Венский филармонический и Кристиан Тилеман, день третий
23 ноября в Москве в Концертном зале имени Чайковского прошёл третий концерт цикла, в котором исполняются все симфонии Бетховена с участием Венского филармонического оркестра под управлением Кристиана Тилемана. В этот вечер прозвучали целых три симфонии: первая, вторая и третья.
Перед этим музыканты и публика получили один день отдыха: 22 ноября концерта не было.
Было интересно пронаблюдать, будет ли в исполнении венцев и Тилемана ощущаться стилистический переход от симфоний среднего периода к ранним бетховенским симфониям, особенно к Первой и Второй, в которых Бетховен ещё демонстрирует явную зависимость от стилистики предыдущей эпохи. Эти симфонии существенно отличаются даже от Третьей, «Героической», в которой Бетховен уже встал во весь свой рост как великий симфонист, нашедший свою дорогу в искусстве.
В Первой симфонии Бетховена можно было бы подчеркнуть раннеклассицистские черты, ведь в ней прослеживается стилистика и эстетика Гайдна и Моцарта, и это не противоречило бы бетховенскому замыслу, потому что эта симфония ещё почти гайдновская по форме и воплощению. Тем не менее, Тилеман не пошёл по этому пути, и
ранние симфонии оказались исполнительски сближены с поздними,
что, в общем, довольно часто наблюдается, причём, не только у дирижёров.
Если проследить за представлением стилей у пианистов, то тоже можно заметить, что ранние фортепианные сонаты Бетховена часто оказываются стилистически сближенными с сонатами среднего и даже позднего периода (реже наоборот). Например, К. Н. Игумнов ощутимо проецировал поздний бетховенский стиль на исполнение ранних его сонат, примерно то же самое делал А. Шнабель, а, к примеру, Г. Р. Гинзбург поступал наоборот — ранний стиль проецировал на более поздние сонаты.
Отдать же должное каждому периоду — раннему, среднему и позднему — получается далеко не у всех даже самых выдающихся музыкантов,
да многие и не ставят перед собой такой цели, стремясь к единству воплощения бетховенского творчества.
В этом есть свой резон, и в этом смысле Тилеман тоже не является исключением: он вполне очевидным образом проецирует поздний бетховенский стиль на ранние симфонии. Кстати, говоря, Восьмая симфония Бетховена, что отмечено в программке фестиваля, должна быть камерной и «небольшой», как о ней отзывался сам Бетховен, но у Тилемана она вовсе не выглядит таковой, потому что дирижёром на неё проецируется тот же оркестровый состав и тот же исполнительский стиль, в котором были поданы 9-я, 7-я и 5-я симфонии.
Но если в 3-й симфонии это, в общем-то, уместно, то для двух ранних симфоний, а также для 8-й, это не слишком подходит. Впрочем, результат всё равно получился впечатляющим, но
осталось ощущение некоторой звуковой перегруженности этих скромных в сравнении с их окружением симфоний.
Концерт 23 ноября, как и два предыдущих, прошёл блестяще, однако при всём блеске была заметна одна вещь: уж очень много струнных для Бетховена! В те времена не было в оркестрах такого количества струнных! И духовые по этой причине в общем звуковом балансе играли значительно более весомую роль — «играли» в прямом и переносном смысле этого слова.
Тем не менее, даже при таком количестве инструментов игра музыкантов всех струнных групп идеально синхронизирована: в Венском филармоническом просто немыслимо даже представить то, что можно увидеть в других оркестрах, когда струнники ведут смычки в разные стороны — одни вверх, а другие вниз, и наоборот.
Здесь это немыслимо, но не потому, что это «некрасиво выглядит», а потому, что свидетельствует об индивидуальном недопонимании и недостаточной исполнительской дисциплине и в конечном итоге отрицательно сказывается на звуковом результате.
Громадные струнные группы, подаренные оркестрам романтической эпохой, нуждаются в некотором сдерживании,
а в 1-й и 2-й симфониях и даже в некоторых моментах 3-й, как мне показалось, дирижёр слегка топил духовые в звучании струнных. Это не относится к сольным эпизодам в исполнении духовых, но в общей массе они немного терялись.
В частности, буффонный характер финала 2-й симфонии, который в этом качестве уникален в симфоническом наследии Бетховена, был выделен слабее, чем хотелось бы. Секундовые интонации, которые должны производить комический эффект, были вполне внятны лишь у струнных, а духовые оказались немного отодвинуты по динамике. Нельзя сказать, что их не было слышно, но они должны здесь гораздо лучше пробивать всю оркестровую ткань в нужных местах. Финал симфонии это не испортило, но ощущалось, что он мог получиться более характерным, а впечатление могло быть ярче.
С другой стороны, их бы «тонкие проблемы» да нашим отечественным оркестрам!
К хорошему быстро привыкаешь, и как после гастролей Венского филармонического мы будем слушать большинство наших оркестров? Венский филармонический оркестр уезжает, и с чем мы остаёмся — с приятными воспоминаниями посреди суровой реальности?
Адекватнее всего исполнительский стиль венцев под управлением Тилемана проявился всё же не в первых двух, а в Третьей симфонии, прозвучавшей во втором отделении величественно и в лучших традициях.
В этой симфонии дирижёр нашёл применение своему дару выстраивать большие музыкальные полотна,
а также нашёл для некоторых моментов интересные локальные исполнительские решения. Так, в финале симфонии, после полифонического раздела дирижёр выдержал многозначительную паузу перед Poco Andante (con espressione).
Бетховен предписал здесь фермату, а дирижёр, творчески развив его мысль, фермату показал, но добавил от себя большую паузу, которая превратила всё последующее как бы в «подведение итогов» — и с точки зрения формы это очень удачное и убедительное решение. Подобные смысловые повороты с применением глубоких цезур встречаются во многих его бетховенских трактовках.
Интересно отметить, что как таковых репетиций в этот приезд в Москву у Венского филармонического оркестра не было, а были только акустические пробы в пространстве концертного зала. И это вполне естественно: в рамках своего концертного турне по ряду стран оркестр непрерывно исполняет одну за другой бетховенские симфонии, в результате чего
«репетицией» для каждого последующего концерта является предыдущий,
а весь набор бетховенских симфоний актуализирован и находится в памяти и в руках оркестрантов, а также дирижирующего наизусть Тилемана. Музыканты столь часто выступают, что, подобно Ференцу Листу и Никколо Паганини, в своё время разъезжавшим с многочисленными концертами, в таких путешествиях они не нуждаются в репетициях.
Третий день выступления знаменитого оркестра, в котором прозвучали ещё три симфонии Бетховена, прошёл не менее ярко и захватывающе, чем предыдущие два дня, однако по результатам этих прослушиваний уже можно было сделать вывод, что
ядром стилистических устремлений Тилемана являются симфонии среднего и позднего авторских периодов.
Судя по всему, дирижёр мыслит творчество великого немецкого композитора единым музыкальным массивом, в рамках которого для него как исполнителя не имеют основополагающего значения слишком мелкие, на его взгляд, отличия симфоний друг от друга, не несущие большой смысловой нагрузки и не являющиеся фундаментальными. Всё равно его подача однозначно воспринимается как Бетховен, причём, технически идеально исполненный и стильный с учётом поправок на личное видение выдающегося музыканта.
К концу концерта публика была просто вне себя от счастья:
с каждым днём восхищение и благодарность переполняли её всё больше, все присутствующие переживали самую настоящую эйфорию и в перерыве разными словами высказывали друг другу одну и ту же мысль, вернее, мечту — чтобы этот музыкальный праздник продолжался бесконечно!
Но всему приходит конец, даже и хорошему: впереди оставался всего лишь один бетховенский день, зато какой: цикл концертов увенчало исполнение 8-й и 9-й симфонии в дневном воскресном концерте, о чём ещё будет речь впереди.
