Новые истории Киры Муратовой
На премию «Ника»-2006 в номинации «Лучший фильм стран СНГ и Балтии» среди прочих претендует новая картина Киры Муратовой «Два в одном» (Украина).
Помнится, «Настройщик» Киры Муратовой, вышедший в 2004 году и явившийся копродукцией России и Украины, был дружно признан поворотом «сложного» режиссера к зрителю. Строптивого мастера словно гладили по головке: ведь можешь же и неповторимый свой стиль демонстрировать, и публике сделать приятное! Криминально-авантюрная интрига, слезоточивая — то есть близкая сентиментальной душе простого зрителя — развязка, в главных ролях пусть и не «медийные», но все же знаменитые Нина Русланова и Алла Демидова... Все эти счастливые совпадения, подкрепленные умным промоушном Сергея Члиянца, дали неожиданный по меркам отечественного артхауса прокатный эффект — фильм шел в кинотеатрах несколько месяцев. Это ли не великий соблазн, по нынешним временам, — учесть на будущее «пожелания зрителя»?! Однако новая работа режиссера подтверждает давнюю истину: Муратова ни с одной властью, ни с одной эпохой ни в какие игры не играет. Она делает то, что хочет и считает необходимым в данный отрезок времени, — сверяясь исключительно с самой собой.
Снова Муратова возвращается к принципу фильма-сборника, когда «под одной крышей» располагаются несколько абсурдистских новелл по сценариям разных авторов. Картина «Два в одном» спокойно могла бы называться «Две истории» (как ее же знаменитые «Три истории»). Первая и вторая части фильма между собой практически не связаны, их соседство — парадоксально и, скорее всего, необъяснимо, как, впрочем, это часто бывает у Муратовой.
Казалось бы, уже давно все представители театрального мира, кто-то раньше, кто-то позже, попали в разработку шустрым киношникам. Ан нет! Никто еще не посвящал ни части своего фильма таким колоритным работникам театра, как монтировщики. Наконец-то этот вредоносный и малоуправляемый народец попался — сценарист Евгений Голубенко написал про них целый рассказ, который и лег в основу первой части фильма «Два в одном». Монты (так на внутритеатральном жаргоне называют монтировщиков) — маргиналы театра, поэтому неудивительно, что из всего пестрого сообщества служителей Мельпомены именно они заинтересовали Муратову. Ее любимцами были и остаются отщепенцы, «чудики», люди «за бортом». Таких как раз много среди рабочих сцены.
Ее новые герои оказываются в экстремальной ситуации — пришли с утра убирать декорацию, а на ней повесился молодой актер... Дальше вступает в силу любимый режиссером закон абсурда: событие из ряда вон выходящее, претендующее на соответствующую реакцию, растворяется в замедленно-спокойном, скучно-обыденном течении окружающей жизни. Коллеги вроде как и жалеют молодого популярного артиста, но не скрывают своей озабоченности: бутафор настороженно выясняет, при шпаге ли висел покойник; костюмер досадливым шепотом выговаривает своей подручной за то, что она поспешила вчера убежать после спектакля, и молодой артист повесился не в своих тряпках, а в костюме герцога; партнерша по спектаклю перебирает возможных дублеров. Давно вызванная милиция все не едет, а жизнь в театре продолжается — вечером спектакль, на который все билеты проданы. Делать нечего, бедолаги монты вынуждены начать городить декорацию, буквально переступая через труп. Все дальнейшее — групповой портрет в интерьере. Бригадир поминутно обрушивает на своих рабочих понукания и воззвания к совести, но все это разбивается об их фирменные лень, цинизм и наглую уверенность в том, что здесь без них ничего не начнется. Страшную особенность «маленьких людей» схватывает Муратова: постоянное ощущение собственной униженности и несостоятельности рождает озлобленность, мстительность, животную потребность в шантаже тех, кому якобы легче живется. Несколько выбивается из этой жутковатой компании монтировщик-легковес Витёк (в блистательном исполнении Александра Баширова). В этом щуплом существе горит какой-то огонь, бушуют желания. Он является в театр первым, поскорее забирается на сцену и со страстью читает-кричит знаменитый монолог Гамлета «Быть иль не быть.» К тому же Витёк — единственный человек в театре, которого хоть как-то трогает смерть артиста.
Сценарий второй новеллы написан давней соратницей Киры Георгиевны — Ренатой Литвиновой. Написан явно «под себя» (Литвинова и играет одну из двух героинь) и носит название «Женщина жизни». Привычное стремление Ренаты царить в самой для себя созданных условиях здесь терпит крах — первенство, без сомнения, оказывается за ее партнером, Богданом Ступкой. И история, вышедшая из-под ее пера, больше ей неподвластна, из женской она превращается в мужскую.
Насколько конкретен и узнаваем мир первой части — суетливое закулисье одесского театра, настолько выморочна и безвоздушна атмосфера второй новеллы. Да и не нужны здесь подробности времени и места, тут Муратова сосредотачивается на своем заветном — на истории человеческого порока. В данном случае перед нами драма пожилого сластолюбца (его и играет Богдан Ступка). Он бродит по своей роскошной, но какой-то мертвенно-абстрактной квартире и томится в ожидании некой дамы, которая завершит чреду его мужских побед, станет Женщиной его Жизни — самой-пресамой, последней-распоследней. Любопытно наблюдать, как Ступка «укрощает» специфический и норовистый дуэт сценариста Литвиновой и постановщика Муратовой. В предлагаемых ему обстоятельствах чистого абсурда, приправленного мерзостью извращения, он, как истинный рыцарь психологического актерского метода, ищет и находит оправдания своему герою. Разбитная пэтэушница Алиска (оригинальный подарок зрителям на свое сорокалетие преподнесла Литвинова-актриса!), которую буквально на заклание привела отцу-паскуднику несчастная дочь Маша («талисман» Муратовой — актриса Наталия Бузько), должна была стать проходной жертвой, а стала той самой Женщиной его Жизни, о которой он бредил в одиночестве. Болезненная привязанность маньяка, явно запланированная авторшами фильма, в исполнении Ступки превращается в романтическую последнюю любовь, практически тютчевского накала.
Новый обертон пробился в последних историях Муратовой — ироническая печаль. Она пришла на смену черной сатире и ярости. Камера все чаще взмывает в небо и запечатлевает кукольный мир смешных и трогательных людишек сверху. Так и слышишь за этим «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля!»
Дарья Борисова
