«Дон Жуан» из Нью-Йорка
Редкий случай, я была счастлива, что ошиблась, и предположения об отсутствии народа, о малой кучке «пионеров и пенсионеров», которая наблюдалась в зале «Художественного» в апреле на прямой трансляции «Анны Болейн» из Вены, не сбылись.
Большой, современный, очень удобный зал кинотеатра «35 мм» на ул. Покровка, 47, был заполнен процентов на 80, что очень недурно, учитывая позднее, 21 час, время начала спектакля, и почти театральную цену билетов.
И какая приятная публика, не традиционно оперная, а скорее та, что встречается в Третьяковке или ГМИИ им.Пушкина — интеллигентная молодёжь, парочки, среднее поколение. Кажется, рекламные усилия организаторов, Арт-Объединения Русское мобильное телевидение COOLCONNECTIONS не пропали даром! Неужели и у нас вскоре случится то же, что и в Европе, где начавшиеся лет 5 назад прямые трансляции опер собирали только малые кинозалы, а ныне настолько в моде, что билеты на многие заказывают так же заранее, как на премьеры в театры?
И оно того стоит! Поймала себя на мысли, что не только очевидная — до Нью-Йорка лететь долго, дорого и хлопотно, — но и более гурманская причина имеется. Мы присутствуем при рождении, по-существу, нового жанра, кинооперы на Большом экране, обещающего знатокам и любителям массу положительного.
Прежде всего – работа телеоператоров. Об этом уже писали коллеги в отчёте о предыдущей трансляции «Анны Болейн», открывшей сезон кинопоказов. Но в случае с «Дон Жуаном» хотелось бы отметить особо один момент.
Постановка Майкла Грендэйджа традиционна в лучшем смысле этого слова, и достаточно статична. Сто раз использованный приём – типично средиземноморский фасад дома с окнами, закрытыми ставнями-жалюзи, который трансформируется по ходу действия то в гостиницу, то в деревенскую площадь, то во дворец или даже кладбище с гробницей Командора. Поэтому движение кинокамеры подчас добавляло динамики действию, смена планов заменяла оригинальность мизансцен, особо понравилось, как во время сольных номеров или дуэтов камера так мягко, в темпе музыки, почти кружила возле артистов, давая рассмотреть со всех сторон замечательные исторические костюмы 18-го века, аутентичную фактуру тканей, пряжки и шнуровки, изящную ювелирку (художник-постановщик — Кристофер Орам). То, что вся вокальная и актёрская работа представала как на ладони, или, вернее, словно сидишь в партере с добрым Цейсовским биноклем времён 2-й мировой (ох, он такой тяжёлый, руки и глаза уставали!) – само собой разумеется. Отдельный комплимент гримёрам. Совершенно человеческие лица, как в кино, красивые, улучшенные, но без этих ужасных накладных ресниц, плохо замазанных своих бровей и грубого кукольного общего тона. Подобные «прелести» можно увидеть в видеозаписях опер 70х -90-х годов.
Иное дело – звук. Всё, что напишу далее – из разряда «жемчуг мелок». Настолько хорошо, что… хотелось бы лучше! Это не критика качества трансляции как такового, и даже не звукорежиссёрской концепции, просто констатация сегодняшнего факта, и чего бы хотелось в идеале. Понятно, что основная задача была – донести всё оркестровое и вокальное богатство миру, через океан, с минимумом потерь. Не углубляюсь в технологию, чтобы писать о ней, нужно знать слишком много «вводных», но похоже, решили действовать «пучком». Совсем по-простому – очень трудно переломить веник, а каждую его соломинку, если развязать – запросто. Вот так и здесь, на выходе получался максимально сконцентрированный звуковой поток, с преобладанием высоких частот, которые неприятно резанули по ушам ещё в оркестровой увертюре. Голоса вокалистов звучали естественно, но с явно выровненным динамическим диапазоном. Ну не бывает так, чтобы все восемь солистов пели почти с одинаковой громкостью! Явно подкорректирована была и нюансировка, в основном, за счёт пиано, которое искусственно вытягивали —приподнимали, пару раз даже слышно было движение микшера. Примерно такая же работа велась на Всесоюзном радио – динамический диапазон умышленно укладывали в «Прокрустово ложе» 30дБ, чтобы всё было слышно даже в кухонном динамике. В туттийных же местах, ансамблях, возникало ощущение звуковой «кучи малы», ни о какой прозрачности не было и речи.
А как быстро мы все балуемся хорошим! При такой чудесной «киношной» картинке ну очень хотелось бы, чтобы и звук двигался по сцене вместе с конкретным персонажем, чтобы панорама была не хуже, чем в даже виниловой оперной записи стерео 30-летней давности, чтобы слышны были планы – оркестр и солисты, чтобы голос сверху, из окошка, звучал именно сверху, ну и т.д… Ещё раз повторю, мечтать не вредно, но вполне вероятно, что при натуральной «сверхзадаче» широко расставленные по панораме несбалансированные голоса могли бы просто потеряться во время передачи по сложнейшему тракту. Возможно, именно концентрированное «пучковое» звучание – наиболее приемлемый на сегодняшний день компромисс. Так что поклонникам 5:1, Dolby Surraund лучше всё же не ждать аналогов студийным записям.
И ещё сюда же, в своём стремлении к «стерильному» звуку звукорежиссёры МЕТ повыстригли (специальная компьютерная программа) практически все «бытовые» шумы – шуршанье платьев, стук бутафории. Остался скупой минимум, вроде бряцанья шпаг в поединке Дон Жуана и Командора или хлопки в ладоши. С этим тоже можно спорить. Скрип сапог или излишний топот в танцах на свадьбе Церлины и Мазетто явно не добавил бы художественности, но вот наблюдать с замиранием сердца, как вздыбливается пол в финале, вырывывается из него адское пламя, поглощающее Распутника, и всё это почти беззвучно — странновато, пиротехника требует шумов!
Но никакая HD картинка и качественный звук не спасут, если исполнение не на высоте.
В этом «Дон Жуане», к счастью, всё сошлось.
Главный музыкальный нерв – оркестр и дирижёр Фабио Луизи. Его трактовка шедевра, возможно, далека от философской глубины позднего Караяна, скорее – это Моцарт для неофитов. С основательными внятными темпами, укрупнёнными фразами и акцентами, плотным, совсем не барочным оркестром и нарочито выпуклым клавесином в речитативах. Слегка американизированно, даже огламурено, но со вкусом и чувством меры.
В том же ключе был подобран и состав исполнителей.
Знакомый московской публике по «Евгению Онегину» из Большого театра в нашумевшей постановке Дм. Чернякова Мариуш Квечень вполне оправдал надежды, стал подлинным Заглавным героем вечера. По сравнению с Онегиным его голос окреп, возмужал, звучал уверенно и мощно во всём диапазоне, про технические трудности партии просто не думалось! И удивительное актёрское дарование! Этот Жуан не выглядел как мачо и не источал вокруг себя чисто мужское обаяние подобно героям Дм. Хворостовского или Э. Шротта. В нём чувствовался лёгкий холодок, стремление скорее не к физическому обладанию очередной в списке жертвой, а к игре, процессу охоты. Строго говоря, да простят меня поклонницы польского баритона, его не назовёшь красивым – широкие азиатские скулы, небольшие глаза. Но эта безупречно стройная фигура, органичная, почти звериная пластика! (Напомню, во время генеральной репетиции Мариуш Квечень получил, сражаясь на шпагах, травму позвоночника, перенёс операцию.) И главное – чисто шляхетское ощущение породы, гордая посадка головы, вот что привлекает в этом Дон Жуане. Он выстроил роль по нарастающей, и финал с явившимся на ужин Командором стал кульминацией. Хотя именно здесь чересчур близкий план несколько смутил – очень уж по-бытовому «фантомасным» выглядел в синюшном тоне Призрак-бас Штефан Коцан, а ярко-розовый открытый на пении рот просто смешил! И тем не менее отчаяние Дон Жуана было столь искренне, финальная верхняя нота такой трагически пронзительной, что мороз продрал до нутра при его провале в адское пламя, и, о ужас, лишним показался финальный секстет положительных персонажей – Венская редакция, где всё завершается смертью главного героя, тоже логична по-своему.
Думаю, популярный в Речи Посполитой тост: «За польский гонор!» — не пустые слова для пана Квеченя. Как он лихо почти «заткнул» самоё Рене Флеминг в антракте во время интервью, чтобы сказать пару фраз родному Кракову, его «дякую и кохаю» были понятны москвичам и без перевода. Интересно, а наши так смогут в следующих трансляциях? К слову, «Дон Жуан» — единственная из шести опер, где не заняты отечественные певцы.
Вообще, в этой постановке наиболее ярко прозвучали мужчины.
Пожалуй, впервые увидела столь неотразимо обаятельного Лепорелло в исполнении Лука Пизарони, голливудского уровня красавца на полголовы выше падрона. Назвать его голос даже бас-баритоном – натяжка, по тембру Слуга был лишь чуть гуще Синьора. Возможно, так и было задумано. Лепорелло — «Альтер эго» Жуана, его комическая ипостась. Их переодевание, путание донны Эльвиры во 2-м акте выглядело очень естественно. Как свежо и вкусно была исполнена запетая Ария со списком!
Сколько подтекста и скрытых намёков, оказывается, может вложить умный исполнитель в простые числительные! Его «mille e tre» (тысяча и три соблазнённых испанки) вызвало смех в зрительном зале, именно эту фразу повторял, подражая, на завтра мой 14-летний сын, не музыкант, выдержавший без скуки весь спектакль, и уже мечтающий о следующем «походе в МЕТ».
Неожиданно эффектным, брутальным племенным самцом, а не привычным деревенским увальнем, оказался Мазетто в исполнении Джошуа Блума. Вот у кого настоящий мощный бас, сочный и бархатистый!
Несколько жалобно на фоне столь яркой басо-баритоновой троицы выглядел самый опытный из исполнителей — Рамон Варгас, Дон Оттавио. Звучал мексиканский тенор очень хорошо, музыкально, тонко филируя фразы. Актёрски хоть каких-то откровений от образа идеального верного жениха Донны Анны просто нет смысла ожидать, ну не заложено у автора. Но вот заметно похудевшая, со впалыми щеками физиономия, мягко говоря, повзрослила тенора, придала его всегда позитивным чертам оттенок болезненности, особенно контрастный рядом с бодрыми молодыми коллегами.
Три дамы – сопрано, занятые в спектакле, каждая по-своему были хороши, но, что называется, за душу никто не зацепил.
Маститая Барбара Фриттоли – Донна Эльвира в 1-м акте явно боролась с тесситурой, голос звучал несколько старше точёного лица артистки. Но ближе к финалу она «вошла в колею», распелась. И в подлинную, всепрощающую любовь покинутой женщины к ветреному совратителю верилось.
Иное дело – Донна Анна в исполнении Марины Ребека. Её молодое свежее сопрано звучит инструментально мягко, богато оттенками, слушать интересно. Певица тоже хороша собой, яркие голубые глаза при тёмных волосах, чарующая улыбка. Но по образу, простите, может, чего не понимаю? Когда, благодаря хорошим субтитрам (опять спасибо организаторам!), понимаешь каждое слово, то именно Донна Анна вызывает недоумение. Как одержимая носится за Жуаном, который ничего и не успел, и всё время, пардон, «динамит» верного Оттавио. Очередное «подождём, милый, я в трауре» в финальном ансамбле даже вызвало смех непосредственной нью-йоркской публики.
Гораздо симпатичней Церлина – Мойка Эрдман. Лёгкий чуть резковатый голос отлично выучен, полностью под контролем. А странноватое, чуть «мышастое» или даже кроличье личико вскоре уже не раздражало, казалось лукавым и пикантным. Эта пейзанка явно себе на уме, она – как шкатулочка с секретом.
Очень повеселили танцевальные сцены (хореограф — Бен Райт). Массовка МЕТ с обилием непривычных для нас негроидных и китайских лиц, одетых в красочные костюмы испанских простолюдинов, мило резвилась в лучших традициях народно-характерного танца.
В заключении. И на метро мы все успели, в Москве спектакль закончился в 0.35. Удивило бурное движение на Садовой, группы разряженной в Хеллоуинские костюмы молодёжи – кто-то перенёс для себя ночь шабаша с буднего 31 октября на субботу 29 октября. Им надо праздника, хоть какого, среди хмурой осени! Но так хотелось сказать очередной девушке в пышных чёрных оборках с набелённым лицом: «Не майся, детка! За цену среднего клубного ланча купи билет в Метрополитен-Опера, удиви всех друзей «поездкой» в Нью-Йорк, это круто, поверь, а эмоций и драйва намного больше!» Тем более, что следующая встреча 10 декабря опять с нечистой силой – Фаустом и Мефистофелем Гёте в романтической оперной интерпретации Шарля Гуно.
