На концерте Асмик Григорян и Павла Петрова в Московской консерватории
Звезда Зальцбургского фестиваля — это, конечно же, о молодой, но бурно развивающей свою международную карьеру сопрано из Литвы Асмик Григорян. Именно этот слоган и стал главным в афише первого сольного концерта певицы в Москве, организованного агентством «Moscow Nights». Первый концерт певицы в Москве – да, но сольный – это вопрос! Принявший в нём участие тенор Павел Петров, солист Большого театра Беларуси, спел всего лишь на один номер меньше, оказавшись с главной персоналией практически на паритетных началах. Бисы, о которых мы поведем речь в самом финале наших заметок, конечно же, – в зачет, но в данном аспекте они – не в счет. В основной программе певица исполнила четыре сольных номера, а певец – три: не фифти-фифти, но разрыв небольшой!
В каждом отделении концерта участники представили по одному совместному дуэту. Первое отделение вечера, не считая единичного вкрапления Дворжака, было посвящено итальянской опере, представленной на этот раз именами Верди и Пуччини, а всё второе отделение было отдано Чайковскому. В качестве коллективного аккомпаниатора певцам был задействован Государственный академический симфонический оркестр России имени Е.Ф. Светланова (художественный руководитель – Владимир Юровский), а место за его дирижерским пультом в этот вечер занял Константин Орбелян. Еще одним коллективным участником вечера стал Каунасский государственный хор (художественный руководитель – Пятрас Бингялис). Концерт, прошедший в Большом зале Московской консерватории 6 ноября, вызвал большой интерес публики, и открыл его вступительный хор иудеев (пока еще не плененных) из «Набукко» Верди (первый акт).
Конечно же, без знаменитого – всенародно известного – хора плененных иудеев из третьего акта не обошлось тоже: в этот вечер прозвучал и он. Еще одной хоровой фреской Верди стал хор цыган (с молоточками) из «Трубадура». В первом отделении было три хоровых номера, а во втором – один: хор крестьян из «Евгения Онегина». Замечательная музыка, прекрасное исполнение, но в оперных программах с певцами-солистами хоровая музыка, равно как и чисто оркестровая, всегда воспринимается заполнителем необходимых пауз, хотя эти заполнители, как правило, открывают еще и каждое отделение. Так, второе отделение хором крестьян из «Евгения Онегина» на сей раз и открылось, а в нём также прозвучали полонез из этой оперы и танец скоморохов из музыки к весенней сказке Островского «Снегурочка». Никаких вопросов не возникло и к ним, так что, наконец, спешим обратить свой взор к певцам-солистам, и прежде всего – к примадонне-сопрано.
Асмик Григорян родилась в семье оперных исполнителей – литовской сопрано Ирены Милькявичюте и выдающегося армянского тенора Гегама Григоряна (1951–2016). Ее отец обладал голосом роскошной лирико-драматической фактуры, который отличался теплотой тембра и поистине солнечной душевностью. Но всего этого голос Асмик Григорян в себя не вобрал, так что вокальные интерпретации как итальянского, так и русского репертуара, представленные певицей на обсуждаемом концерте, произвели двойственное впечатление. Явно протестных меломанских эмоций они не вызвали: всё было стабильно, но рутинно, а в аспекте музыкальности и чувственной образности совершенно неинтересно и неярко, однообразно и скучно. Формально всё было вполне рецензируемо, однако «холодное», стального отлива звучание сопрано lirico spinto – безобертональное и «абсолютно прямое» – зажечь огнем эмоциональности и темпераментности так и не смогло…
Певица дебютировала в Зальцбурге в 2017 году в партии Мари в «Воццеке» Берга. Там же на следующий год ошеломила публику в партии Саломеи в одноименной опере Рихарда Штрауса, а в этом году снова произвела фурор на серии возобновления этой же постановки весьма модного сегодня итальянского режиссера Ромео Кастеллуччи. Но то ведь совсем иная музыка, иной стиль и абсолютно иные вокальные задачи! И априори, исходя из живых московских впечатлений от певицы в традиционном оперном репертуаре, поверить в ее феноменальный успех в Зальцбурге никакого труда не составляет! А то, что фактически в начале карьеры она уже прицельно обратила взор к Бергу, Рихарду Штраусу и Корнгольду (Мариэтта в его «Мертвом городе» в «Ла Скала»), а в русском репертуаре – к партии Полины в «Игроке» Прокофьева, как раз и требующей нарочитой вокальной жесткости, четко выявляет лишь одно: такое соседство с итальянской и русской оперной классикой отбирает у этой классики весьма много, в чём мы и убедились на концерте в Москве…
В следующем году – во второй половине этого сезона – певицу ждет главная партия в «Енуфе» Яначека в «Ковент-Гарден», а затем главная партия в «Норме» Беллини в театре «Ан дер Вин», то есть сегодня певица уже так прочно вросла в мощную обойму мировых ангажементов, что ее вокальная «всеядность» просто ставит в тупик! На одной «лирико-спинтовости» принять партию Саломеи возможно: это всё же не Электра в одноименной опере Рихарда Штрауса, в которой певицей уже освоена Хризофемида. А для Яначека, и, в известной степени, для названного образца бельканто Беллини требуется драматизм, и откуда возьмет его певица, неизвестно. На концерте в Москве драматизма она не проявила ни в известной арии Русалки из первого акта одноименной оперы Дворжака, ни в рассказе Мими из первого акта «Богемы» Пуччини, ни в дуэте Мими и Рудольфа из финала первого акта этой же оперы. «Страсти» при одной только холодной лирике оказались плоскими, лишь вокально наколотыми, явив эрзацы и в чешской, и в итальянской опере. Прибегая к кулинарному сравнению, было вполне съедобно, но не аппетитно и не вкусно…
То же самое и в монументальной сцене письма Татьяны из «Евгения Онегина»: без фактурной плотности и ровности звуковедения, без чувственности артистического посыла, без выразительного нижнего регистра эта «сцена сцен» русской оперы предстала лишь музыкальным докладом на тему любовной страсти, самой страсти так и не явив. Пожалуй, впервые хотелось, чтобы эта продолжительная сцена закончилась как можно быстрее, ибо зацепиться в ней слуху было просто не за что, притом что у лирических сопрано она, в отличие от драматического финала оперы, проблем обычно не вызывает и необходимой чувственностью, как правило наполняется довольно неплохо. А как же Асмик Григорян проводит финал этой оперы?! Вопрос по существу, а далеко не праздный…
Даже в условиях концерта любой исполнитель должен создавать свой мини-театр, но на этот раз такового просто не было! Перед нами была какая-то робкая ученица, как будто бы не было ни Зальцбурга, ни Милана, ни других престижных оперных сцен, от которых за начальный период карьеры певицы рябит в глазах и которых просто не перечесть! Манера холодной отстраненности певицы оказалась лишь на руку образу слепой Иоланты, ведь из оперы с одноименным названием прозвучало ариозо главной героини «Отчего это прежде не знала» и ее дуэт с Водемоном. Неожиданно он начался не с начала, то есть не с момента, когда Робéрт, покидая друга, оставляет Иоланту и Водемона одних. При выбросе большого начального куска дуэт стартовал со слов Иоланты «О, рыцарь, рыцарь, где же ты?», но, тем не менее, честно был доведен до своего «победного финала»…
Сегодня Асмик Григорян – солистка Литовского национального театра оперы и балета. Ее дебют в Мариинском театре состоялся в 2012 году, и на этой сцене она спела целый ряд партий традиционного оперного репертуара – как русского, так и зарубежного. В Большом театре России она дебютировала в 2015 году в партии Татьяны в канувшем, по счастью, в Лету черняковском «Евгении Онегине», и услышать ее тогда рецензенту не довелось, ибо после премьеры охота к этой постановке была отбита раз и навсегда. А в декабре этого года певица собирается выступить в Большом в титульной партии «Манон Леско» Пуччини, что априори вызывает заведомый скепсис. Даже услышанный на концерте фрагмент партии Мими уровня необходимого драматизма не обнаружил, а Манон Леско требует от певицы вокального «заряда» существенно более затратного и мощного! Так что воистину чудны дела твои, Господи! Но один раз удачно попав в обойму всевластной агентуры, выпасть из нее уже невозможно: дальше за певцов просто начинают «петь» их импресарио. И это характéрная данность современного оперного процесса, но уж что есть, то есть…
Рецензенту впервые довелось услышать Асмик Григорян на «Оперном балу Елены Образцовой» 2015 года на Исторической сцене Большого театра России, и убеждение о «лирико-спинтовости» ее голоса сложилось уже тогда, и всё же на тот момент эмиссионный посыл певицы был существенно плотнее и сильнее, а голос звучал намного свежее и ярче, и ту же самую арию Русалки из одноименной оперы Дворжака она сделала тогда чувственнее и музыкальнее, чем сейчас. Тогда можно было говорить и о стильности исполнения, но сегодня это уже не так, и яркость вокальной линии певицы в традиционном репертуаре при недостаточности красок нижнего регистра, как показал нынешний концерт, «просела». А ни ее Мари, ни Саломею, ни Мариэтту мы ведь в Москве так и не услышали!
На исключительном позитиве тенор Павел Петров хорошо запомнился по новогоднему гала-концерту, состоявшемуся практически под занавес прошлого года на этой же сцене. С того момента прошло чуть менее года, и с огромным удовольствием хочется отметить, что за этот период голос певца несколько укрупнился. Если в прошлый раз при своей «полетности» и хорошем «простреле» зала этот исполнитель обнаружил практически точечную фактуру звучания, то сейчас поразил приятно мягкой, чувственно обволакивающей объемностью. Лирический голос певца обладает необычайно красивым «теплым» тембром, и всю его красоту, вложив в него всё свое вокальное мастерство, Павел Петров сумел раскрыть и в поэтически-чувственной арии Рудольфа из первого акта «Богемы» Пуччини, и в популярнейшем образце бельканто Доницетти – меланхолически-просветленном романсе Неморино из «Любовного напитка».
Изумительно щедрым и завораживающим торжеством кантилены стала ария Ленского из «Евгения Онегина»: слушать ее в исполнении певца было сплошным меломанским удовольствием, а в обоих вышеназванных дуэтах певицу-сопрано тенор, что называется, c лихвой «перепел»! С его стороны как раз и оживал подлинный мини-театр: эмоциональная выразительность певца была волшебно осязаемой на уровне слушательского подсознания, а его актерское перевоплощение поистине ярким и всеобъемлющим в отношении каждого созданного им на этом концерте оперного образа. В сопровождении оркестра на бис Асмик Григорян исполнила еще одну академическую вокальную «пьесу»: по стилю музыки она напоминала арию-романс, арию-медитацию, похоже, из какой-то национальной армянской оперы, «опознать» которую рецензент, конечно же, не берется. А со вторым бисом всё было предельно просто: Асмик Григорян и Павел Петров при участии хора исполнили еще один «народный» хит – «Застольную» из «Травиаты» Верди, и последний аккорд стал прекрасным завершением всего вечера.
На фото: Асмик Григорян, meloman.ru
