На концерте Лукаса Генюшаса
25 марта в Большом зале Московской консерватории состоялся клавирабенд многообещающего отечественного пианиста, одного из талантливейших учеников Веры Горностаевой и одного из лучших молодых пианистов нашей страны Лукаса Генюшаса. Необходимо отметить, что «природа не отдыхает» на сыне (П. Генюшаса) и внуке (В. Горностаевой) пианистов Лукасе, как это часто случается в семьях, передающих одну и ту же профессию из поколения в поколение. Напротив, если оценить пианистические данные всех представителей его династии, то среди них именно он выглядит самым одарённым.
Уже сегодня родившийся в 1990 году в Москве Лукас Генюшас может быть назван выдающимся пианистом.
Феноменальная виртуозность, великолепное профессиональное владение всеми видами фортепианной техники, исключительная выносливость исполнительского аппарата, надёжная память,
позволяющая ему преподносить слушателям чрезвычайно насыщенные в фактурном отношении произведения и громадные монографические программы — всё это можно записать в безусловный актив молодого музыканта, лауреата II премии конкурса им. Шопена в Варшаве 2010 года, на котором III премию получил прославившийся впоследствии Даниил Трифонов, а I премию взяла Юлианна Авдеева, ещё одна наша выдающаяся и весьма своеобразная пианистка, любимица московской публики.
Не будет преувеличением сказать, и я это наблюдал воочию на концерте, что и
Лукас Генюшас уже сделался любимцем московской публики: зал был набит до отказа,
к началу клавирабенда билеты в кассах закончились, и лишние билетики спрашивали при входе.
И всё же, если вернуться к рецензируемому клавирабенду и задаться целью рассмотреть конкретику данного выступления, то можно убедиться, что
деятельность замечательного пианиста всё же сталкивается со многими проблемами если не технического, то творческого характера.
Отнюдь не случайно упомянул я лауреатство Генюшаса на конкурсе, носящем имя великого польского гения. Шопен — это один из ключевых авторов его репертуара, и я даже осмелюсь предположить большее: прекрасно ощущается, что
Шопен является одним из краеугольных камней его музыкальной индивидуальности как таковой.
Это одновременно и достоинство, и недостаток, ибо свидетельствует о неуниверсальности музыканта, что вполне очевидным образом сказалось на дебюте Генюшаса в БЗК, ибо играл он не 24 этюда Шопена, а 24 прелюдии Рахманинова. На мой взгляд, такой выбор был неудачным для дебюта Генюшаса в этом зале.
Концерт не задался с самой первой вещи: знаменитая прелюдия cis-moll сразу пошла «под рояль».
Она была настолько невзрачной, блёклой по тембру, заигранной и словно бы смертельно надоевшей игравшему, что мне захотелось тут же встать и уйти с концерта, и я с трудом подавил это жгучее желание. О нет, в техническом отношении всё было на высоте, но в художественном — абсолютно провально.
С одной стороны, ясно, что пианисту, играющему все 24 рахманиновских номера, от прелюдии 3-го опуса нужно «избавляться» с самого начала, не оставляя её ни на конец 1-го отделения, ни на бис, потому что это самая ранняя и, пожалуй, до сих пор самая известная прелюдия Рахманинова, которая не должна затмевать остальные номера. Но если уж начинать со столь известной и пафосной вещи, то увлекать и потрясать ею нужно было сразу же, «с места в карьер», а это не получилось.
Да и в дальнейшем, когда шли опусы 23 (в 1-м отделении) и 32 (во 2-м отделении), дела обстояли не лучше, ибо
наблюдалось вполне очевидное непопадание в рахманиновскую эстетику, непонимание стилистики, рахманиновской характерности,
для которой вовсе не типична перманентная тусклость звучания, отсутствие ярких красок, резких звучностей, а тем более, отсутствие упругого ритма, каприччиозности, от чего пострадали все энергичные прелюдии и все те номера, которые требовали особой ритмической прихотливости, которой, как известно, славился сам великий композитор-пианист.
К примеру, прелюдия H-dur, целиком построенная на разнообразных сочетаниях и эффектных ритмических «перебоях», была сыграна Генюшасом без малейшего понимания её существа и фактически «лишена жизни».
Прелюдия d-moll, требующая исключительной упругости прикосновения к клавишам, изощрённого рубато и ритмического разнообразия, тоже была лишена смысла и почти всей своей прелести: от неё остался лишь голый скелет. То же самое можно сказать и о прелюдии b-moll.
На примере исполнения пьес Рахманинова неожиданно со своей определённостью выяснилось, что
ритмика — это слабая сторона Генюшаса-музыканта.
Кстати, в Шопене это было не столь критично и даже, наверное, совсем не критично, но для дебюта в БЗК был выбран не Шопен, а Рахманинов!
Наблюдались у Генюшаса и другие проблемы художественного свойства.
К примеру, прелюдия Es-dur пострадала по причине обезличивания уникальной и насквозь мелодичной партии левой руки: Генюшас лишил её рельефа, превратил её всю в однотипно-плоские «пассажи», как будто подготавливающие следующую прелюдию c-moll. Кстати, о прелюдиях c-moll, B-dur, g-moll, f-moll и gis-moll:
в них острейше не хватало не только ритмической инициативы исполнителя, но и ярких красок, свежести звучания, эффектных тембральных вспышек, словно прорезающих тьму, что так типично для стиля и для творческой психологии Рахманинова.
Но, увы — в игре Генюшаса этого не было, и, несмотря на его феноменальные двигательные данные, эти прелюдии выглядели однородной серой массой.
Любопытно и, наверное, небезынтересно для любителей психоанализа, что
более-менее прилично прозвучали у пианиста самые незаигранные номера, а все заигранные и известные были поданы рутинно.
Неудачи я уже перечислял, а по части удач можно отметить прелюдии As-dur и es-moll, ну абсолютно «шопеновские» под руками Генюшаса, что заставило ещё раз пожалеть о допущенной им стратегической ошибке при выборе концертной программы для выступления в Большом зале консерватории.
Сыгранные на бис «Гопак» Мусоргского-Рахманинова и «Полёт шмеля» Римского-Корсакова-Рахманинова были поданы виртуозно-совершенно, но в художественном отношении ничуть не лучше, чем основная часть программы, и с теми же особенностями.
Не то чтобы я «разочарован», но в этот раз не нашёл в выступлении Генюшаса ничего особенного. Можно было и не ходить на концерт вовсе: такая там была рутина.
У пианиста нет никакого повода быть собою довольным, ибо он способен на гораздо большее, а сейчас он не готов играть Рахманинова, попросту не созрел для него.
Я вовсе не оцениваю выступление Генюшаса с Рахманиновым однозначно «отрицательно», но это было «непопадание», менее очевидное в лирических вещах и моментах и вполне очевидное в вещах и эпизодах, требующих исполнительской инициативы и активного проявления звукотворящей воли.
Прекрасно слышно, что играет пианист выдающийся, феноменально одарённый, имеющий свой взгляд и стиль, но пока что не всегда умеющий применить свои качества по делу. Не берусь судить о других его выступлениях, на которых я не был, но в данном случае
вполне очевидно было приложение шопеновской стилистики к Рахманинову.
Само по себе это не новость, но в столь откровенном виде я с этим столкнулся едва ли не впервые, хотя неоднократно слышал весь цикл рахманиновских Прелюдий в исполнении самых разных пианистов: не говоря уже об избранных номерах, игранных самим автором, В. Горовицем, Я. Флиером, Э. Гилельсом, С. Рихтером, Л. Берманом, Д. Алексеевым, Е. Малининым и прочими выдающимися знатоками рахманиновского творчества.
Быть может, Генюшас и владеет звуком, как об этом рассказывают свидетели иных его выступлений, но в данном случае это прошло «мимо».
Положительная реакция зала, как мне показалось, была по большей части направлена на Рахманинова,
как это всегда бывает в таких случаях, и это, в общем, хорошо, а кричали, наверное, учащиеся со звонкими голосами. В принципе, почему бы и не покричать, когда играет их коллега и для многих даже однокашник? Не вижу в этом ничего дурного, хотя, конечно, нет смысла ориентироваться на это в оценках.
В зале были микрофоны и даже телекамеры, так что концерт записан и будет, видимо, передан по радио или по телевидению.
Что сказать в заключение, какие выводы сделать?
Главный вывод один: пианисту нужно работать, расширять свои репертуарные рамки, изучать индивидуальные композиторские стили и их своеобразие, чтобы не переносить особенности творчества одного автора на произведения другого.
После этого концерта я вовсе не снимаю свои положительные рекомендации в отношении Лукаса Генюшаса, изложенные в начале рецензии, и вовсе не перестаю считать его одним из лучших наших пианистов: и не такие приключались истории, и не такие пианисты бывали недовольны собой и даже проваливали некоторые свои выступления, так что это не проблема.
Проблема в другом:
в каком направлении двинется Генюшас в ходе дальнейшего своего погружения в мир музыки,
какими критериями он будет руководствоваться при отборе репертуара, анализе его стилистики и выработке способа его подачи?
Ответы на эти вопросы мы получим в ближайшие годы, а сейчас я хочу пожелать пианисту творческих успехов, побед на фортепианных конкурсах и выражаю уверенность, что отдельные кризисные явления он успешно преодолеет, ибо молод, талантлив, профессионально образован и успешен. Бог в помощь.
