На концертном исполнении «Нормы» Беллини в «Зарядье»
Если бы не знаковое концертное исполнение «Нормы» Беллини на открытии нынешнего сезона в Красноярском театре оперы и балета имени Д.А. Хворостовского, оставившее яркое – поистине фантастическое! – впечатление, общее послевкусие от концертного исполнения этой же оперы в МКЗ «Зарядье», которое состоялось 18 октября, было бы намного позитивнее и благодатнее! Но всё познается в сравнении: в ситуации, когда красноярский и московский одноименные проекты были разделены всего-то месяцем, сопоставление напрашивалось само собой.
Насколько бы гениально, популярно, желанно или просто любимо ни было то или иное оперное произведение, насколько бы хороши (известны или не очень) ни были оркестр с дирижером и хор, порыв влиться в число слушателей концертного зала, в конечном счете, всегда определяется составом певцов-солистов. Тем более это актуально, когда речь идет о такой драгоценной жемчужине бельканто, которой и предстает суперпопулярная, однако нечасто исполняемая опера Беллини с несколько странным для русского слуха, но таким красивым при «полном погружении» в него названием «Норма».
Каков же исполнительский расклад был на этот раз? Оркестр – Московского музыкального театра имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. О’кей – вариант ожидаемый, ибо сегодня «Норма» – в репертуаре этого театра. Дирижер – Ариф Дадашев, и по факту это всего лишь следовало принять к сведению, так как с оркестровой красочностью и упоительностью беллиниевского мелоса заведомо не сложилось. Дирижер так и не смог «раствориться» в певцах: оркестровой подкладки бельканто не получилось. При явной разбалансированности звучания гипертрофированно грубая оркестровая ткань, едва ли не взывая к страстям Верди, а не Беллини, трепету души, увы, не способствовала…
Хоровую поддержку этому исполнению оказал Академический Большой хор «Мастера хорового пения» Радио «Орфей» (художественный руководитель и главный дирижер – Лев Конторович), и второй после оркестра коллективный участник проекта в Москве оказался, как всегда, на высоте профессионального мастерства. Внимать изумительно «прозрачным», но рельефно выразительным хоровым страницам партитуры Беллини «Мастера хорового пения» заставили с подлинно меломанским трепетом. От хора переходим к солистам, но от их ансамбля отсечем пару вспомогательных – чисто номинальных – персонажей, погоду в этой опере не делающих, но упоминания как неотъемлемая часть проекта заслуживающих: Флавий – тенор Валерий Макаров, Клотильда – сопрано Кристина Клейн.
И тогда остается «квартет» главных персонажей: Норма – сопрано Ольга Перетятько, Адальджиза – меццо-сопрано Мария Баракова, Поллион – тенор из Аргентины Марсело Альварес, Оровез – бас Михаил Петренко. Драматической коллизии, в которой эти герои оказались соединены в опере либреттистом Романи, мы касаться не будем – эта коллизия каждому уважающему себя меломану хорошо известна. В фокусе нашего интереса – сами голоса и то, на что они способны, примеряя на себя весьма прихотливую, чрезвычайно сложную в техническом и музыкальном аспектах стилистику итальянского бельканто. Но из всей четверки единственной, кто, собственно, и заставил оказаться в числе слушателей этого проекта, была Ольга Перетятько, хотя и на ее счет даже у рецензента, «несгибаемого» почитателя певицы еще со времен ее триумфов в Пезаро, были некоторые опасения…
Со знаменитой каватиной Нормы «Casta diva» (а также как-то раз и со связанной с ней стреттой, быстрой частью выходной сцены главной героини) певица довольно убедительно успела познакомить Москву на своих вокальных вечерах. Но одно дело – ария, и совсем другое – вся партия. Одно дело – под аккомпанемент фортепиано, и совсем другое – под оркестр. Так в чём же сомнения? Ольга Перетятько – сопрано легкой лирической фактуры, но при этом, если того требовал образ той или иной ее оперной героини, она, будучи великолепной драматической актрисой, всегда наполняла его особым – присущим именно ее артистической индивидуальности – внутренним вокальным драматизмом.
Компромисс с Нормой, для которой, как ни крути, нужна драматическая (либо лирико-драматическая) вокальная аффектация, как показал данный проект, сработал практически на пределе, но к этому, сначала продолжив и закончив линию на отсечение того, что не произвело в тот вечер ни малейшего вокального впечатления, вернемся в финале наших заметок. И отсечение начнем с баса Михаила Петренко, который в партии Поллиона не обнаружил ничего, кроме «наждачного» звучания – сухого, жесткого, без малейших признаков legato и кантилены. Все его вокальные выходы превращались в «доклады на собрании», и смертный приговор высоко романтическому стилю бельканто сие подписало решительно и бесповоротно.
Если отношение к кастингу Михаила Петренко априори сложилось безэмоциональное, то «эмоции» в отношении Марсело Альвареса связаны с тем, что некогда он был вполне сложившимся, добротным лирическим тенором, но в одночасье вдруг переродился в тенора драматического. В этом качестве он впервые и приехал в Москву на излете 2005 года и 31 декабря спел оркестровый рецитал в Светлановском зале Московского международного Дома музыки. Тогда певец находился в прекрасной вокальной форме, и тот концерт стал действительно событием для Москвы, тем более что это был первый визит певца в Россию. Но ровно три года спустя – 31 декабря 2008 года – на той же сáмой сцене в Москве певца постигла досадная неудача: во время исполнения второго номера он сорвал голос, да так, что продолжить выступление уже просто не смог…
В последний раз ужаснуться его вокальной формой, от которой практически ничего не осталось уже тогда, увы, довелось в 2014 году на концерте в Большом зале Московской консерватории. И поэтому, когда Марсело Альварес был заявлен в партии Поллиона, то есть, ни много ни мало, в репертуаре бельканто (!), это вызвало самую настоящую бурю эмоций. И вовсе не случайно: эрзацем своего пения – громкого, но, по счастью, уже не столь громогласного и крикливого, как это было в 2014 году, – смертный приговор высокому искусству бельканто, превратив его в форменную профанацию, не замедлил вынести и заезжий аргентинский тенор. Былая звонкость тембра голоса певца стерлась, некогда звенящее forte стало глухим и матовым, и с этим скудным арсеналом вокально-выразительных средств певец бросился на штурм партии Поллиона…
Штурм, понятно, закончился капитуляцией, но вопрос «почему Альварес?», мучивший рецензента, вдруг разрешился неожиданно легко и просто. В прошлом сезоне – в феврале этого года – вместе с Марсело Альваресом в серии из четырех показов Ольга Перетятько дебютировала в партии Нормы в Гамбургской государственной опере (за дирижерским пультом находился итальянский маэстро Паоло Арривабени). Понятно, коней на переправе не меняют: вот и ответ на априори возникший вопрос. По сюжету оперы один на один с Поллионом Норма сталкивается в дуэте ближе к роковому финалу, так что тенор Марсело Альварес «мешал» сопрано Ольге Перетятько не сильно, но взаимодействие Адальджизы с Нормой в драматургически важных дуэтах проявилось как в первом, так и во втором акте!
И называя имя Марии Бараковой, исполнительницы партии Адальджизы, приходится обнаружить еще одно (пожалуй, даже главное) разочарование обсуждаемого исполнения. Ведь если с Марсело Альваресом всё предельно понятно и просто, так как его вокальная карта, в сущности, давно уже отыграна, то амбиции Марии Бараковой, непонятно с чего записавшей себя в ряды меццо-сопрано, в коих она в своей жизни не состояла ни минуты, повергают в шок. Сопрано чистой воды! Но на сей раз вдаваться в то, что Норма была задумана как «колоратурное драмсопрано», а Адальджиза – как легкое лирическое сопрано, мы не будем. Скажем лишь, что, взяв стандартную в наши дни версию для сопрано и меццо-сопрано с «транспортом» их второго дуэта на тон ниже, цели тембральной разводки голосов нынешнее исполнение так и не достигло.
На это многие, конечно, скажут: прекрасно – мы услышали оригинальную версию для двух сопрано! Де-факто – да, однако де-юре – категорически нет! Норма оказалась легким лирическим сопрано, а Адальджиза – просто сопрано, как дистиллированная вода без вкуса, без цвета и без зáпаха, причем сопрано с очевидной зажатостью верхнего регистра, сопрано, которое полновесно не могло озвучить не только нижний, но и средний регистр. Обсуждаемое исполнение выявило всё это довольно отчетливо, и в полной мере оценить слияние голосов в дуэтах по объективной причине было невозможно: в точку «вокального равновесия» они пришли с сáмого начала. А если говорить конкретно о втором дуэте, то и здесь звучание Марии Бараковой фактуру сопрано не смогло утяжелить ни на гран…
При таком вокальном раскладе единственной победительницей в «квартете» главных персонажей вышла Норма. Можно придираться к нюансам исполнения, можно расходиться в достаточности или недостаточности филировки звучания, можно спорить о наполненности вокальной эмиссии и рельефности прорисовки кантабиле, можно спорить о «достатке» или даже недостатках вокальной палитры певицы, о степени подвижности ее звуковедения и мастерстве фразировки, однако совершенно ясно одно: в норме на этот раз была только Норма! Не будем забывать: в XX веке традиция исполнения партии Нормы существовала и у легких сопрано. Продолжить ее отважилась и Ольга Перетятько. В свое время взлет ее карьеры произошел на бельканто Россини, которое от бельканто родственных друг другу Беллини и Доницетти всегда стояло особняком. Несомненно, и Беллини – родственный ей по духу композитор: покорение Эвереста Нормы доказало это в полной мере!
Фото предоставлены пресс-службой МКЗ «Зарядье»
