Le Fils prodigue
Одноактный балет на музыку Сергея Прокофьева в трех картинах. Сценарист (по «Евангелию от Луки») Б. Кохно, балетмейстер Джордж Баланчин, художник Ж. Руо, дирижер С. Прокофьев.
Первое представление: Париж, Труппа Русского балета С. Дягилева, Театр Сары Бернар, 20 мая 1929 года.
Отчий дом. Декорации выдержаны в ярких тонах. На разрисованном заднике изображен ближневосточный пейзаж с контурами домов на фоне горизонта. Ярко-желтое солнце висит в темно-синем небе над гаванью с маяком, глядящим в небо. В глубине справа шатер; впереди слева — невысокая ограда с калиткой.
Двое друзей Блудного сына торопливо собирают большие кувшины с вином, готовясь в дальнюю дорогу. Из шатра появляется с двумя сестрами Блудный сын. На нем голубая туника и накидка, сестры одеты в длинные темные одежды. Юноша приветствует своих друзей. Темп музыки ускоряется, и Блудный сын энергично танцует. С грубоватым юмором юноша разыгрывает перед друзьями приключения, которые ждут их вдали от дома. Его танец прерывается, когда он лицом к лицу сталкивается с Отцом, вышедшим из шатра.
Под трогательную, грустную мелодию Отец подзывает к себе детей. Они подходят и привычно садятся перед ним. Отец простирает руки над детьми и запрокидывает голову в смиренной молитве. Он берет руку сына и соединяет ее с руками сестер. Сын отшатывается, вскакивает на ноги и открыто демонстрирует Отцу свое неповиновение. Отец поднимается и застывает в позе скорби, а сын исполняет свой танец, исполненный гнева. Игнорируя призывы сестер, Блудный сын призывает своих друзей и указывает им на дорогу. Собрав вещи, они выбегают из калитки, закрыв ее за собой. В последнем жесте бунта против воли Отца юноша проносится по сцене и в высоком прыжке перепрыгивает ограду, догоняя своих приятелей. Отец медленно выходит вперед, поднимает руку жестом прощания. Затем велит дочерям уйти в шатер и следует за ними. Свет на сцене гаснет.
В далекой стране. Декорация изображает открытый шатер, в центре которого накрыт стол для пиршества. Слева прежняя ограда. Громкий марш сопровождает прибытие колонны бритоголовых гуляк. На них белые трико и короткие туники. Под красивую, ликующую мелодию (лейтмотив всей сцены) юноши переворачивают ограду, превращая ее в длинный черный стол, помещаемый ими в глубине сцены. Играя в некую игру, гуляки выстраиваются перед столом в две параллельные линии и скачут через невидимые веревки навстречу друг другу. Веселье продолжается до тех пор, пока справа не появляются Блудный сын с друзьями.
Гуляки и пришедшие испуганы. Блудный сын пытается приветствовать незнакомцев, но те не принимают протянутой руки. Помогают сосуды с вином. Друзья на плечах несут Блудного сына, гуляки колонной следуют за ними. Теперь все рады пожать друг другу руки. Общий танец. Блудный сын перепрыгивает через стол, и все собираются вокруг него. Появляется Сирена, она танцует медленно и соблазнительно под мелодию восточного характера. На ней красная туника, плотно облегающая ее тело, высокий головной убор, за плечами струится малиновый плащ. Все и, прежде всего, Блудный сын заворожены. Красавица призывно манипулирует плащом, падает на колени, затем поднимается, демонстрируя то отчаяние, то самоуверенность и гордость. Отбросив плащ назад, она встает на «мостик» и медленно передвигаясь на руках и пуантах, тянет плащ за собой. Снова опускается на колени и накрывает плащом все тело.
Покоренный невиданной красавицей Блудный сын снимает с нее плащ и отбрасывает его в сторону. Красавица поднимается на пуанты и смотрит на юношу. Отныне Блудный сын становится послушен ей, как брошенный плащ. Сирена танцует, приветствуя его, затем подходит к нему вплотную. Юноша берет ее за талию, и она увлекает его к столу, затем толкает на стол. Гуляки подбрасывают Сирену вверх, и она застывает над юношей, лежащим в молящей позе. Затем Сирена садится напротив Блудного сына, гладит рукой его медальон на шее. Двое друзей танцуют. Дуэт Сирены и Блудного сына. Красавица обвивает руками его шею. Юноша водружает Сирену себе на плечи, но она соскальзывает по его спине. Сирене удается обвить юношу своим телом. Тот, осмелев, ласкает ее. Блудный сын вытягивается на полу, Сирена ложится поперек, их ноги сплетаются. Жесты Сирены полны торжества и коварства, Блудный сын утратил всякую власть над собой.
Пронзительный вскрик в музыке, друзья оттаскивают юношу от Сирены. Захмелевшие гуляки зовут Блудного сына выпить с ними, тащат его через сцену. Гуляки поднимают Сирену над столом, и она льет вино прямо в рот юноше. Их бросают друг другу в объятия. Пьянчуги ползают у них под ногами. Блудный сын падает на стол, Сирена выжидающе наблюдает. Гуляки поднимают край стола, и Блудный сын беспомощно падает. Сирена торжествующе упирается ему в грудь острым носком. Стол поставлен вертикально, прислонившись к нему, стоит беспомощный Блудный сын. Гуляки, прячущиеся за столом, шарят руками по его телу. Не отстают и «друзья»: они переворачивают приятеля вверх ногами, трясут, алчно собирают выпавшие из карманов монеты. На плечах одного из гуляк приближается к «добыче» и Сирена. Спрыгнув, она подбирает остатки золота. Грабители сдирают с Блудного сына всю одежду и даже обувь. Сорвав с шеи юноши медальон, Сирена целует украшение и удаляется. Ее сообщники покидают сцену, сцепившись спинами подобно многоногим насекомым.
Блудный сын медленно приходит в себя. Он сползает на землю и падает ничком у стола. В отчаянии он осознает, что все предали его. Увидев лужу с водой, он пьет из нее и сворачивается как беспомощный маленький ребенок. Наконец, с трудом уползает на коленях.
Гуляки возвращаются, неся с собой награбленное. За ними следует Сирена. Стол снова становится оградой. Сообщники Сирены заполняют место внутри нее. Сирена во главе, ее малиновый плащ становится парусом. Сообщники делают вид, что гребут на «корабле» с выгнутой фигурой Сирены на «носу». Гуляки трубят в трубы. Свет гаснет.
Отчий дом. Декорация та же, что в первой картине. Блудный сын в черном изодранном плаще ползет по сцене, опираясь на посох. Движения его медленны, дорога кажется ему бесконечной. Оглядываясь, он обнаруживает калитку, ведущую к дому. Собрав последние силы, он устремляется к ней, но падает в изнеможении. Из шатра выходят сестры. Они открывают калитку и помогают брату войти. Пронзительная мелодия передает их радость. Они останавливаются с двух сторон, поддерживая коленопреклоненного брата. Навстречу им из шатра выходит Отец. Все застывают. Медленно и нерешительно Сын поднимает голову и смотрит на отца, умоляюще протягивая к нему руки. Отец не двигается, и Сын готов уйти. Отец поднимает руки, удерживая его. Сын склоняется головой до земли и отводит руки за голову с жестом раскаяния и самоуничижения. Он подползает к Отцу и обнимает его ноги. Затем приподнимается, цепляясь за руки Отца. Отец привлекает его к себе жестом прощения, любви и защиты. Обняв Блудного сына, как ребенка, Отец укрывает его своим плащом.
* * *
«Блудный сын» — один из известнейших балетов Джорджа Баланчина, с успехом исполняемый различными балетными труппами. Однако его создание происходило на редкость в недружественных взаимоотношениях между соавторами. Впрочем, начиналось все весьма мирно. Из дневников Сергея Прокофьева следует, что 22 октября 1928 года Сергей Дягилев и его секретарь Борис Кохно предложили композитору написать для дягилевской труппы балет на сюжет евангелической притчи о Блудном сыне. Рассказанный сюжет будущего балета Прокофьеву понравился, но личность Кохно, объявленного сценаристом спектакля, была композитору антипатична. Уже 10 ноября, после подписания договора, Прокофьев активно взялся за сочинение музыки. Дягилев, как обычно, принимал участие в этом процессе: что-то одобряя, что-то отбраковывая, где-то отмечая необходимые купюры и т. п. Музыка писалась так быстро, что когда 22 ноября Кохно прислал подробный сценарий, то Прокофьев отослал его обратно, поясняя, что большая часть балета уже сочинена. Это привело в дальнейшем к спорам о том, является ли Кохно сценаристом балета или, по словам Баланчина, — «Балет передает содержание притчи в драматическом ключе. Некоторые детали опущены, кое-что добавлено, но главная тема библейской притчи сохранена». На премьере фамилия Кохно конечно была, но уже изданный клавир балета вышел без нее. В своей книге «101 история больших балетов» Баланчин в статье о «Блудном сыне» также «обошелся» без упоминания о сценаристе.
14 декабря 1928 года у Прокофьева родился второй сын, Олег, что не помешало композитору уже к новому году закончить сочинение балета, посвятив его партитуру Дягилеву. Однако настоящие сложности были только впереди. Прокофьева категорически не устроила центральная вторая картина, сочиненная Баланчиным. Композитор находил в ней «много неприличного», употребляя в дневнике и более сильные выражения. По мнению Прокофьева, Дягилев напрасно поддержал хореографа, что привело к последней размолвке между гениальным импресарио и талантливым композитором. Как известно, уже 19 августа 1929 года, меньше чем через три месяца после премьеры «Блудного сына», Сергей Дягилев умер, балетная труппа распалась, и пути конфликтующих резко разошлись.
В 1980-х годах Баланчин в беседах с Соломоном Волковым вспоминал: «Прокофьев был страшно отсталый человек. Я ставил у Дягилева его балет „Блудный сын". Там, конечно, библейская история, но музыка была модерн. И я ставил, как я думал, что будет лучше для музыки. Дягилеву то, что я делал, страшно нравилось, он говорил: „Замечательно, замечательно!". А Прокофьев, когда пришел на репетицию, стал орать, что все это ужас, что он не согласен с этим. Прокофьев в танцах ничего не понимал. Но когда он своего „Блудного сына" сочинял, то у него была эта идея, что все это будет выглядеть на сцене как реалистическая вещь. Чтобы сидели бородатые мужчины, пили настоящее вино из настоящих бокалов. Чтобы танцовщики были одеты исторически „правильно", в старинные костюмы как в опере. И, конечно, Прокофьев пришел в ужас от моей постановки. Прокофьев ненавидел то, что я делал с его музыкой. А Дягилев, конечно, на Прокофьева наорал, что он ничего не понимает в балете. И Прокофьеву пришлось смириться, потому что командовал парадом Дягилев».
Несколько по-иному трактовал ситуацию с «Блудным сыном» бессменный режиссер дягилевских балетов Сергей Григорьев: «Когда я впервые услышал эту музыку, я пожалел, что не Фокин постановщик балета: казалось, она так замечательно подходит его таланту. Несмотря на безусловную талантливость Баланчина, ему присущ был чисто интеллектуальный подход и чуждо проявление эмоций. Все другие балеты, созданные им за годы работы с Дягилевым, были почти совершенно лишены драматизма и эмоциональности, а в „Блудном сыне" присутствовало и то и другое. Прокофьев сразу почувствовал, что Баланчин не тот хореограф, который годится для данной темы, и сам Дягилев видимо разделял это мнение, поскольку и он, и весь состав исполнителей настаивали на необходимости до конца выкладываться в актерской работе, проявляя весь требуемый спектр эмоций. Было странно слышать, как Дягилев превозносит то, что в течение многих лет привык осуждать. Жорж Руо создал оформление „Блудного сына" — удивительное и необычайно эффектное. Партитура Прокофьева была лучшей из всего, что он для нас создал. Танцовщики также исполнили свои роли отлично, особенно Серж Лифарь Блудного сына и Фелия Дубровская Сирену». Лифарь в своих воспоминаниях утверждает, что именно он своей драматической игрой в последней сцене спас спектакль. И добавляет, что «Дягилев решил не возобновлять контракта с Баланчиным (и действительно, по окончании сезона не возобновил) и передать всю работу новому балетмейстеру — мне».
В таких конфликтах родился спектакль, где почти иллюстративная первая сцена соседствует с почти инфернальным миром людей-насекомых во второй. Эротичная Сирена среди этих бритоголовых «муравьев» напоминает самку богомола, способную заживо съесть своего «партнера» и лишь из милости согласившуюся ограничиться тривиальным грабежом. И заканчивается спектакль шестиминутной сценой, в которой вообще отсутствует танец, и лишь масштаб личности исполнителя придает финалу либо потрясение души зрителя, либо лишь вежливые аплодисменты.
Осталось затронуть миф о том, что случайно ли Дягилев и все его эмигрантское окружение выбрало притчу о Блудном сыне. С одной стороны, подобные мифы неистребимы: живущим на родине кажется, что жестокая ностальгия не может миновать любого эмигранта. Однако на двенадцатом году Октября мечтать можно было только о той России, которой уже не существовало. И не чувствовали себя эти таланты оторванными от главного — русской культуры, они ее наследовали и сами достойно развивали. Сергей Прокофьев — единственный из всех них, решившийся припасть к стопам Отчизны, сделал это не из моральных или этических, а из чисто материальных соображений. Родина почти полтора десятилетия баловала его «жестами прощения и любви» (вспомним шесть Сталинских премий), но затем фактически уничтожила его постановлениями 1948 года. Впрочем, и в притче ничего не говорится о том, как протекала дальнейшая жизнь Сына в отчем доме.
Выбор сюжета «Блудного сына» скорее свидетельствует о том, что Дягилев и его окружение почувствовали потребность зрителя в драматических и эмоциональных спектаклях. Недаром так взволнованно звучала финальная фраза рецензии на премьеру «Блудного сына» стойкого адепта классического балета Андрея Левинсона: «Все это — из области реализма, человечного и сколь угодно трогательного, но уводящего нас ровно за тридевять земель от искусства танца...». Может быть, эта человечность и трогательность ознаменовала бы новый этап «Русского балета»? Кто знает. Неожиданная смерть Сергея Дягилева на 58 году жизни оборвала все и вся.
Баланчин восстановил «Блудного сына» в 1950 году для своей труппы «Нью-Йорк Сити бэллей», главные партии танцевали Джером Роббинс и Мария Толлчиф. На гастролях этой труппы в России в 1962 году их достойно сменили Эдуард Виллелла и Диана Адаме. Позже этот спектакль ставили в Датском Королевском балете (1968), Лондонском Королевском балете (1973, с Рудольфом Нуреевым), Парижской Опере (1973), Американском театре балета (1980, с Михаилом Барышниковым) и других труппах. В 2001 году Карин фон Арольдинген и Пол Боуз перенесли «Блудного сына» в Мариинский театр, премьеру танцевали Фарух Рузиматов и Юлия Махалина. Спектакль, который нравится и артистам и зрителям, сохраняется в репертуаре в рамках вечеров «Балеты Джорджа Баланчина».
А. Деген, И. Ступников
На фото: «Блудный сын» в Мариинском театре (фото Н. Разиной)
