«Дон Карлос» Дж. Верди в относительно окончательной «итальянской» редакции (1884, без Булонского леса) — шедевр настолько же безоговорочный, насколько нелепа и неповоротлива эта опера в её первой «парижской» редакции (1867). Однако для постановки 2004 г. на сцене Венской оперы маэстро Бертран де Бийи скрупулёзно восстановил именно тот самый нелепый и неповоротливый вариант, включив в новую редакцию (2004) даже те фрагменты, которые были купированы самим Верди ещё до парижской премьеры 11 марта 1867 г. Эту партитуру, искусственно реанимированную из соображений исторической справедливости, инсценировал в том же 2004 г. режиссёр Петер Конвичный, в этой же постановке опера идёт в Вене и сегодня.
Разумеется, мы не можем требовать всего даже от очень хорошего режиссёра, поэтому объективно оценивать предложенные П. Конвичным сценические решения для столь рыхлого и затянутого музыкального материала довольно сложно. Да, в спектакле есть пара удачных мизансцен, связанных с принцессой Эболи: её присутствие в сцене Филиппа II и Великого инквизитора, а также финал монолога «O don fatale…», в котором Эболи, проклиная свою красоту, выкалывает себе глаз (это остроумно и похоже на правду, если вспомнить историю этой эксцентричной барышни). Но в целом спектакль оказывается пустоватым не только из-за чёрно-белой сценографии (оформитель Йоханнес Леяакер), но и по причине отсутствия внятной художественной концепции, если таковой не считать создание сценического шевеления под музыку. Вот сидят у костров в булонском лесу беженцы какие-то. Вот поползли куда-то на четвереньках под музыку волшебного дуэта Дон Карлос и Родриго ди Поза (вот прямо ползут и поют). Вот с грохотом выкатывается «вставная интерьерная декорация» посреди сцены аутодафе и начинается странноватая пантомима «Грёзы Эболи» на балетную музыку (к счастью, никогда не исполняемую в нормальных постановках). И всё это зачем-то сделано в эстетике детско-юношеской самодеятельности, снижающей и без того довольно спорное качество режиссуры.
Про сцену аутодафе (сейчас она идёт в постановке Веры Немировой с использованием видеотрансляции) говорить и вовсе неловко, потому что вся эта затея с обвинением публики в том, что она приходит в театр, чтобы посмотреть на страдания других людей, как во времена инквизиции люди ходили смотреть на публичные казни, не выдерживает критики и ставит вопрос об этической состоятельности самих авторов подобных «обвинений». Ведь если мастерам культуры действительно не нравится тот вид развлечений, на котором они зарабатывают деньги, и они сравнивают посещение оперы с посещением публичных казней, то, может быть, стоит тогда самим перестать ставить спектакли и выходить на сцену? Ну нельзя же одновременно и публике обвинения в бесчеловечности предъявлять, и зарабатывать на этом. Эти игры не то чтобы совсем за гранью приличий, но сползание оперной режиссуры, на которой и так уже клейма негде ставить, в шутовской регистр этической вседозволенности — стратегия, по-моему, так себе: режиссёрские упражнения в опере сегодня и так уже никто ни во что не ставит, так стоит ли усугублять?
О том, что современная режиссура в 99% случаев мешает восприятию музыкального текста, написано много и бесполезно. Конца и края этому вмешательству не видно. И последнее представление «Дона Карлоса» с дебютом Йонаса Кауфмана на венской сцене в титульной партии – наилучшее тому подтверждение. Хотя главной проблемой идущего сегодня в Вене спектакля является, увы, не режиссура, а партитура.
Йонас Кауфман прозвучал превосходно, а два дуэта певца с нашим блистательным Игорем Головатенко (на сегодня, пожалуй, лучшим исполнителем партии Родриго ди Позы) стали одним из ярчайших акустических впечатлений вечера. Филигранное владение звуком И. Головатенко элегантно дополнялось чуть уставшим, но с уместной к данному образу тембровой патиной голосом Й. Кауфмана. Необъяснимым образом это сочетание производило невероятно трогательное впечатление.
Ярко, нервно и тонко исполнила партию Елизаветы Валуа шведская сопрано Малин Быстрём: её Елизавета импульсивна и мудра одновременно; она бережно относится к инфантильной бестолковости Дона Карлоса, выступая не столько его несостоявшейся возлюбленной, сколько отчаявшимся помочь психоаналитиком.
Виртуозно справилась со всеми коварными трудностями партии принцессы Эболи швейцарская меццо Ева-Мо Нубо. Некоторые вопросы остались у меня к пластическому рисунку роли, но вокально это было чисто, сочно, дерзко.
Гениальные по красоте и драматической напряженности «тяжёлые» мужские партии были блестяще исполнены Микеле Пертузи (Филипп II), Роберто Скандуцци (Великий инквизитор) и Даном Паулем Димитреску (Монах).
Пожалуй, за долгое время моей привязанности к этой опере и этому сюжету акустически так прекрасно всё совпало: и оркестр под управлением маэстро де Бийи был изумителен, и хор бесподобен, и ансамбль солистов почти идеален. Но вот нелепая затянутость французской редакции, помноженная на слабую режиссуру, сделала невозможным полноценное восприятие этого исполнительского чуда.
Ну нельзя сегодня исполнять оригинальную французскую редакцию без ущерба художественной цельности этой оперы. Во-первых, эта редакция бессмысленно затянута, во-вторых, она просто невыносимо скучна. Да, у великих композиторов, как и у писателей, у поэтов и у прочих деятелей, есть в наследии много никчёмного материала. И у Верди его предостаточно. Зачем сегодня насиловать публику музыкой, не интересной даже специалистам, — понять не сложно: сегодня художник стремится сделать не качественно, а «свежо», то есть так, как до него никто не делал. Вот сделать просто добротно и хорошо — это почему-то скучно. А сделать так, как до этого не было, даже ценой того, чтобы стало невыносимо и чтобы оперу эту больше слушать никогда не хотелось, — это, прошу прощения, что вообще за мода? Как тут не вспомнить чудовищную Пидо-«Лючию» на той же сцене!
Товарищи дорогие! XXI век на дворе, опера как жанр и так уже на ладан дышит, особенно в связи с последними событиями. Что у нас с милосердием по отношению к зрителям, с честностью по отношению к материалу и с хорошим вкусом по отношению к здравому смыслу? Ведь когда режиссура, мягко говоря, не дотягивает, — это не очень нервирует, потому что не до режиссуры уже давно. Но когда конъюнктурным отсутствием вкуса начинают страдать музыкальные руководители постановок, то это уже аутодафе какое-то. Да ещё и по-французски…
Фото: Wiener Staatsoper / Michael Pöhn
