Вечер в честь Джерома Роббинса в Париже
Парижская Опера любит устраивать оммажи — вечера-посвящения разным великим людям, связанным кровными узами с Францией. Нынешний балетный сезон открыли программой балетов Джерома Роббинса, так как знаменитому хореографу в октябре исполнилось бы девяносто лет. Французы умеют очень экстравагантно вспоминать своих лидеров и кумиров. Например, к столетию со дня рождения Джорджа Баланчина они поставили балет «Драгоценности» в оформлении Кристиана Лакруа и записали постановку на DVD. В честь Сержа Лифаря возобновили два его балета и пригласили на новую постановку Тьерри Маландена, который оказался способен создать свой собственный опус в стиле античных реминисценций Лифаря. Вечера Игоря Стравинского, Рудольфа Нуреева, Бориса Кохно, Вацлава Нижинского регулярно проходят во дворце Гарнье.
Джером Роббинс считал, что Париж — его вторая родина. Впрочем, как и его старший коллега по Нью-Йорк Сити Балле Баланчин, за тем исключением, что у последнего, кроме Нью-Йорка, был еще и Петербург. И все-таки Роббинс приехал в 1972 году в Париж гостем, а не хозяином — он не мог подобно Баланчину влиять тут на политику, зато в работе с артистами получил полный карт-бланш: что хочешь, то и делай. Его любимцами тех благословенных времен были Гилен Тесмар и Микаэль Денар, чье исполнение «Послеполуденного отдыха фавна» в хореографии Роббинса единогласно признавалось исключительным по силе высказывания. Много работал Роббинс с Жаном Гизериксом, Сильви Гиллем, Моник Лудьер и этуалями нового времени — Кадером Белярби, Манюэлем Легри, Аньес Летестю, Николя Леришем. В настоящее время Парижская Опера поддерживает постоянный контакт с фондом Роббинса — педагоги приезжают репетировать балеты, которые уже давно вошли в репертуар труппы, и заказывают новые. Для оммажа отобрали три балета Роббинса — лучшие или, вернее, те, в которых парижским артистам сегодня нет равных в мире. И по традиции подарка «по-французски» — новый балет-посвящение — «Триада» Бенжамина Мильпье.
Имя Мильпье во второй раз появляется в балетной афише Оперы. Два года назад он ставил балет «Амовео» на музыку Филиппа Гласса — это был его парижский дебют как хореографа. Вообще-то никакой он не хореограф — из хороших артистов-виртуозов редко выходят хорошие хореографы, а Мильпье продолжает свою более чем успешную карьеру премьера NYCB. Но танцовщики не могут не думать о старости, которая у них наступает в 40 — 45 лет, и пытаются совмещать две профессии — один начинает преподавать, другой в кино сниматься, третий, вот, занимается созданием балетов. Мильпье повезло с Парижской Оперой, так как сюда пускают ставить только французов, а он как раз по происхождению — француз, хотя и работает постоянно в Америке. К Роббинсу Мильпье имеет прямое отношение — ведущий исполнитель его балетов в NYCB и к тому же успел порадовать самого хореографа при жизни участием в его поставке для Школы американского балета. Роббинс тогда искал талантливых прыгучих мальчиков для премьеры нового балета для школы — он и открыл Мильпье на конкурсе При де Лозанн. Так началась блестящая карьера танцовщика из Бордо в Нью-Йорке.
Быть хореографом ему ничто не мешает — даже отсутствие ярко выраженного таланта. Мильпье музыкален, коммуникабелен, имеет много друзей в композиторской среде, плюс покровительство со стороны Михаила Барышникова, который пригласил начинающего творца в свой центр. Опера заказала музыку американцу Нико Мули, который уже работал с Мильпье над «Амовео» (дирижировал партитурой Гласса). Двадцать минут эксклюзива — специально для солистов Парижской Оперы. Назвал хореограф свой труд «Триада», местами намекая, что речь у него идет о любовном треугольнике. Уверена, что название имело какое-то отношение к музыке, а в композицию, где четко солируют две пары, то есть четыре танцовщика, тема троих не вписалась, но поздно было менять — вот и оставили. Или все произошло как в анекдоте про банк «Троица». «Триада» — это не персонажи, а создатели балета: Мильпье, Мули и Патрис Безомбе (свет). Пусть особых откровений спектакль не принес, но дал возможность полюбоваться на танцовщиков Парижской Оперы в танцах, созданных на них персонально. Недоступная недотрога Мари-Аньес Жилло вертит партнером, как хочет — выкручивается из арабеска, ломает поддержки, уничтожает его взглядом, а тому все нипочем — красавец Одрик Безар (блеснул в офицерах в «Пахите» в прошлом сезоне) играет в невозмутимого Джеймса Бонда. Вторая пара помягче — романтичная и легкомысленная Летиция Пюжоль зачаровывает Марка Моро (младшего брата премьера Эрве Моро). В какой-то момент девушки меняют партнеров, но ненадолго — быстро возвращаются назад к своим товарищам по темпераменту. Дополнительный бонус — живая музыка, а не фонограмма, как часто бывает в таких случаях. Отличная игра пианиста и двух тромбонистов, которых публика принимала так же восторженно, как и танцовщиков с хореографом (последний против обыкновения вышел на сцену, потому что это был третий спектакль из тех, что записывал канал ARTE).
Балет «Соль мажор» на музыку концерта Мориса Равеля для фортепиано с оркестром — долгожитель роббинсовского репертуара в Париже. В 1975 году в нем блистала Гилен Тесмар, сейчас — ее ученица Мари-Аньес Жилло. Прелестные костюмчики от Эрте (он же Роман Тыртов) — белые трико в полосочку-волну для мальчиков и юбочки для девочек. Гениальный парад пятых позиций, энциклопедия чистого движения — первый арабеск, второй арабеск, пучки па де ша, пируэты всех мастей. Двенадцать танцовщиков парят на фоне лазурного неба и условно нарисованного на нем солнышка. Какая еще труппа может делать это с такой легкостью, как французы. Хотя Жилло немного драматизирует ситуацию — вносит много чувственности в дуэт, но ведь гармонично найденное новое и дает жизнь старому спектаклю. В другой день роль солистки танцевала Доротее Жильбер — больше виртуозка и больше похожая на инженю. Пожалуй, она выглядела в этом балете гармоничнее Жилло — меньше думала над смыслом отдельных па, чуть быстрее вращалась, в общем, была мажорнее.
Спектакль «В ночи» переживает сейчас в Париже нелучшие времена. Слишком лобово подобраны пары. Аньес Летестю — семейная матрона, Делфин Муссен — страстная любовница, Клер-Мари Оста — романтическая незнакомка. Куда интереснее было бы играть на несовпадение — танцевать-то этот балет не так трудно, как чувствовать. Только одна девушка оказалась идеальной на своем месте — Летиция Пюжоль в паре, которую Роббинс сочинил как первое свидание.
Завершает вечер «Концерт» — пародия на балет и балетных. Делать пародии — большое искусство, два лишних жеста, и можно скатиться в вульгарность. В Париже умеют делать пародии. Умеют, потому что имеют право смеяться над собой. Франция — родина балета, и французы больше других в этой сфере пережили. Как это передается молодым — не знаю, но явно передается. Когда этот же «Концерт» привозили пермяки, то хотелось не смеяться, а плакать. Открытие возобновления «Концерта» в этом сезоне — Доротее Жильбер и Алессио Карбоне. Пара в жизни, в спектакле они разыграли незадачливых «любовников на час» и глазом не моргнув. Карбоне исполнил Мужа суровой дамы, которая так любит музыку, что броня искусства охраняет ее от любых поползновений, в том числе и от кинжала. Женщина слушает Шопена и так воодушевлена в этот момент, что нож мужа, который хочет убить ее, чтобы закрутить романчик с балериной (Жильбер), ломается.
Думается, Роббинс был бы доволен таким подношением, какое ему сделали французы. Только не дай бог нашим театрам использовать французский рецепт подарка великим деятелям прошлого. Не надо для Петипа, или Фокина, или Голейзовского ставить а-ля Петипа, Фокин, Голейзовский. Как ставят ученики и последователи ныне живущих хореографов в честь своих учителей — мы видели. Больше не хочется.
