19 мая 1967 г. состоялся дебют Пласидо Доминго в Венской государственной опере. Певец уникальной личной культуры, Доминго никогда не давал повода ведущим оперным домам мира усомниться своей преданности, но в завершение роскошного гала-концерта, посвящённого полувековой годовщине того славного дебюта, 76-летний певец опустился на колени и поцеловал знаменитую сцену, с которой началось его триумфальное покорение Европы.
Мало кто знает, что темпераментный испанский певец, впервые вышедший на сцену в 16 лет, вынужден был долгие годы подрабатывать, хватаясь за любую работу: он был и аккомпаниатором у своей матери-танцовщицы, и тапёром в барах, исполнял драматические роли второго плана, продюсировал музыкальные записи, пел в мюзиклах и т.д., и т.п.
Нужно было кормить молодую семью: впервые Доминго женился в 16 лет и скоро стал отцом.
Становлению молодого певца и его феноменальной, до сих пор безупречной техники способствовала вторая жена Доминго — оперная певица Марта Орнелас. Три года Доминго и Орнелас живут и работают в Тель-Авиве. В 1965 году Доминго впервые выступает в США, а после исполнения партии Альберто в мировой премьере «Дона Родриго» Хинастеры в 1966 году на открытии Линкольн-центра в Нью-Йорке оперная карьера Пласидо Доминго приобретает международный масштаб. И в 1967 году певец дебютирует на сцене Венской оперы в партии Дона Карлоса.
Программа юбилейного концерта состояла из трёх отделений: в первом был исполнен III акт «Бала-маскарада», во втором прозвучал II акт «Травиаты», в третьем мы услышали III акт из «Симона Бокканегры». Открывала вечер увертюра к «Набукко». За пультом весь вечер стоял Марко Армильято.
Вступление к «Набукко» прозвучало строго и сдержанно и было исполнено с некоторой усталой, ритуальной отрешённостью.
Третий акт «Бала-маскарада» порадовал не только звонким лучезарным голосом Марии Назаровой, исполнившей партию Оскара, и одухотворённым, хоть и темброво чуть монохромным вокалом Анны Марии Мартинес (Амелия), но и динамически сильным выступлением виновника торжества: по обыкновению, тенором П. Доминго исполнил баритоновую партию Графа Анкастрёма. Рамон Варгас прекрасно поставленным голосом исполнил партию великодушного Густава III, а Александру Мойзук и Дан Пауль Демитреску — графьёв-заговорщиков Хорна и Вартинга.
Однако настоящий праздник, как легко было догадаться, начался во втором отделении, когда на сцену вместе с Пласидо Доминго вышли Соня Йончева и Дмитрий Корчак. Мне показалось даже, что и оркестр под управлением маэстро Армильято заиграл по-другому: выпукло, осмысленно, напряжённо.
Хрестоматийная ария «De miei bollenti spiriti» прозвучала в исполнении Корчака светло и по-детски наивно
(говорить о технической чистоте вокала, как о само собой разумеющемся в связи с этим певцом, мне думается, излишне: здесь всё было превосходно), но даже этот драматически точный портрет эгоистичной юношеской легкомысленности не смог создать по-настоящему «молодёжной» оппозиции голосу Доминго, исполнившего два дуэта и сложнейшую баритоновую арию.
Признаюсь, я вздрогнул, когда услышал, что Корчак запел вдруг вторым голосом. Это помутнение длилось долю секунды, пока я не понял, что в моём подсознании, ожидавшем услышать в партии Жермона-старшего пусть не глубокий, но баритон, не сработал механизм распознавания вновь зазвучавшего голоса, поскольку баритоновую партию запел тенор.
Если на фоне чарующего, ослепительного, идеально сфокусированного и безупречно струящегося сопрано Сони Йончевой голос Доминго ещё можно было послушать как баритон, то в сочетании с тенором Д. Корчака подсознание этой возможности не оставило.
Как это у Доминго звучало технически?
Звучало как обычно — прекрасно: эта партия всё-таки удачнее ложится певцу на голос, чем тесситура Бокканегры или Анкастрёма, хотя я до сих пор не понимаю, зачем баритоновые партии петь тенором. Но раз уж Доминго это делает технически чисто, то «осветление» баритоновых тесситур теноровым тембром, наверное, можно принять как не сильно криминальное, с точки зрения даже не техники, а стилистики.
Но… возможно, такой тенор, такая величина мировой культуры, как Доминго уже заслужил себе право делать сегодня на сцене всё, что захочет, тем более что с учётом отмеченной выше личной культуры певца и его хорошего вкуса опасаться слишком грубых осечек в этом направлении, полагаю, не стоит.
Показанный в третьем отделении III акт из «Симона Бокканегры» запомнился, кроме прекрасной работы уже отмеченных выше певцов, изумительно прозвучавшим басом Квангчула Юна, исполнившего партию Фиеско.
В трогательной речи под занавес Доминго дрожащим голосом и со слезами на глазах благодарил оркестр Венской оперы,
коллег, всех сотрудников театра, признавался в любви венской публике: «Это волшебство — чувствовать вашу любовь, и я очень счастлив быть здесь вместе со своей семьёй — с женой Мартой, моим сыном, невесткой. И я обещаю, что никогда не забуду тех эмоций, которые переполняют меня сейчас».
Отдельные тёплые слова были посвящены выпускникам программы «Опералия», принимавшим участие в этом празднике. Особой благодарности удостоился и маэстро Марко Армильято: «Марко, ты один из тех немногих дирижёров, которые понимают, что мы, певцы, живые люди. Спасибо тебе за это!»
В этот праздничный вечер всё дышало не столько чествованием мастера, сколько взаимной любовью певца и театра.
И завершить этот репортаж мне хотелось бы словами интенданта Венской оперы Доминика Майера, сказанными им в приветственной речи: «Для меня Пласидо Доминго — это не полторы сотни спетых партий, не тысячи проведённых спектаклей, не десятки призов и наград, и даже, прошу понять меня правильно, не его волшебный голос. Для меня и, думаю, для всех, кто связан с этим театром, Пласидо Доминго — это, прежде всего, человек, каждое появление которого в Венской опере делает это здание настоящим домом, настоящим театром, настоящим храмом искусства. Потому что Пласидо Доминго, прежде всего, — великий человек».
Фото: Wiener Staatsoper / Ashley Taylor
