Гаэтано Пуньяни

Gaetano Pugnani

В начале XX века Фриц Крейслер издал серию классиче­ских пьес и среди них «Прелюд и Аллегро» Пуньяни. Впо­следствии выяснилось, что это произведение, сразу ставшее исключительно популярным, написано вовсе не Пуньяни, а Крейслером, но имя итальянского скрипача, к тому времени основательно забытое, уже привлекло к себе внимание. Кто он? Когда жил, каково в действительности его наследие, что он представлял собой как исполнитель и композитор? К сожале­нию, на все эти вопросы исчерпывающего ответа дать невоз­можно, ибо история сохранила о Пуньяни слишком мало до­кументальных материалов.

Современники и более поздние исследователи, оценивав­шие итальянскую скрипичную культуру второй половины XVIII века, зачисляли Пуньяни в число самых выдающихся ее представителей.

В «Сообщении» Файоля, небольшой книжке о величай­ших скрипачах XVIII века, имя Пуньяни поставлено сразу же после Корелли, Тартини и Гавинье, что подтверждает, ка­кое высокое место он занимал в музыкальном мире своей эпохи. По мнению Э. Бюкена, «благородный и величавый стиль Гаэтано Пуньяни» был последним звеном того стиля, основоположником которого являлся еще Арканджело Корелли.

Пуньяни был не только замечательным исполнителем, но и педагогом, воспитавшим плеяду превосходных скрипа­чей и в их числе Виотти. Он был плодовитым компо­зитором. Оперы его шли в крупнейших театрах страны, а инструментальные сочинения издавались в Лондоне, Амстер­даме, Париже.

Пуньяни жил в то время, когда музыкальная культура Италии, начинала угасать. Духовная атмосфера страны была уже не той, что некогда окружала Корелли, Локателли, Джеминиани, Тартини — непосредственных предшественников Пуньяни. Пульс бурной общественной жизни бился теперь не здесь, а в соседней Франции, куда не напрасно устремится лучший ученик Пуньяни — Виотти. Италия еще славна име­нами многих великих музыкантов, но, увы, весьма значитель­ное число их вынуждено искать применения своим силам за пределами родины. Боккерини находит приют в Испании, Виотти и Керубини — во Франции, Сарти и Кавос — в Рос­сии... Италия превращается в поставщика музыкантов для других стран.

Тому были серьезные причины. К середине XVIII века страна оказалась раздробленной на ряд княжеств; тяжкий австрийский гнет испытывали северные области. Остальные «не­зависимые» итальянские государства, по существу, тоже зави­сели от Австрии. Экономика переживала глубокий упадок. Некогда оживленные торговые города-республики превраща­лись в своеобразные «музеи» с застывшей, неподвижной жизнью. Феодальный и иноземный гнет приводил к крестьян­ским восстаниям и массовой эмиграции крестьян во Францию, Швейцарию, Австрию. Правда, иностранцы, приезжавшие в Италию, по-прежнему восхищались ее высокой культурой. И действительно, почти в каждом княжестве и даже городке жили замечательные музыканты. Но мало кто из иностран­цев по-настоящему понимал, что это культура уже уходящая, консервирующая прошлые завоевания, но не прокладывающая пути в будущее. Сохранялись освященные вековыми традици­ями музыкальные учреждения — знаменитая Академия филармоников в Болонье, детские приюты-«консерватории» при храмах Венеции и Неаполя, славившиеся своими хорами и оркестрами; среди самых широких масс народа сохранилась любовь к музыке, и нередко даже в глухих деревнях можно было услышать игру превосходных музыкантов. Вместе с тем в обстановке придворной жизни музыка становилась все бо­лее и более утонченно эстетской, а в церквах — светски раз­влекательной. «Церковная музыка восемнадцатого века, если угодно,— светская музыка,— писала Вернон Ли,— святых и ан­гелов она заставляет петь, как оперных героинь и ге­роев».

Музыкальная жизнь Италии текла размеренно, почти не меняясь с годами. Около пятидесяти лет прожил Тартини в Падуе, еженедельно играя в сборе св. Антония; свыше два­дцати лет Пуньяни находился на службе короля Сардинии в Турине, выступая как скрипач в придворной капелле. По данным Файоля, Пуньяни родился в Турине в 1728 го­ду, но Файоль явно ошибается. В большинстве других книг и энциклопедий указывается другая дата — 27 ноября 1731 года. Скрипичной игре Пуньяни обучался у знаменитого ученика Корелли — Джованни Баттисты Сомиса (1676—1763) считавше­гося одним из лучших скрипичных педагогов Италии. Своему ученику Сомис передал многое из того, что в нем самом было воспитано его великим учителем. Вся Италия восхищалась красотой звука скрипки Сомиса, поражалась его «бесконеч­ному» смычку, поющему как человеческий голос. Привержен­ность вокализированному скрипичному стилю, глубокому скрипичному «бельканто» унаследовал от него и Пуньяни. В 1752 году он занимает место первого скрипача в при­дворном оркестре Турина, а в 1753 направляется в музыкаль­ную Мекку XVIII века — Париж, куда устремлялись в ту пору музыканты всех стран мира. В Париже действовал пер­вый в Европе концертный зал — предтеча будущих филармо­нических зал XIX века — знаменитый Concert Spirituel (Духов­ный концерт). Выступление в Concert Spirituel считалось весьма почетным, и на его эстраде побывали все величайшие испол­нители XVIII века. Юному виртуозу пришлось трудно, ибо в Париже он столкнулся с такими блестящими скрипачами, как П. Гавинье, И. Стамиц и с одним из лучших учеников Тартини — французом А. Паженом.

Хотя игра его была принята весьма благосклонно, однако Пуньяни не остался во французской столице. Некоторое время он колесил по Европе, затем обосновался в Лондоне, получив место концертмейстера оркестра Итальянской оперы. В Лон­доне окончательно созревает его мастерство исполнителя н композитора. Здесь он сочиняет первую свою оперу «Нанетта и Любино», выступает как скрипач и испытывает себя в амплуа дирижера; отсюда, снедаемый тоской по родине, в 1770 году, воспользовавшись приглашением короля Сарди­нии, возвращается в Турин. Отныне и до самой смерти, по­ следовавшей 15 июля 1798 года, жизнь Пуньяни связана пре­имущественно с родным городом.

Обстановка, в которую попал Пуньяни, великолепно опи­сана Бёрни, посетившим Турин в 1770 году, то есть вскоре после переселения туда скрипача. Бёрни пишет: «При дворе царит угрюмое однообразие ежедневно повторяемых торжественных парадов и молитв, что превращает Турин в скучней­шее местопребывание для иностранцев...» «Король, королев­ская семья и весь город, по-видимому, постоянно слушают мессу; в обычные дни их набожность молчаливо воплощается в Messa bassa (т. е. «Тихая месса» — утренняя церковная служба.— Л. Р.) во время симфонии. По праздникам синьор Пуньяни играет соло... Орган находится на галерее, распо­ложенной напротив короля, и там же стоит главный из пер­вых скрипачей». «Жалование их (т. е. Пуньяни и других музыкантов.— Л. Р.) за обслуживание королевской капеллы немногим превышает восемь гиней в год; но обязанности весьма легкие, так как они играют лишь соло, да и то лишь когда им вздумается».

В музыке, по словам Бёрни, король и его свита понимали немного, что сказывалось и в деятельности исполнителей: «Сегодня утром синьор Пуньяни играл концерт в королевской капелле, которая была по этому случаю набита битком... Мне личне ничего не нужно говорить об игре синьора Пунь­яни; талант его так хорошо известен в Англии, что в этом нет никакой надобности. Я только должен заметить, что он, по-видимому, мало старается; но это не удивительно, ибо ни его Сардинское величество, ни кто-либо из многочисленной королевской семьи в настоящее время как будто не интере­суется музыкой».

Мало занятый на королевской службе, Пуньяни развернул интенсивную педагогическую деятельность. «Пуньяни,— пишет Файоль,— основал целую школу скрипичной игры в Турине, подобно Корелли в Риме и Тартини в Падуе, из которой вышли первейшие скрипачи конца ХVIII века — Виотти, Бруни, Оливье и т. д.». «Примечательно,— замечает он да­лее,— что ученики Пуньяни были очень способными дириже­рами оркестра», в чем, по мнению Файоля, они были обязаны дирижерскому таланту своего учителя.

Пуньяни считался первоклассным дирижером, и когда в Туринском театре шли его оперы, он всегда ими дирижиро­вал. Прочувствованно пишет о дирижировании Пуньяни Рангони: «Он властвовал над оркестром, как генерал над солда­тами. Его смычок был жезлом командира, которому каждый повиновался с величайшей точностью. Одним ударом смычка, данным вовремя, он то усиливал звучность оркестра, то за­ медлял, то оживлял его по своему желанию. Он указывал актерам малейшие нюансы и приводил всех к тому совершен­ному единству, которым одушевляется исполнение. Прозорливо подмечая в объекте главное, что каждый искусный ак­компаниатор должен себе представить, чтобы подчеркнуть и сделать заметным самое существенное в партиях, он схваты­вал столь мгновенно и столь живо гармонию, характер, дви­жение и стиль композиции, что мог в тот же момент передать это ощущение душам певцов и каждому члену оркестра». Для XVIII века такое дирижерское мастерство и художествен­ная интерпретаторская тонкость были поистине поразитель­ными.

Что касается творческого наследия Пуньяни, то сведения о нем противоречивы. Файоль пишет, что оперы его шли во многих театрах Италии с большим успехом, а в «Музы­кальном словаре» Римана читаем, что успех их был средним. Думается, что в данном случае нужно больше верить Файолю — почти что современнику скрипача.

В инструментальных сочинениях Пуньяни Файоль отме­чает красоту и живость мелодий, указывая, что его трио на­столько поражали грандиозностью стиля, что Виотти заимство­вал из первого, Ми-бемоль мажорного один из мотивов для своего концерта.

Всего Пуньяни написал 7 опер и драматическую кантату; 9 скрипичных концертов; издал 14 сонат для одной скрипки, 6 струнных квартетов, 6 квинтетов для 2 скрипок, 2 флейт и баса, 2 тетради скрипичных дуэтов, 3 тетради трио для 2 скрипок и баса и 12 «симфоний» (на 8 голосов — для струн­ного квартета, 2 гобоев и 2 валторн).

В 1780—1781 годах Пуньяни вместе со своим учеником Виотти совершил концертное турне по Германии, закончив­шееся приездом в Россию. В Петербурге Пуньяни и Виотти были обласканы императорским двором. Виотти дал во дворце концерт, и Екатерина II, очарованная его игрой, «старалась всячески удержать виртуоза в Петербурге. Но Виотти недолго там оставался и отправился в Англию». Публичных концертов Виотти в русской столице не дал, продемонстрировав свое искусство только в салонах мецена­тов. Игру Пуньяни Петербург услышал в «спектаклях» фран­цузских комедиантов 11 и 14 марта 1781 года. О том, что в них будет играть «славный музыкант на скрипке г. Пуллиани», было объявлено в «С.-Петербургских ведомостях». В № 21 за 1781 год этой же газеты, в списке отъезжающих числятся Пуньяни и Виотти, музыканты со слугою Дефлером, «живут у Синего мосту в доме его сиятельства графа Ивана Григорьевича Чернышева». Путешествие в Германию и Россию было последним в жизни Пуньяни. Все остальные годы он провел безвыездно в Турине.

Файоль сообщает в очерке о Пуньяни некоторые любо­пытные факты из его биографии. В начале артистической карьеры, будучи уже приобретающим известность скрипачом, Пуньяни решил встретиться с Тартини. Для этой цели он на­ правился в Падую. Прославленный маэстро очень милостиво принял его. Ободренный приемом, Пуньяни обратился к Тар­тини с просьбой высказать свое мнение о его игре со всей откровенностью и начал сонату. Однако после нескольких тактов Тартини решительно остановил его.

— Вы играете слишком высоко!

Пуньяни начал снова.

— А теперь вы играете слишком низко!

Сконфуженный музыкант положил скрипку и смиренно попросил Тартини взять его в ученики.

Пуньяни был некрасив, однако это нисколько не отра­жалось на его характере. Он отличался веселым нравом, лю­бил шутки, и о нем ходило множество анекдотов. Однажды его спросили, какую бы невесту он желал иметь, если бы ре­шил жениться — красивую, но ветреную, или безобразную, но добродетельную. «Красавица вызывает боль в голове, а безобразная повреждает остроту зрения. Это, примерно,— если б я имел дочь и желал выдать ее замуж, то лучше бы избрал для нее человека вовсе без денег, нежели деньги без человека!»

Однажды Пуньяни находился в обществе, где Вольтер читал стихи. Музыкант слушал с живейшим интересом. Хо­зяйка дома, мадам Дени, обратилась к Пуньяни с просьбой исполнить что-нибудь собравшимся гостям. Маэстро охотно согласился. Однако, начав играть, он услышал, что Вольтер продолжает громко разговаривать. Прекратив исполнение и положив скрипку в футляр, Пуньяни сказал: «Мосье Воль­тер пишет очень хорошие стихи, но что касается музыки, то в ней он не смыслит ни дьявола».

Пуньяни был обидчив. Один раз владелец фаянсовой фаб­рики в Турине, злившийся за что-то на Пуньяни, решил ему отомстить и приказал выгравировать его портрет на оборот­ной стороне одной из ваз. Оскорбленный артист вызвал фабриканта в полицию. Явившись туда, фабрикант внезапно вытащил из кармана носовой платок с изображением короля Пруссии Фредерика и спокойно высморкался. Затем он ска­зал: «Вряд ли м-сье Пуньяни имеет больше прав сердиться, чем сам король Пруссии».

Во время игры Пуньяни подчас приходил в состояние полного экстаза и совершенно переставал замечать окружаю­щее. Однажды, исполняя концерт в многочисленном обществе, он так увлекся, что, забыв обо всем, продвинулся до сере­дины зала и пришел в себя только тогда, когда каденция была закончена. В другой раз, сбившись с каденции, он обратился тихонько к артисту, находившемуся рядом с ним: «Друг мой, прочитай-ка молитву, чтобы я мог опомниться!).

Пуньяни обладал импозантной и полной достоинства осан­кой. Ей полностью соответствовал и грандиозный стиль его игры. Не грацию и галантность, столь распространенные в ту эпоху среди многих итальянских скрипачей, вплоть до П. Нардини, а силу, могущество, грандиозность подчеркивает Файоль у Пуньяни. Но как раз этими качествами будет особенно по­ражать слушателей Виотти, ученик Пуньяни, игра которого оценивалась как высшее выражение классического стиля в скрипичном исполнительстве конца XVIII века. Следова­тельно, многое в стиле Виотти было подготовлено его учите­лем. Для современников Виотти был идеалом скрипичного искусства, а потому посмертная эпитафия, высказанная по по­воду Пуньяни известным французским скрипачом Ж. Б. Кар­тье, звучит как высшая похвала: «Он был учителем Виотти».

Л. Раабен