27 октября, в Москве, в Большом зале консерватории состоялся любопытный музыкальный вечер под названием «Чайковский — сегодня, завтра, всегда».
Признаться честно, отправляясь на этот концерт-мероприятие, в общем-то достаточно элитарное, почти клановое, не обременённое особенной информационной поддержкой, я никак не рассчитывал, что билеты будут спрашивать сразу у памятника Чайковскому. Значит эффективность «сарафанного радио» никто не отменял даже в эпоху интернета.
Формальным поводом для представления послужили два события — 175-летие Петра Ильича и 25 лет со дня основания Ассоциации Лауреатов Международного конкурса имени Чайковского. Эта ассоциация объединяет лауреатов как взрослого, так и детского конкурсов, являясь, по сути, своеобразным элитарным международным музыкальным клубом.
С приветственным словом на сцену вышли Андрей Щербак — гендиректор Ассоциации и Владимир Овчинников — известный пианист, профессор и заодно директор ЦМШ. Рассказывая о своих впечатлениях от игры лауреатов, Овчинников назвал одного из них Суворовым, который на самом деле оказался Кутузовым. Осознав ошибку, профессор очень непосредственно и артистично отреагировал, схватившись за голову. Всё это очень позабавило зал и растопило некоторое напряжение, присущее ответственным мероприятиям.
Играть в такой обстановке — одно удовольствие, о чём говорили позже все участники концерта.
Программа началась с так называемой Седьмой симфонии Чайковского (напомню, что официально их считается шесть). Это сочинение, получившее подзаголовок «Жизнь», в процессе работы большей частью музыкального материала перешло в Третий фортепианный концерт, который также не был закончен. В результате, на основе половины первой части и оставшихся эскизов и черновиков, советский композитор Семен Богатырёв предложил свою реконструкцию симфонии. Было это ещё в далёком 1957 году, и с тех пор это сочинение исполняется достаточно редко.
В нашем концерте первая часть «Жизни» прозвучала в оркестровке Петра Климова, который присутствовал в зале. Нужно отметить, что при составлении программы организаторы почти буквально следовали принципу, заявленному в названии: сегодня — завтра — всегда. Наряду с абсолютно традиционными, подчёркнуто академическими трактовками – как у Екатерины Мечетиной с первой частью Второго концерта Рахманинова, «Юмореской» Чайковского в исполнении Овчинникова или арии Калафа Олега Кулько, в концерте звучали номера, достаточно далёкие от устоявшихся традиций.
Это касалось как состава — например, «Колыбельная» Чайковского была исполнена на альт-саксофоне (Вероника Кожухарова), а отрывок из «Гольдберг-вариаций» Баха прозвучал в дуэте рояль-электрогитара (Александр Вершинин — Андрей Звонков), так и музыкальной стилистики. В этом смысле
явно заметно, какое влияние оказывает на академическую музыку смежные жанры, особенно джаз и рок.
Это остро ощущалось в авторской сонате-фантазии для виолончели-соло Фёдора Амосова, где мощные, плотные четырехструнные аккорды-пиццикато явно навеяны роковыми гитарными рифами, и в пьесе Павла Карманова Music con cello (Борис Андрианов и Ксения Башмет), в которой вообще партия ударных исполнялась на эстрадной ударной установке. Ну и, конечно, композиция Дмитрия Маликова, известного больше на поп-сцене, под названием «Тринадцать» (очевидно, из-за тринадцатидольного размера) — это несколько усложнённая версия Клайдермана или Спанудакиса.
Здесь следует выразить, как сейчас модно говорить, респект администрации Большого зала, которая не только не побоялась включить в сценическое действо, на первый взгляд, чуждые академическому пуризму жанры, но и обеспечила необходимые технические условия для создания нужного саунда. Эффект превзошёл все ожидания.
Так, электрогитара в уже упомянутом сочинении Баха очень напоминала лютню, что было абсолютно органично, а акустическая гитара Артёма Дервоеда, благодаря очень деликатной подзвучке, звучала выпукло и ярко, не теряясь в оркестровых волнах второй части концерта «Аранхуэс» Хоакино Родриго. Поневоле вспомнился аналогичный опус в Доме Музыки, где от гитары, даже выдвинутой на авансцену перед оркестром, ничего не осталось. Такое разнообразие жанров и форм придавало дополнительную свежесть восприятию, и концерт, длившийся почти четыре часа, прошёл на одном дыхании.
И, наконец, главный вывод, который напрашивался во время услышанного, —
молодые, пока ещё не очень известные музыканты показали абсолютно зрелый, удивительно глубокий уровень исполнительского мастерства, ничем не уступая маститым коллегам.
Особенно это касается интонации на струнных инструментах, представителей Азии. Корейская скрипачка Сан Хи Чон, китайская виолончелистка Ла Ли и казахский скрипач Руслан Турунтаев были просто безупречны даже в самых трудных темповых местах и игре интервалами, что ох, как не просто, как было видно из выступления их старших коллег.
Понятно, что всё это музыкальное пиршество было бы невозможно без гибкого, универсального оркестра, владеющего всеми красками стилей и эпох. На этот раз в подобной роли пришлось побывать оркестру «Новая Россия», за пультом которого стоял постоянный приглашённый дирижер Ассоциации, заслуженный артист России, Юрий Ткаченко. Его вальяжно-сосредоточенная энергетика, без сумрачного академического фанатизма, и в то же время без легкомысленного попсового панибратства, так модного у дирижёров в последнее время, позволяли чувствовать себя достаточно комфортно и оркестрантам, и солистам.
Для передачи авторского замысла ему удавалось, казалось бы, невозможное.
Оркестр мог звучать то как барочный камерный состав, то как мощный вагнеровский тройной состав, то как полноценная аккомпанирующая рок-группа. Особенно ярко это проявилось в финале, при исполнении второй и третьей частей Первого концерта Чайковского.
За рояль сел 14-летний Александр Малафеев, лауреат нескольких международных конкурсов, в том числе юношеского конкурса имени Чайковского. Это было феерическое зрелище.
Совсем ещё молодой человек, практически ребёнок, показал удивительную по глубине и эмоциональности игру.
Не говоря уже о том, что лёгкость, с которой музыкант обращается с инстументом, просто завораживает. Особенно умилительно было когда для большей мощи нужно было перенести тяжесть всего тела в кисти и Саша привставал на стуле, чтобы «вложиться» в звук как следует. И рояль отвечал ему взаимностью, рассыпая рокочущие пассажи финала, казалось, на соседние улицы.
Обычно реакция в таких случаях одна — зал аплодирует долго и стоя. Это и было лучшей наградой организаторам и исполнителям.
