Сегодня гость Belcanto.ru — Роман Умаров, молодой и талантливый петербургский композитор, музыка которого успешно исполняется как в России, так и в Европе. Роман — выпускник Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова, за годы обучения в которой им было написано множество произведений, среди которых Соната для фортепиано, Интерлюдия для кларнета, виолончели и фортепиано, «Струны» для скрипки и фортепиано, Пьеса для органа, 4 пьесы для трубы и баса, Трио «Третий лишний» для флейты, баяна и фортепиано, струнные квартеты и Квинтет, Концерт для скрипки с оркестром.
Сейчас Роман аспирант консерватории, занимается в классе Сергея Слонимского, активно участвует в жизни консерватории, и его музыка постоянно звучит на различных концертах кафедры. В августе 2013 года в Земмеринге (Австрия) состоялось первое исполнение его новой Сюиты для скрипки соло в трех частях.
В октябре этого года в зале музея-квартиры Римского-Корсакого состоялся авторский концерт Романа Умарова, на котором с успехом были исполнены многие его произведения, в том числе Концерт для трубы и струнного квартета в исполнении автора.
Творчество Романа Умарова разнообразно и интересно, его музыка наполнена своей особой неповторимой энергетикой. Каждое произведение открывает не только новые стороны Романа как композитора, но и широкое поле деятельности для исполнителей, что привлекает молодых музыкантов и позволяет музыке Умарова звучать на самых различных сценах.
— Что подвигло Вас к занятиям композицией?
— Музыкой я занимаюсь с раннего детства, с шести лет. Сначала я учился на различных инструментах, и практически сразу появилась тяга к сочинительству. Полагаю, что те произведения – маленькие пьески, написанные в раннем детстве, сейчас интереса не представляют, поскольку это были первые опыты, пробы, я их даже тогда никому не показывал, это были пьесы для себя, но факт остается фактом – попытки сочинять начались очень рано. Мне было всегда интересно что-то попытаться выдумать самому помимо того, что предлагалось сыграть преподавателями или родителями – помимо чужих произведений.
— Ваши родители – профессиональные музыканты?
— Отец – да, он музыкант эстрадного направления, мама – нет, хотя у нее есть начальное музыкальное образование, она закончила музыкальную школу, всю жизнь очень любит музыку и хотела, чтобы ее дети занимались этим. У нас счастливо совпадали устремления – никого заставлять не приходилось, я сам с удовольствием занимался музыкой. В отрочестве я выбрал для себя инструмент – трубу, с которой не расстаюсь и поныне, поступил в специальную десятилетку в Петербурге, где музыкой занимаются уже профессионально. Уже во время обучения в десятилетке я параллельно брал уроки композиции, и постепенно это стало для меня главным и в профессиональном плане, хотя по жизни эта мечта была всегда со мной, и я всегда хотел заниматься этим и ощущал себя композитором. На композицию вместе со мной в Петербургскую консерваторию поступило девять человек – совсем немного.
— Но наверно композиторов и не может быть много – это уникальный дар и штучная профессия…
— Да, конечно, это нормально, такая же ситуация и в других консерваториях.
— Консерваторские годы – насколько то время было значимо для Вас в профессиональном и общечеловеческом плане?
— Студенческие годы – это всегда прекрасное время, было много событий, концертов, можно сказать, что именно тогда я познакомился с широким музыкальным миром. Обучение в консерватории мне дало прежде всего организованность и умение находить информацию, которая нужна в дальнейшем. Само собой разумеется, что профессора мне много дали чисто в профессиональном плане, но в целом умение находить то, что тебе нужно среди океана информации, и дисциплинированно двигаться в заданном направлении – мне кажется, именно эти главные качества мне помогли воспитать в консерватории.
— А Ваш композиторский дар? Он прирос за консерваторские годы?
— Дар либо есть, либо его нет. А техническое мастерство, безусловно, выросло, даже наверно можно сказать, что формироваться по-настоящему оно начало именно в консерватории. В этом я вижу заслугу не только профессоров, которые меня обучали, но и в целом того мира музыки, в который я окунулся.
— У кого Вы учились?
— Я обучался у двух преподавателей. Светлана Витальевна Лаврова, одна из организаторов замечательного фестиваля «Fine de ciecle», — мой первый преподаватель, у неё я научился более широкому взгляду на вещи. И второй мой преподаватель Антон Валерьевич Танонов — это талантливый петербургский композитор, в настоящий момент он является заведующим кафедрой композиции в нашей консерватории. Он очень много дал мне в плане профессионального мастерства, дал мне дисциплину, и с ним я очень продвинулся в технике. Я считаю, что мне очень повезло, что у меня было два разных преподавателя, от которых можно было почерпнуть совершенно разные умения и навыки.
— Ваши музыкальные впечатления в консерватории? Чему отдавали предпочтение?
— На тот момент меня более всего захватывало авангардное направление в музыке, для меня как для музыканта это было ново, я не знал до того, что такая музыка вообще существует. Я слушал музыку второй половины 20-го века, течения второй волны авангарда, вся эта музыка представляла тогда для меня огромный интерес. Второе направление, которое меня тогда захватило – это театральные постановки в Мариинском театре – оперы и балеты. Территориальная близость консерватории и Мариинки способствовала тому, что ходил я туда очень часто. Живые впечатления, полученные в Мариинском театре, оставили большой след в моей душе, в моем внутреннем мире.
— Из всего океана прослушанного что-то запомнилось особо?
— Пожалуй, здесь в первую очередь стоит назвать фестиваль современной музыки «Fine de ciecle» («Конец века») в 2007 году – там была очень интересная программа, преимущественно звучали произведения композиторов второй половины 20 века, и это было сыграно очень профессионально, а исполнять такие произведения совсем не просто. Многие вещи тогда на этом фестивале прозвучали впервые. Кроме того, там предоставлялась возможность молодым композиторам, студентам консерваторий представить свои произведения, и я тоже участвовал в этом фестивале. Наши произведения исполняли на специальном концерте в Малом зале консерватории имени Глазунова.
— Сегодня Вы – аспирант и Ваш руководитель – знаменитый Слонимский. Как Вы взаимодействуете с таким мэтром, раскройте секреты учебного процесса?
— Общение с таким маститым музыкантом как Сергей Михайлович всегда интересно, даже когда еще до музыки дело не доходит. Просто зайти в класс и понаблюдать за тем, как происходит процесс обучения у других, кому и что он говорит, как говорит, как показывает – это уже огромное счастье, мастерство и шанс. Это очень интересно и увлекательно само по себе. Сергей Михайлович помогает своим питомцам найти именно свое творческое направление: он никогда не давит, но решительной рукой подталкивает к тому пути, который нужен самому человеку.
— У каждого композитора – свой индивидуальный дар, не похожий на дар другого. Чему один композитор может учить другого? Как можно поспособствовать развитию таланта другого, при этом, не подавляя индивидуальность?
— О давлении речь не идет, скорее о некоторой корректировке. Слонимский – опытный человек и он может помочь избежать каких-то ошибок, холостых ходов, спрямить твой путь к твоей же собственной индивидуальности, к тому почерку, который станет твоим, станет определяющим в творчестве. Слонимский расширяет горизонт, знакомит с чем-то таким, о чем ты даже и не подозревал. Его опыт бесценен, равно как и его чутьё. Он обращает внимание на море музыки, которое вокруг.
— А корректировка не может задавать развитие молодого дарования в том направлении, в котором интересно самому мэтру? Нет ли тут риска?
— Риск всегда есть. Но это как у хирурга – либо ты доверяешь человеку, либо нет. Кроме того, Слонимский прививает стиль, который присущ нашей петербургской композиторской школе, и ты становишься частью великой традиции, но не утрачивая при этом свою самобытность.
— Слонимскому Вы доверяете.
— Безусловно и полностью. И доверие это возникло из его музыки – когда я ее услышал, я понял, что это то, что нужно мне.
— А что Вас больше всего из его сочинений привлекает?
— У него очень интересные симфонии, их более 30-ти. А в самом начале моего знакомства огромное значение имел для меня балет «Волшебный орех» — он меня воспламенил тогда, зажег интерес к этому автору.
— Среди Ваших сочинений есть одно с интригующим названием «Мультиварка». Расскажите, что это такое?
— В годы обучения в консерватории я соприкоснулся с фестивалем электронном музыки, который впервые происходил в нашей стране. Мне как-то пришла в голову такая идея: недавно выпустили такой агрегат для приготовления блюд, как мультиварка — сегодня он известен всем и весьма популярен. Когда я сочинял это произведение, мне представлялось, что я готовлю из различных ингредиентов музыкальное блюдо. Насколько оно получилось — это судить должна публика.
— Ваш композиторский стиль — он к кому ближе?
— Я не думаю об этом, все классификации – это удел музыковедов, а не композиторов. Когда слышу то, что говорят о моей музыке, я очень удивляюсь, потому что все говорят абсолютно разные вещи и оценки часто бывают совершенно противоположными. И чаще всего сам я в своей музыке ничего подобного не слышу и не нахожу, что находят другие люди. Но эти мнения со стороны интересно слушать: если начать самому в этом копаться и анализировать, можно не сочинить ни одной ноты.
— А кумиры у Вас есть?
— Есть композиторы, которые нравятся больше, какие-то меньше, но вообще мне интересно слушать любую музыку, даже и вне академических жанров. Я стараюсь не приближаться слишком близко к другим композиторам. Чтобы не испытать их влияние, чтобы защитить свою самость.
— Что Вы думаете о современном состоянии академической музыки?
— Академическая музыка — это интересное понятие, потому что многие люди воспринимают его по-разному. Для кого-то это только классика до 20 века, есть более широкий взгляд. Это музыка совсем для небольшого количества людей, это буквально тысячные доли процента живущих на земле. Это искусство для элиты, интеллектуальной элиты. На ней не делаются большие деньги. И не это здесь главное.
— Нужно ли расширять этот круг?
— Да, нужна демократизация, популяризация классической музыки. Люди должны иметь шанс приобщиться к этому. Захотят они или нет, полюбят или нет – это их личное дело, это их выбор, но шанс они должны иметь. Образованный человек должен разбираться в классической музыке. Пропаганда, распространение классической музыки необходимы. Это необходимо делать ненавязчиво, но настойчиво.
— Вам интересна опера как зрителю-слушателю?
— Да, и очень. Для меня как для музыканта, самое интересное в опере – это музыка. И как я понимаю – это самое главное в опере. Несмотря на то, что я люблю ходить в оперный театр, театральное решение спектакля меня не очень волнует – гораздо больше интересует звучание оркестра и пение вокалистов. Тем более сегодня, когда современный постановки искажают до неузнаваемости оперные произведения – на такой театральный продукт просто не хочется смотреть. В этом случае я закрываю глаза и только слушаю музыку – живое исполнение. Я где-то даже смирился с тем, что на сцене может происходить всё, что угодно – для меня это просто не имеет никакого значения: я слушаю музыку.
— То есть Вам, как молодому человеку, тем не менее, современные режиссёрские изыски не интересны.
— Чаще всего нет, если это не совершенно новое сочинение, автор которого решил поставить все именно так. Я прихожу в театр и хочу увидеть другую эпоху, погрузиться в иную реальность. А на сцене – минимализм и мне это не интересно и откровенно скучно. Хочется чего-то другого, чего я не вижу каждый день на улице. А современные постановки чаще всего пытаются на базе классического музыкального материала говорить о современности – это как правило смешно, нелепо и неинтересно. Мне хочется погрузиться в тот мир, что был задуман авторами – вот это мне интересно.
— Сегодня некоторые композиторы привносят неакадемический вокал в современную оперу. Это нужно?
— Я думаю, что можно экспериментировать в этом направлении, расширять рамки звучащего. Насколько это плодотворно – покажет время.
— Не будет ли это размывать границы жанра?
— Проблема современной музыки вообще в отсутствии жанровости. Так что возможно, это естественный процесс – взаимопроникновение и смешение жанров.
— Современные оперы часто находят весьма слабый отклик у публики. Почему?
— Мне кажется, что композиторы в плане музыкального языка ушли лет на пятьдесят вперед по сравнению с широкой публикой. Вот тут-то и образовался разрыв – композиторы пишут сегодня так, как публика еще не готова слушать. Не готова воспринимать, она заметно слабее подготовлена, чем профессиональный музыканты, а уж тем более, чем профессиональный композитор. Но это естественно – именно благодаря именно этой дистанции идёт движение вперед, идет развитие музыкального искусства. Но также еще имеет значение степень талантливости композитора – в таком случае дело не только и не столько в неподготовленности публики, а в одарённости творца. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов.
— Что нужно, чтобы молодые композиторы были услышаны публикой?
— Надо быть активным. Не писать музыку в стол, для потомков, но стараться ее исполнять, пропагандировать. Сегодня композитор должен быть организатором музыкального процесса – устраивать фестивали, концерты, собирать исполнителей, готовить ноты, искать концертные залы и пр. Без менеджмента современному композитору не обойтись.
— Это наверно отвлекает от творчества?
— Да, безусловно – с одной стороны. Но с другой – это организует и дисциплинирует. И заставляет больше работать.
Беседовал Александр Матусевич
