Голос Елены Зарембы – один из тех божественных даров, что даются свыше. Низкий, объемный, теплый, действительно «поющий музыку», свободно льющийся, властно проникающий в потаенные глубины слушательского подсознательного… Этот голос своими чарующими обертонами, кажется, без остатка заполняет огромное пространство Большого зала Московской консерватории, сияющего во всем блеске его обновленной красоты… Воистину, царские музыкальные апартаменты для царственного голоса певицы! При этом, обладая настоящим, естественным от природы контральто, своему голосу редчайшей окраски Елена Заремба всегда сообщает подлинную страсть и чувство, постоянно демонстрируя высочайшую вокальную культуру, владение полным арсеналом технических средств, динамикой и дифференциацией различных штрихов от pianissimo до forte. Именно поэтому в репертуар традиционного контральто и драматического меццо-сопрано она всегда вносит свою неповторимую изюминку, свой удивительный певческий шарм.
По утверждению великой примадонны русской и мировой оперной сцены Елены Образцовой, «каждый певец должен отработать свой талант перед Господом Богом». В этих словах заключена глубокая философия, и Елена Заремба – одна из тех, кто следует ей неукоснительно. Кажется, время повернулось для нее вспять – и сегодня голос певицы продолжает звучать так, как звучал много лет назад, когда она только делала свои первые шаги на сцене Большого театра. О том, как проходило профессиональное становление певицы и как все эти годы ее карьера протекала за рубежом, можно узнать, в частности, из ее большого интервью. Снабдив читателя информацией, что называется, из первых рук, мы намерены пойти дальше, ведь сегодня Елена Заремба снова в России и снова в Большом театре. И пусть в «Руслане и Людмиле» Глинки, очередной скандальной постановке Дмитрия Чернякова, премьерой которой совсем недавно открылась для публики Основная сцена Большого театра, Елена Заремба задействована всего лишь в небольшой партии Наины, главное – что она снова с нами*. Однако все мы прекрасно понимаем, что уникальные голосовые возможности певицы, до сих пор сохраняющей свою прекрасную вокальную форму, конечно же, просто идеальны для большой партии Ратмира, поэтому Наина, порученная ей, – всё же определенный компромисс, свидетельствующий о недальновидности творческого руководства Большого. В то время, когда в лице Елены Зарембы пропадает такой роскошный интерпретатор Ратмира, эта партия, вопреки замыслу композитора, но зато, в соответствии с современной модой на контратеноров, отдана на откуп последним! Контратеноров можно любить, а можно и не любить – лично мне они нравятся, «как класс». Однако, это вовсе не повод, чтобы наводнить ими русскую оперу: это полнейший нонсенс и чистой воды музыкальный обскурантизм!
Об этом отчетливо подумалось именно на концерте певицы в Большом зале консерватории, состоявшемся 21 октября, когда его основная камерная программа была исчерпана и настала очередь бисов. Исполнение арии Вани из оперы Глинки «Жизнь за царя» Глинки словно вернуло меня в премьеру 1989 года и заставило ностальгически забиться сердце. Казалось, и не было пролетевшей череды лет: голос певицы звучал по-прежнему свежо, темпераментно и удивительно выразительно. Еще одним оперным номером на бис стала хабанера из оперы Бизе «Кармен» – и здесь певицей были найдены уже совершенно иные краски и интонации: страсть бесшабашной цыганки не только усладила наш слух, но и обожгла наши сердца. В свое время избалованный Париж принял трактовку певицей партии Кармен – мы же, услышав из нее только хабанеру, вслед за Парижем восхитились тоже…
Я даже как-то и не заметил, что разговор о камерной программе сольного концерта певицы начал сразу с оперных бисов, но, думается, в этом есть всё же свой смысл, ибо Елена Заремба – исполнительница, прежде всего, оперная. Но сказав так, мы тут же спешим добавить, что и камерный пласт ее творчества весьма важен для нее. И коль скоро мы начали не с основной программы концерта, а с бисов, то завершая эту тему, следует сказать, что в качестве первого (и единственного) камерного биса прозвучал романс Рубинштейна «Ночь» на стихи Пушкина («Мой голос для тебя и ласковый и томный»). Став проникновенным, патетическим гимном любви, он словно подытожил всю программу концерта, которую на этот раз составили камерные сочинения русских композиторов – Глинки, Даргомыжского, Кюи, Мусоргского, Чайковского, Метнера и Рахманинова. Собственно, этот концерт явился своеобразным «промоушеном» двух новых сольных аудиодисков певицы с записями русской музыки. И в этих записях, и на концерте в Большом зале консерватории аккомпанировала певице Антонина Кадобнова. Было «осязаемо видно» и слышно, что музыкальный дуэт между ними сложился на редкость изысканный и органичный. В знаменитых, легендарных стенах Большого зала консерватории профессиональная зрелость молодого концертмейстера стала поистине настоящим открытием!
Этот концерт, который состоялся в рамках «Фестиваля Большого зала» при поддержке Фонда Ирины Архиповой, имел и специальное название «Посвящение Ирине Архиповой» – и сей факт обсуждаемому событию, безусловно, придал особую значимость. В этот вечер в Большом зале консерватории царила самая непринужденная и очень теплая камерная атмосфера: вопреки отсутствию всякой афишной рекламы по городу, в зале собралась весьма неравнодушная, весьма заинтересованная публика, которая на концерт своей любимицы, уверен, пришла бы в любом случае, даже если бы этот концерт и не был объявлен вовсе! Сей вечер для Елены Зарембы – веха знаменательная, ибо на этой прославленной сцене стал ее сольным дебютом. Исполнительским дебютом в этих «священных стенах» стал этот концерт и для Антонины Кадобновой. Двойной дебют – двойной праздник, но поскольку этого события мы явно заждались, то радость от него была усилена десятикратно.
Свою программу Елена Заремба начала с трех миниатюр Глинки («В крови горит огонь желанья» на стихи Пушкина; «Как сладко с тобою мне быть» на стихи Рындина; «Болеро» на стихи Кукольника). Эти романсы сразу задали высокую эмоциональную планку вечера, ведь в голосе певицы было столько оттенков, столько упоительного музыкального шарма, столько истинно салонной изысканности, что, право, сразу же после глинкинского блока хотелось воскликнуть: «Восхитительно! Очаровательно!» Заметим, что если не считать хабанеры из оперы «Кармен» Бизе, исполненной в конце вечера, то можно сказать, что этот вечер, с Глинки начавшись, Глинкой и закончился. Наверное, это неспроста, ведь, думается, что Глинка относится к числу любимейших русских композиторов певицы. Дальше слушательские впечатления развивались по нарастающей: мы насладились звучанием двух романсов Даргомыжского («Я всё еще его, безумная, люблю!» на стихи Жадовской; «Ночной зефир» на стихи Пушкина), а затем – прозрачно-акварельной интерпретацией миниатюры Кюи «Царскосельская статуя» на стихи Пушкина.
Закончилось первое отделение исполнением произведений Мусоргского – вокального цикла «Без солнца» на стихи Голенищева-Кутузова («В четырех стенах»; «Меня в толпе ты не узнала»; «Окончен праздный, шумный день»; «Скучай»; «Элегия»; «Над рекой») и «Гопака» на стихи Шевченко (из поэмы «Гайдамаки»). И в этом песенном цикле Мусоргского мы услышали совсем другую Елену Зарембу, исполнительницу романтически утонченную, изысканную и философски вдумчивую, зато в жанровой энергичной миниатюре «Гопак» сполна смогли оценить и искусство ее харáктерного перевоплощения. Почему-то после этого номера вдруг вспомнилась партия Хозяйки корчмы из «Бориса Годунова» Мусоргского, которую в свое время Елена Заремба блестяще интерпретировала на сцене Большого театра: роль эпизодическая, но певице каждый раз удавалось создавать из нее поистине запоминающуюся «вокальную картинку».
Первую половину второго отделения составили три известнейших романса Чайковского («Средь шумного бала» и «Кабы знала я» на стихи А. Толстого; «Серенада» на стихи К. Р. [Константина Романова]) и два романса Метнера на стихи Пушкина («Я пережил свои желанья» и «Зимний вечер»). Чайковский у певицы был особенно хорош, он был не запет, не заигран, звучал очень искренне и мелодически проникновенно. Это были три абсолютно разные миниатюры, три абсолютно разных характера, но объединял их один огонь – «огонь желаний», огонь томлений, огонь внезапно нахлынувшего любовного чувства… Очень интересным и необычно цельными предстали сочинения Метнера: и в этой музыке с ее причудливой мелодической линией певице удалось найти золотую середину и расставить нужные акценты.
В завершение вечера был представлен большой блок камерных произведений Рахманинова («Полюбила я на печаль свою» на стихи Плещеева; «В молчаньи ночи тайной» на стихи Фета; «Мы отдохнем!» на слова Чехова; «Сирень» на стихи Бекетовой; «О нет, молю, не уходи!» на стихи Мережковского; «Не пой, красавица, при мне» на стихи Пушкина; «Весенние воды» на стихи Тютчева). В этих опусах певица уже выступила тонким психологом, исследователем изменчивого внутреннего мира человека, подверженного как сильному порыву чувств («Полюбила я на печаль свою»; «О нет, молю, не уходи!»; «Весенние воды»), так и иллюзорным переменам настроений («Сирень»; «Не пой, красавица, при мне»; «В молчаньи ночи тайной»). Но фрагмент финального монолога Сони «Мы отдохнем!» из пьесы «Дядя Ваня», положенный на музыку Рахманиновым, стоит явно особняком. Он был воспринят, как гимн покою и умиротворению, как надежда на лучшее – человечное и справедливое:
«Мы отдохнем! Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... Мы отдохнем... Мы отдохнем...»
Эту прозу Чехова Елена Заремба доносит до слушателя через поэзию музыки, через богатый внутренний мир собственной души – и на сердце от этого становится легко и празднично…
Примечание:
* Так случилось, что к моменту выхода данной публикации мне уже довелось побывать на премьере, но в контексте этой статьи рецензировать ее нет ни повода, ни, если честно, то и ни малейшего желания. Речь на сей раз о другом: на повторном витке карьеры Елены Зарембы на сцене Большого театра ее творческая судьба, казалось бы, должна была вывести ее на одну орбиту с творческой судьбой Елены Образцовой, ведь в упомянутой премьере обе певицы, обе Елены, были ангажированы на партию Наины. Что это: случайность или закономерность? Несомненно, для Елены Образцовой сей ангажемент мог бы стать почетной возрастной ролью, если бы она, насмотревшись «чудес режиссуры» Дмитрия Чернякова, в последний момент не отказалась от этой роли сама (действительно, зачем именитой примадонне участвовать в сомнительных экспериментах Дмитрия Чернякова?). Так что все семь спектаклей премьерной ноябрьской серии, автоматически доставшиеся Елене Зарембе, стали чем-то вроде ее мини-бенефиса в новой роли по случаю возвращения на сцену (Основную сцену) Большого театра. Не обошлось и без происшествия: во время первого премьерного представления 2 ноября Елена Заремба сломала на сцене руку, но после затянувшегося антракта, когда ей был наложен гипс, певица снова была в театральном строю. За всю карьеру исполнительницы подобный случай с ней не первый, но контракт есть контракт – и каждый раз она, как ни в чем не бывало, выходила на сцену: настоящий артист всегда остается настоящим артистом. Я был на четвертом представлении – и если бы не узнал о происшествии из СМИ, то даже бы и не подумал, что Елена Заремба пела в гипсе. Браво, Елена! Брависсимо! Под сводами обновленного Большого театра, как и прежде, звучал ее волшебный, чарующий голос, но только вот, увы, сама первая музыкальная площадка страны после шести лет затянувшейся реконструкции уже не та… Большой театр, куда идешь ты? И куда ушло твое некогда былое величие?..
