Как Москва слезам не верит, так и Лондон не завоевать так просто. Из трех русских театров, посетивших Лондон сравнительно недавно — «Современник» в феврале и Мариинский балет в июле-августе прошлого года, а также балет Бориса Эйфмана, только что завершивший свои гастроли, снискать лавры удалось разве только русскому классическому балету, то есть — Мариинке. Но и то не все спектакли были оценены критикой и зрителями равноценно.
«Анне Карениной» не повезло ни в мариинской версии (музыка Родиона Щедрина хореография Алексея Ратманского, сценография Михаила Мелбая), ни в эйфмановской (хореография Бориса Эйфмана, музыка Чайковского). Хотя лично мне версия Эйфмана оказалась ближе, даже при том, что это — современный балет, своеобразный, не каждому по вкусу.
«Это не балет, а какая-то сплошная геометрия», — поделилась со мной, только констатируя, без всякого осуждения, моя соседка. «Любопытно! Но я предпочитаю классический русский балет».
Было интересно наблюдать за танцем Эйфмана. Гуттаперчевые тела танцоров кордебалета и особенно техника солистов — отточена до совершенства, что позволяет им совершать какие-то невероятные, отчасти противоестественные, какие-то ненатуральные, вызывающие отторжение гимнастические трюки, акробатические движения, немыслимые па, которые трудно придумать, представить даже, не то, что исполнить.
Мария Абашова, Нина Змеевец, Олег Марко, Алексей Турко, Олег Габушев, Сергей Волобуев, Юрий Ковалев, Наталья Поворозник, Дмитрий Фишер, Олег Марков, Николай Радиш — они, должно быть, не только солисты Эйфмана, но и его сподвижники, соратники, разделяющие его взгляды на современный балет. Как и столь свободную трактовку русской классики, которую привносит в постановку Борис Эйфман.
И этот момент стоит особого внимания. Потому что однозначно, что и от Толстого Льва Николаевича, как и от Пушкина Александра Сергеевича, там мало что осталось. На «Онегине» передо мной сидели дети. Видимо, родители привели их, чтобы хотя бы показать что-то из русской классики. Выбор сделан явно неправильный. Объясняй им потом, почему Ленского зарезали ножом, а не застрелили на дуэли.
Этот момент и стал, кстати, камнем преткновения для английских критиков и английского зрителя, которые, поверьте мне, знают и помнят (и любят!) русскую классическую литературу лучше, чем многие наши. По крайней мере, таких вопросов от них не услышишь: «А что, разве Ленского у Пушкина убили? А как? А я-то думаю, и почему его зарезали? Ой, все забыла!»
И все-таки у Эйфмана очень много оригинальных решений. Как поезд ускоряет свой ход, так, с ускорением, развивалась динамика «Анны». «Онегину» в этом плане повезло меньше. Там кульминация достигла своей наивысшей точки напряжения уже в первом акте, до антракта.
Сама идея надвигающегося поезда, великолепно исполненного танцорами, как и падение Анны с моста, оказалась в сто крат интереснее, чем настоящий вагон в балете Мариинки, который тягали вначале по диагонали где-то внутри сцены, а потом со скрипом и скрежетом музыкального сопровождения Щедрина выдвинули по вертикали, прямо в зрительный зал. У меня осталось недоуменное ощущение, что этот пресловутый вагон и был главным героем всей постановки. Но зато сценарий был близок к тексту Толстого. И это был безукоризненный классический русский балет, правда, достаточно упрощенный.
Но вернёмся к балетам Эйфмана. Нельзя не отметить, насколько оригинален, элегантен, эстетичен дизайн З. Марголина и абсолютно безупречен свет Г. Фильштинского. Я не удивлюсь, если однажды увижу эти имена в программах «Ковент-Гардена» или лондонского «Колизея». Они сделали свою работу на высоком уровне, ни в чем не уступающем Западу.
Я нахожу вполне допустимым некую преемственность, заимствование некоторых решений, которые мы наблюдали в обоих спектаклях. Это – как «лицо» балета Эйфмана, и оно должно быть узнаваемо.
Двойственное ощущение осталось после увиденного, тем более что я смотрела балеты Эйфмана впервые. Это любопытно. Непростительно, что спектакли шли не в сопровождении оркестра, а под запись. (Понятно, почему это происходит, но тем не менее!). Обидно, что во время чтения письма Татьяны (что было само по себе неожиданно: балет и слово – несовместимы!) англичане не могли читать перевод по бегущей строке. Неважно, что перевод дан в программке. Звучание русской речи на сцене «Колизея» наполненное содержанием пушкинской лирики – какой был бы пиар русской классике!
И совершенно непростительно то, что в зале сидели «подставные утки»: на «Онегине», например, в левой части партера, на первом представлении «Анны Карениной» они были рассредоточены. Они хлопали невпопад, даже не после танца, а после каждого элемента его, жиденько, словно стыдясь, кричали «Браво!» и, слава Богу, не бросали в воздух чепчиков…
Уверена, что Эйфману это не нужно, потому что аплодисменты – искренние, благодарные, заслуженные он получил сполна. Даже при том, что заключительный «Онегин» проходил далеко не при полном зале. Англичане – они же консерваторы! Ну, не равнодушны эти к классическому русскому балету!
Фотограф — Нана Кудряшова
