На двадцать седьмом Бременcком музыкальном фестивале (20 августа — 10 сентября), помимо прочего, каждую субботу звучала опера в концертном исполнении: «Монтекки и Капулетти» Беллини, «Танкред» Россини, «Орфей» Монтеверди и, в завершение, «Королева индейцев» Пёрселла в версии Курентзиса/Стелларса.
Представление состоялось в концертном зале «Die Glocke» («Колокол»), замыкающем библейский сад у Кафедрального собора Св. Петра. Стоя у фонтана с бокалами, слушатели обсуждали «исключительно гениального дирижёра», неизменно «производящего фурор в главных оперных театрах мира», «современного Диониса» маэстро Курентзиса.
Голос Мариткселль Карреро (Леонор) звучал за сценой, и только поэтому было жаль, что мы не в оперном театре. Солисты и хористы в чёрном повторяли мизансцены из спектакля, балетные номера с успехом заменял Курентзис.
Но несмотря на неистовую дирижёрскую пляску, обещанного «контролируемого взрыва» не случилось.
Ощущалось, что в этой интерпретации больше внешней экспрессии, чем подлинного внутреннего движения.
В роли Текулихуатцин вышла ирландка Пола Муррихи, чье колоратурное меццо звучало так лирически-холодно, что она казалась не королевой индейцев, а Снежной королевой. Сдержанно и утонченно она создала достойный образ главной героини, мужественно принимающей свою никому не нужную любовь к врагу собственного народа.
К слову, удивительная ария «They tell us that your mighty powers above…» отлично встроилась в новое либретто, поскольку проникнута классицистским пафосом, в центре которого всегда стоит как раз неразрешимое противоречие между чувством и долгом. Она хорошо описывается словами М. И. Свидерской, пишущей о трагедии классицизма: «Отрицая возможность выхода из противоречий жизни за счет одной из сторон, в частности разрешение коллизии в пользу долга..,
она утверждает победу героя в его способности принять на себя оба полюса трагического конфликта в их максимальной напряженности,
уравнять их в себе самом, возвыситься над односторонностью до духовного равенства жизни во всей её полноте».
Трогательно и тонко прозвучал дуэт Текулихуатцин «O Lord, rebuke me not…» с Доньей Исабель (Йоханна Винкель). Джаретт Отт отлично выстроил перпендикуляр между текстом арии, в которой дон де Альварадо обращается к Богу в надежде, что он не позволит ветру развеять слова молитвы, и агрессивной напряженностью, изматывающей его персонажа. Дон Давила (Томас Коолей) получился блёклым, без устрашающего блеска конкистадорской жестокости. «What flattering noise is this…» прозвучало в исполнении Вилларда Уайта (Шаман майя) в вихре пугающей тёмной энергии.
Что касается контртеноров, то я не в силах понять, чем эти вымученные голоса оправданы в этой опере,
какие художественные задачи решаются с их помощью, какие смыслы раскрываются или привносятся. Камерный голос Кристофа Думо (Шбаланк) всё же тембрально богаче и приятнее пронзительного фальцета Рея Шенеза (Хуналу).
Закономерно напрашивается сравнение с оперой Пёрселла «Дидона и Эней», весной исполненной в Гамбурге под управлением и в постановке Томаса Хенгельброка (либретто «Дидоны» также было модернизировано при помощи прозаических вставок). В противоположность Курентзису, Хегельнброк скупился на жесты, но его музыкальная трактовка была, словно сжатая пружина, предельно концентрированная и безраздельно захватывающая с первых тактов.
Темпы же и паузы Курентзиса были иногда настолько растянуто-многозначительными,
что мой сосед, немецкий журналист, натренированный на Вагнере, временами в лёгкой дрёме начинал клониться то в правую, то в левую сторону. От хора и оркестра MusicAeterna я ожидала неформального исполнения, плотно сработанного и расцвеченного музыкально, а не при помощи игр со светом и периодического бессмысленного вставания скрипачей.
Конечно, можно только радоваться, что прославленная интерпретация Курентзиса/Стелларса, наконец, докатилась до немецкой провинции и моей внутренней деревни. Но общий восторг по её поводу представляется, всё же, несколько преувеличенным.
Фото: Патрик Лео, Марк Болхорст
