В Казани завершился XXV Шаляпинский фестиваль
Татарский академический театр оперы и балета имени Мусы Джалиля не участвует в лихорадочной погоне за «Золотыми масками», да и вообще не слишком стремится «засветиться» в Москве. Здесь действуют иные приоритеты, а диалог с обеими российскими столицами ведется по принципу: «Уж лучше вы к нам». Главным фирменным блюдом казанцев вот уже много лет является Шаляпинский фестиваль, в котором как в капле воды отражается весь спектр сегодняшней жизни и деятельности театра, его тенденции, ориентиры и противоречия.
Основанный нынешним директором театра Рауфалем Мухаметзяновым четверть века назад, Шаляпинский изначально мыслился, прежде всего, как средство, с помощью которого можно перестать вариться исключительно в своем собственном провинциальном соку, привлекать новые артистические силы, стимулируя тем интерес публики. С наступлением новой эпохи фестиваль не только не зачах, но и сумел выйти на международную орбиту. В нем все чаще принимали участие певцы и дирижеры из других стран, и постепенно из этого родилась идея международных проектов, осуществляемых совместно с нидерландской компанией «VDB Theaterproducties», которые вслед за казанской премьерой прокатываются по городам Голландии, Дании, Швейцарии и других стран, как правило, оставаясь затем в репертуаре. Во многом благодаря этой практике, значительно поднимающей планку качества и позволяющей иметь в своей постоянной орбите первоклассных певцов и дирижеров, театр сумел выйти на нынешний стабильно высокий музыкальный уровень. Разумеется, у данной системы имеются не только плюсы. Одна из издержек заключается в том, что голландские партнеры, дабы сэкономить средства, предлагают нередко весьма сомнительных режиссеров. Но уже со следующей совместной работы театр, получивший грант от президента и правительства Татарстана, намерен взять в свои руки и эту сторону. Пример с «Набукко» лишний раз свидетельствует в пользу такого решения.
Поставленный четыре года назад, «Набукко» поездил по европейским городам и весям, наверное, не меньше, чем совместные с VDB проекты. Это как раз тот случай, когда спектакль гармоничен во всех своих составляющих. Правда, видя в программке имя режиссера Дени Криефа (известного москвичам по работам в «Геликон-опере»), можно было ожидать чего-то более «продвинутого», но театр хотел получить по-хорошему традиционную постановку, и Криеф, как настоящий профессионал, качественно отработал заказ. Особую привлекательность придает спектаклю сценография Анатолия Злобина (ученика теперь уже легендарного Евгения Лысыка), выполненная в монументально-живописном плане, но при этом отнюдь не тяжеловесно и вполне технологично, не требуя больших пауз для перемен.
Под управлением Марко Боэми (сотрудничество с которым, продолжающееся уже несколько лет, во время нынешнего фестиваля было наконец закреплено официальным статусом, и отныне он — главный приглашенный дирижер театра) «Набукко» звучал превосходно, несмотря на не совсем ровный состав исполнителей. Хор и оркестр неизменно были на высоте. В целом удачно спел заглавную партию Виктор Черноморцев, хоть и не везде был достаточно убедителен (тем более что ему в принципе больше удаются не кантиленные, а характерные партии вроде Фальстафа или Альбериха). Елена Панкратова (Абигайль) демонстрировала феноменальный голос и несомненный исполнительский темперамент, однако в этот вечер ей совершенно не давались верхние ноты, что сильно снизило общее впечатление. Зато по самому большому счету выступил Михаил Казаков в своей коронной партии Захарии. Приятным открытием стала молодая Зоя Церерина в партии Фенены, только вступившая в постоянный состав труппы (уже на следующий вечер она произвела хорошее впечатление также и в партии Церлины).
Совместные проекты представлены были на фестивале тремя названиями из семи, вошедших в его афишу. Это соответственно «Трубадур», «Дон Жуан» и «Искатели жемчуга».
О «Трубадуре», премьера которого открыла фестивальную программу, уже подробно говорилось. Как и «Дон Жуан» (которого, кстати, после августовской премьеры и последующего турне художественный руководитель оперы Гюзель Хайбулина частично переделала, убрав наиболее явные нелепости и добавив ряд оживляющих деталей) — это наглядный пример, мягко говоря, не слишком высокого уровня режиссуры, предлагаемой компанией VDB. «Искатели жемчуга» — несколько другой уровень. Перед нами довольно эффектное, хотя и эстетски холодноватое зрелище. Режиссер Вернон Маунд, придумав визуальную концепцию — стилизованная Индия в представлении европейцев XIX века, — отдал все на откуп художникам Полу Эдвардсу (сценография) и Эмме Райэт (костюмы), а также педагогам по пластике, сам же отошел в сторону, оставив актеров пустыми. В результате внутри красивой оболочки отсутствует жизнь. Хотя, конечно, на фоне тех «Искателей», коими угостил нас не так давно Роман Виктюк в Новой Опере, данный спектакль можно рассматривать почти как сценический шедевр.
В «Искателях» отлично спели киевляне Игорь Борко (Надир) и Сусанна Чахоян (Лейла). В «Дон Жуане» надо особо выделить Радостину Николаеву (Донна Анна), а также отметить Эдуарда Цангу в заглавной партии и Владимира Огнева (Лепорелло). Оба спектакля превосходно провел главный дирижер театра Ренат Салаватов, которому, впрочем, еще больше удался «Борис Годунов».
«Борис», идущий в сценографии Федора Федоровского, помимо всего прочего, отражает линию театра на собирание у себя работ выдающихся отечественных театральных художников ХХ столетия. Здесь идут «Пиковая дама» в оформлении Владимира Дмитриева, «Аида» в декорациях Евгения Чемодурова. Правда, если в названных спектаклях «начинка», то бишь режиссерская разработка, была относительно самостоятельна, то в «Борисе» в основном воспроизведена классическая режиссура Леонида Баратова. Честно говоря, целесообразность существования этой версии, хотя бы даже и подкорректированной (режиссер — Михаил Панджавидзе) вне исторической сцены Большого театра лично у меня вызывает сомнения. Тем более что, несмотря на всю техническую оснащенность сегодняшней Казанской Оперы, монументальные декорации Федоровского быстро менять не удается, и после каждой картины возникают сидячие антракты как минимум по три-четыре минуты, что всегда расхолаживает публику.
Жизнь в этот спектакль, помимо названного выше маэстро Салаватова, вдыхали исполнители. Прежде всего — Михаил Казаков в заглавной роли, которая у него от года к году растет как на дрожжах. Хотя говорить о своей собственной неповторимой интонации роли пока еще представляется преждевременным. Ближе к шаляпинским заветам оказался исполнитель роли Пимена — а это был не кто иной, как Анатолий Кочерга.
Еще одну линию — современного национального репертуара — представляла на фестивале «Любовь поэта» Резеды Ахияровой. И это, действительно, в хорошем смысле современный спектакль, рожденный совместными усилиями татарских авторов и российских постановщиков, принимавших участие и в создании окончательной музыкально-сценической редакции оперы. Дирижер Виктор Соболев сделал все, чтобы как можно выгоднее подать музыку Ахияровой, подчеркивая ее достоинства и насколько возможно затушевывая недостатки. Интересное решение предложил режиссер Михаил Панджавидзе, не просто использовав видеопроекции (что само по себе — прием отнюдь не новый), но формируя с их помощью сценическое пространство, в котором существуют исполнители.
Для данного конкретного материала решение, придуманное Панджавидзе (и воплощенное совместно с астраханской художницей Ольгой Девкиной), оказалось необычайно органичным. Будет ли подобный путь столь же эффективным и для постановок классики, сказать трудно, но попробовать, безусловно, стоит.
А напоследок — несколько слов о том, как соотносятся афиша фестиваля и его название. Когда фестиваль начинался, афиша формировалась главным образом из «шаляпинских» названий, то есть тех опер, в которых выступал сам Федор Иванович. Соответственно, стремились привлечь к участию в нем как можно больше басов. В течение нескольких лет в рамках фестиваля проводился вокальный конкурс имени Шаляпина. Теперь же иногда кажется, что название «Шаляпинский» стало просто брендом, подобно «Пасхальному» Валерия Гергиева. К примеру, в нынешнем году в программе был лишь один спектакль фирменного шаляпинского репертуара — «Борис Годунов», показанный в день рождения великого певца. Из других названий можно причислить к шаляпинским лишь «Дон Жуана», где он пел Лепорелло. Правда, в совсем юные годы Шаляпин пел также и Феррандо в «Трубадуре», и Рамфиса в «Аиде», но тогда он еще не был Шаляпиным.
Конечно, на самом деле вопрос надо ставить шире: не только те оперы, в которых сам Шаляпин пел, но и те, что соответствуют его реформаторским принципам. То есть, попросту говоря, все те оперы, при исполнении которых особенно важное значение приобретают такие ключевые для Шаляпина понятия, как «интонация», «окраска слова и звука». Думается, театр к этому еще вернется, хотя понятно, что «шаляпинская» линия все равно не будет здесь исчерпывающей. Сегодня, используя привлекательность бренда, театр стремится решать в рамках фестиваля более широкий круг задач, осваивать репертуарные пласты, с именем Шаляпина не ассоциирующиеся, но необходимые любому цивилизованному театру. Главное — найти необходимый баланс между этими линиями. Равно как и оптимальный для себя путь в плане сценического воплощения опер, в котором развитие шаляпинских идей органично сочеталось бы с современными театральными технологиями и прагматичными требованиями международных проектов.
Дмитрий Морозов
