Этот год просто изобилует юбилейными датами. Считайте сами: помимо исторических событий (70-летие победы в Великой отечественной войне, 100-летие геноцида армян) отмечаются и чисто музыкальные — 175-летие со дня рождения П.И. Чайковского, 100-летие со дня рождения С. Рихтера, XV Конкурс им. П.И. Чайковского, и — тема нижеследующего повествования — 25-летие Российского национального оркестра. Уверена, что еще что-то пропустила, дополните меня на досуге.
25 — для творческого коллектива дата солидная.
Аббревиатура РНО к настоящему времени уже стала гарантом качества.
Отсюда — такой огромный интерес к ежегодным фестивалям оркестра и, в частности, к Седьмому, стартовавшему в начале сентября и приуроченному к юбилейной дате.
Открытие этого фестиваля получилось сказочным — во всех смыслах, ибо слушателю были представлены два сочинения русских композиторов на фантастический фольклорный сюжет: одноактная опера Римского-Корсакова «Кащей бессмертный» в концертном исполнении и сюита из балета «Жар-птица» Стравинского.
Выбор нетривиальный, в духе творческой эстетики РНО. Оперные театры не так часто балуют зрителей «Кащеем», — и музыка из «Жар-птицы» не самое ходовое произведение в концертном варианте. На открытии-гала их совместное появление убило сразу нескольких зайцев: концерт получился органичным по тематике; опера привлекла многочисленную касту ценителей вокального искусства; наконец, что Римский-Корсаков, что Стравинский — это всегда звуковая колористика, разнообразие оркестровых средств, а значит, отлично подходит для презентации оркестра.
Впрочем, коллектив такого уровня, как РНО, не нуждается в помощи композиторской «раскраски»,
чтобы показать свое мастерство и произвести впечатление на слушателя. Эта колористика — просто бонус избранных произведений.
Предыдущий фестиваль РНО также предложил публике интерпретацию оперы Римского-Корсакова. Тогда, в 2014-м, это была «Майская ночь». Очевидно, у художественного руководителя оркестра Михаила Плетнева интерес к творчеству Римского-Корсакова только набирает обороты. И вот теперь — «Кащей». Для сценического воплощения опера не слишком привлекательна — очень уж статична по действию (и в целом по музыкальному языку), да и декоративный элемент здесь не так важен. Словом, как концертный вариант она идеальна.
Вряд ли организаторы фестиваля пытались внести в избранную программу какой-то политический подтекст, на что намекают многие критики. Да, в 1905 году студенты Петербургской консерватории поставили «Кащея» как подножку властям, олицетворяя «главного негодяя» с обер-прокурором Священного синода К.С. Победоносцевым, да и вообще, с государственной верхушкой, в плену у которой томится Россия-матушка. Но в наше время подобный намек был бы уж слишком тонким и рисковал остаться непонятым.
К тому же искренне считаю, что высокое искусство выше политики.
А «Кащея», конечно, можно причислить к высокому искусству. Это уникальная опера в русле веяний Серебряного века, когда на первый план выходят не этические, а эстетические законы, и даже зло (а в опере злодей, на минуточку, — главное действующее лицо) расписывается красиво. Ведь Кащей Бессмертный получился куда более ярким и характерным персонажем, нежели инертный Иван-королевич.
Пятеро приглашенных солистов блестяще справились с ролями. Это как раз тот случай, когда вокалисты подобраны очень гармонично в соотношении друг с другом.
Анастасия Москвина, исполняющая партию Царевны, порадовала красивым, льющимся тембром голоса.
Михаил Губский сумел без помощи грима и костюма изобразить такого Кащея, что воображение мгновенно дорисовало недостающий зрительный образ. Голос вокалиста оказался гибким, изменчивым, с легкостью воплощал скрипучий говорок главного героя и его харизматичную экспрессию.
Кащеевна в воплощении Ксении Вязниковой продемонстрировала густой, полнозвучный тембр; Борис Дьяков (Иван-королевич) отличился какой-то особой аккуратностью и собранностью звука; а Буря-богатырь, он же Дмитрий Скориков, запомнился умением создавать изменчивую, многообразную динамику.
Плюсы всех пятерых: превосходная дикция и артистизм.
Кроме того, все они отлично вписывались в общую звуковую канву. Оркестр не мешал, не заглушал, не отстранялся. РНО и, в частности, Михаил Плетнев этим славится: солистам с ними удобно. Будучи опытным пианистом, Михаил Васильевич, разумеется, не может не знать изнутри, каково это — подстраиваться друг под друга. И вот вам результат: солисты и оркестр демонстрируют полное единение.
«Жар-птица» (1910) перекликается с «Кащеем Бессмертным» не только сюжетом, но и некоторыми чисто композиционными особенностями. Временной промежуток между сочинениями всего 8 лет, и эстетическое кредо в этом спектакле то же, что и у Римского-Корсакова: на первое место — красота, краска.
«Жар-птица» стала одним из реформаторских балетов начала ХХ века, в которых автором основной концепции становится не балетмейстер и даже композитор, а художник. Именно декорации (в «Жар-птице» созданные Бенуа, Головиным и Стеллецким) служили отправной точкой вдохновения для постановщика танцев и создателя музыки. Так что всё в этом балете, даже само либретто, было направлено на картинность, зрелищность. Действия как такового здесь, подобно «Кащею», не так много.
И сказочная живопись раскинулась роскошным звуковым полотном перед слушателями.
Про качество игры, чистоту исполнения (что особенно приятно в медной духовой группе), органичную и убедительную трактовку писать не буду, — для всех, кто знаком с творчеством РНО, это будет повторением очевидных истин. Отмечу только самое привлекательное для меня свойство описываемого коллектива и его художественного руководителя.
Оркестр, репертуар, интерпретации, манера дирижирования Михаила Плетнева, — всё это исполнено внешнего и внутреннего благородства и, если хотите, аристократизма. Ни следа от ненужной шумихи, пафоса; никакой пыли в глаза. В очередной раз убедилась в этом на открытии фестиваля.
А на повестке дня новые концерты и греющее душу чувство уверенности, что все они пройдут на высшем уровне. Жду не дождусь.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля
