяснить античными традициями фракийских мистерий, в которых пение занимало центральное место. Ведь по легенде, мифический герой Орфей родился в наших землях, в Родопских горах. Так что волшебство болгарских голосов имеет и историческое объяснение, если так можно выразиться.
Я пою по всему миру, довольно часто приходится выступать и с моими соотечественниками. Подобные встречи всегда приятны не только дружеской атмосферой в процессе репетиций, но и благодаря высокому профессиональному уровню болгарских коллег.
— В 1998 году вы дебютировали на итальянской сцене — в театре Сан Карло в Неаполе, где исполнили в заглавную партию в опере «Макбет» Дж. Верди.
— Дебют в театре Сан Карло — один из прекраснейших и важнейших моментов моей жизни. Я много и упорно трудился, готовясь к этому дебюту, и благодарен тем, кто поверил в меня тогда.
Вообще петь в Италии, на родине бельканто, это мечта любого оперного певца. У итальянцев опера и пение в крови. Для меня было очень важно, чтобы именно в Италии меня начали воспринимать в качестве исполнителя бельканто, в особенности, опер Верди.
— И вам это удалось! Ведь в конце 2019 года вы стали «рыцарем Верди», а подобный титул присуждается почитателями творчества великого итальянского композитора за особые заслуги в распространении и популяризации творчества Верди.
— Для меня эта награда имеет особое значение. Без колебаний могу сказать, что это важнейшее признание моего труда на сегодняшний момент.
Хочу немного рассказать вам об этой награде, учрежденной созданным в 1958 в Парме «Клубом двадцати семи», в основе названия — 26 опер плюс «Реквием» Верди, итого 27 произведений. Публика в Парме исключительно требовательная, оперы Верди возведены там в культ, и мне потребовалось 20 лет непрестанного упорного труда, чтобы стать «Рыцарем Верди». (До Владимира Стоянова титула кавалера Верди были удостоены Ренато Брузон, Пьеро Каппуччилли, Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Хосе Каррерас, Ферруччо Фурланетто, Микеле Пертузи, Мирелла Френи, Рената Тебалди, Риккардо Мути, Зубин Мета, Романо Гандольфи, Клаудио Аббадо и др. — прим. автора.)
Само награждение произошло совершенно неожиданно для меня. Я принимал участие в одном концерте в Парме, и буквально перед моим выступлением на сцену поднялись два члена «Клуба двадцати семи» и вручили мне медаль, объявив публике, что я удостоен такой чести за «исключительно глубокую интерпретацию образов Верди». Я был несказанно тронут и ужасно взволнован, а ведь надо было еще петь!
Постоянные посетители Театра Реджо в Парме довольно консервативны, там строго следят, чтобы интерпретация образов соответствовала «предписаниям» самого композитора. К каждой опере существует большое количество заметок маэстро, каким он видит того или иного героя, как надо петь и исполнять музыку. Все это непросто, поэтому многие мои коллеги — известные певцы — предпочитают не выступать в Театре Реджо, чтобы не быть освистанными местными почитателями таланта Верди.
Вообще награды — это нечто особенно важное для нас, артистов. Они олицетворяют признание нашего искусства публикой, дают нам мотивацию не останавливаться, постоянно стремиться к самосовершенствованию.
— Вы всемирно признанный «вердиевский баритон», как вы воспринимаете величайшего итальянского композитора?
— Верди — гений. Это был человек, глубоко сопереживающий, остро чувствующий несчастия и страдания других людей. Не стоит забывать и о его социальных проектах, например, о строительстве Дома отдыха для престарелых музыкантов в Милане. Верди был человеком, для которого этика и мораль — не пустые слова.
Его отношение к религии не было простым, но когда я был на его вилле, то обратил внимание, что Библия была единственной книгой, лежавшей рядом с его кроватью. Для меня Верди уникален и неповторим, как композитор и как личность.
Мне довелось исполнить 20 ролей из опер Верди, но наиболее важной для каждого «вердиевского баритона» я считаю роль Риголетто. С чисто вокальной точки зрения, она крайне сложна: здесь высокая тесситура, необходимо умение петь на мецца воче.
В драматургическом плане характер персонажа содержит тысячи нюансов. Исполнитель должен переключаться от радости к боли, от смеха к слезам, от ревности к чистой отцовской любви. Божественная музыка Верди трогает сердца всех людей.
— Есть ли у вас эталон баритоновых партий?
— Да, для меня это однозначно итальянский баритон Пьеро Каппуччилли. Мне нравятся и другие исполнители, как, например, Титта Руффо, Этторе Бастианини, Тито Гобби, но Каппуччилли — это для меня непревзойденный образец сценического мастерства и певческого искусства. Записи его выступлений не перестают вдохновлять меня.
— В 2018 году в премьере оперы «Бал-маскарад» в Большом театре вы исполнили роль Ренато, сейчас мы снова сможем вас услышать в этом спектакле. Ваши впечатления от постановки Давиде Ливерморе?
— Это исключительно интересная продукция, выдержанная в стиле фильмов Хичкока, в ней много тревожных, «темных» акцентов в стиле нуар и саспенса. Видеоряд, сопровождавший спектакль, создает атмосферу кино.
Я до этого уже имел удовольствие работать с Давиде Ливерморе в театре Аррьяга де Бильбао, где он ставил оперу «Сицилийская вечерня» Дж. Верди.
— Что для лично вас Ренато?
— Ренато — сильный характер. Это патриот, супруг и друг.
Его действия вызваны сильными инстинктами. При этом он гуманен. Я бы сказал, что его поступками руководит страсть, как наверное это было бы у большинства людей в подобной ситуации. Он любит свою жену Амелию, но это чувство не взаимно. Ренато любит и своего друга Риккардо, но чувствует себя преданным им. И эта взрывная смесь эмоций толкает его на преступление. Постановка Давиде Ливерморе великолепно позволяет герою Ренато выразить все эти чувства.
С музыкальной точки зрения, роль Ренато — настоящий шедевр. В ней есть глубокие драматичные моменты, которые сочетаются с чистым бельканто, как, например, в арии «Eri tu», в которой баритон поет под аккомпанемент арфы.
— Вы не единожды выступали в Москве, какие у вас впечатления от русской публики? Чувствуете эмоциональный отклик?
— Петь в Большом театре — непередаваемое ощущение. В этом прекрасном театре отличная акустика, в оркестре и хоре заняты профессионалы высокого уровня. Там очень хорошо работается, я чувствовал себя как дома.
Русская публика исключительно внимательна. Для артиста крайне важно установить контакт с публикой, чувствовать, что из зрительного зала идет позитивная энергия — именно такое ощущение было у меня в Москве. Было много аплодисментов, положительных отзывов и искренних добрых слов.
Для меня огромная честь и радость петь в России, ведь русская оперная школа, оставила глубокий след в мировом оперном искусстве, дала нам такие имена как Елена Образцова, Ирина Архипова, Евгений Нестеренко и, конечно, же многие другие.
Со многими русскими артистами меня связывают дружеские отношения, не буду называть их поименно, чтобы никого не пропустить. Все они большие профессионалы и прекрасные люди. Я всегда был и остаюсь большим поклонником Дмитрия Хворостовского, которого, к сожалению, уже нет среди нас.
— Что вам близко из русского репертуара? — Особое место в моей душе занимает музыка Чайковского. Мне нравится роль князя Елецкого, которую я несколько раз исполнял в Метрополитен в Нью-Йорке, в Королевском театре Ковент-Гарден в Лондоне и в Опере Амстердама.
Близка мне и музыка Римского-Корсакова. Опера «Царская невеста» поражает эпичностью и глубиной музыки. Мне посчастливилось исполнять партию Григория Грязного под управлением маэстро Владимира Федосеева в Опере Цюриха и в Москве в зале Чайковского — эти воспоминания занимают важное место в моем сердце.
— Как вы видите развитие оперного искусства?
— Предыдущий год нанес сильный удар по оперному искусству, это было тяжелое время для всех, кто работает в театре. Артисту необходима связь с публикой, опера — это социальный вид искусства, если можно так выразиться. Без прямого контакта со зрителями опера не может существовать.
Если говорить о развитии оперного искусства вообще, безотносительно к пандемии, то я бы сказал, что опера постоянно развивается, как и всё на нашей планете. У нее есть свой эволюционный путь, невозможно ожидать что певцы в наше время будут вести себя на сцене так же статично, как это было, допустим, 50 лет назад.
Сейчас опера «вынуждена» жить в ногу с современными технологиями, в эпоху социальных сетей. Музыку Верди нельзя оценить «лайком» или «дизлайком» в Фейсбуке, а все его герои имеют сложные характеры, их нельзя однозначно отнести к хорошим или плохим.
Та скорость, с которой мы сегодня живем, на мой взгляд, чужда опере. Для творчества необходимы время и тишина; необходим более медленный темп жизни, чтобы проникнуть в самые глубины человеческой природы, чтобы получить то волшебство, которое присуще музыке Верди.
Когда я бываю на вилле композитора в Сант-Агате, рассматриваю интерьеры, в которых он жил, предметы, которыми он ежедневно пользовался, читаю его письма, меня посещает чувство, что из-за скорости нашей жизни мы рискуем утратить саму суть творчества Верди.
Определенная проблема заключается в том, что довольно часто режиссеры делают постановки, которые не имеют ничего общего ни с музыкой, ни с либретто, ни с замыслом композитора. Внимание зрителя пытаются привлечь «голыми» сценами или сценами насилия, реками крови и тому подобным. На мой взгляд, так быть не должно, необходимо соблюдать определенные рамки, у нас нет права нарушать алгоритм произведения, созданного автором.
Когда интерпретация сделана со вкусом, то она всегда хороша. К сожалению, хороший вкус — это большая редкость, как в жизни, так и на сцене.
Беседу вела Анастасия Бубенец
Фото с официального сайта Владимира Стоянова
