В течение многих лет существовала легенда, что Чайковский записывался на фонографе Эдисона, и что этот валик в разное время видели в Петербурге. Легенда имела под собой основание, так как было хорошо известно, что Чайковский был близко знаком с Ю. И. Блоком, слушал записи на фонографе. Известен был также и отзыв Чайковского о фонографе Эдиссона, который он назвал как «поразительнейшее, прекраснейшее, интереснейшее изобретение среди всех тех, что делают честь 19-му веку!».
Блок, как известно, первым привез в Россию фонограф и осуществил многочисленные записи. Им были запечатлены голос Л. Н. Толстого, народные сказители, игра С. И. Танеева, А. С. Аренского, голоса выдающихся русских певцов и многое, многое другое. В 1997 году, во время съёмок телепрограммы для японской телерадиокорпорации NHК музей получил сведения, что в Пушкинском Доме (Институт русской литературы), где хранится коллекция валиков Ю. И. Блока, которая была вывезена после окончания Второй мировой войны из Берлинского фонограммархива, есть валик, на котором написаны имена различных деятелей русской музыкальной культуры 80-90 годов XIX века, в том числе и П. И. Чайковского. Об этой коллекции было известно достаточно давно. С ней много лет работал петербургский музыковед Б. М. Добровольский. К этому собранию неоднократно обращалась и делала публикации Л. З. Корабельникова. Но наличие в коллекции валика с голосом Чайковского всегда отрицалось.
История этой коллекции Ю. И. Блока со слов его сына Вальтера Блока такова: «Между 1880 и 1898 г.г. Ю. Блок создал коллекцию «фонографических цилиндров» в своем московском доме: в основном певцов, пианистов, скрипачей, виолончелистов и камерных ансамблей. Но были представлены также голос Толстого и других знаменитых людей. Он разделил коллекцию и передал ее трем музеям: в Варшаве (после Первой мировой войны), в Берлине (в то же время) и в Берне. К сожалению, в Варшаве и Берлине эти коллекции погибли во время Второй мировой войны, но коллекция в Берне существует в университетском музее под названием: «Музыкально-историческая коллекция редких произведений и рукописей Чайковского, Танеева, Юона и т. д. Библиотека Блока. Музыкальный семинар. Берлинский университет », - так писал в предисловии к изданию воспоминаний Блока его сын Вальтер Блок. . Берлинская часть коллекции Блока — это собрание валиков, находящихся сегодня, в основном, в Пушкинском Доме. О других ее частях сведений не удалось обнаружить. Пока никак не удается выяснить подробности и о швейцарском собрании.
Сведения о наличии в петербургском собрании валика с голосом П. И. Чайковского появились в связи с тем, что Пушкинский Дом получил список берлинской части архива Блока, составленный им самим с указанием номера коробки, в которых хранились валики и с аннотациями записей. В этом списке, в разделе, в котором значились записи разных голосов, в том числе и Л. Н. Толстого (№ 245), под № 283 значилось: «Rubinstein, Lawrowskaja, Tschaikowski, Safonof, Hubert etc.». Следует заметить, что записи, сделанные Блоком, обычно маркировались в самом начале объявлением кто играет и что играется. Причем делал это сам Блок. Валик же, о котором идет речь не имеет такой маркировки. Поэтому до того времени как появилась возможность получения списка всей коллекции, не могло быть установлено его содержание.
В июле 1997 года после еще одного запроса в Пушкинский Дом (СПБ, Институт русской литературы, фоноархив), был получен ответ от заместителя директора А. Ф. Лапченко, что у них в блоковской коллекции есть валик, в аннотации которого перечислены несколько имен деятелей русской музыкальной культуры, в том числе и Чайковского. 20 августа 1997 автор данной публикации, директор музея П. И. Чайковского Г. И. Белонович в сопровождении японской съемочной группы телекомпании NHC, работавшей над программой, посвященной Чайковскому, его личности, судьбе наследия, к назначенному часу приехали в Пушкинский Дом. Сотрудники фоноархива В. П. Шифф, Ю. И. Марченков, А. Ю. Костров продемонстрировали запись на валике под № 283. Производилось это на аппаратуре, сконструированной и смонтированной ими.
После прослушивания валика, на коробке которого стоял № 283, совместно с сотрудниками Пушкинского Дома оказалось, что на нем запечатлена какая-то бытовая сценка. Голосов было несколько. Явственно слышалось пение, и очень ясно — несколько фраз, произнесенных женскими и мужскими голосами. Складывалось впечатление, что последовательность имен в аннотации Блока соответствовала последовательности появления голосов на валике. Не оставалось сомнения, что задорный возглас достаточно высокого мужского голоса после свободной импровизации с руладами женского сопрано: «Эта трель могла бы быть лучше!», а затем после еще нескольких рулад, спетых тем же женским голосом — «Блок молодец! А Эдиссон ещё лучше!», — принадлежали П. И. Чайковскому, который произносит еще одну фразу после слов В. И. Сафонова на немецком язке: Peter Jurgehsin in Moskau« — «Кто сейчас говорил? Это голос Сафонова!». Женское пение — бесспорно голос известной русской певицы Е. А. Лавровской, который можно было идентифицировать по другой записи из коллекции Блока, маркированной им же (исполнение певицей романса Чайковского).
После первичного прослушивания возникла необходимость установить возможности встречи всех перечисленных в аннотации музыкантов. Нужно было поискать в биографиях Чайковского и А. Г. Рубинштейна наличие такого эпизода, такой встречи, в которой бы принимали участие все объявленные в аннотации лица. Все они, в основном, жили в разных городах. Причем, встретиться они не могли раньше 1888 года, когда Блок впервые приехал в Россию и познакомился с Чайковским. Можно было подумать, что подобная встреча могла состояться 14 октября 1889 года в Москве, когда Чайковский оставил в альбоме Блока столь восторженный отзыв о фонографе. Можно предположить, что это было сделано во время какого-то другого сеанса, на котором могли присутствовать все интересующие нас лица. Заметим, что в альбоме Блока есть отзыв В. И. Сафонова с той же датой, что и отзыв Чайковского. Но отзыв А. Г Рубинштейна датирован 15 февраля 1890 года. Чайковского на этом сеансе не могло быть, так как он в это время находился во Флоренции, где сочинял оперу «Пиковая дама». Скорее всего подобная встреча могла состояться в Москве, где проживали основные участники, как например, А. И. Губерт, пианистка, инспектор Московской консерватории.
Следовательно, оставалось узнать о возможности встречи в Москве, в которой еще мог принять участие А. Г. Рубинштейн, который, хотя и разъезжал, но жил преимущественно в Петербурге. Обратившись к полному тексту воспоминаний Ю. Блока и эпизодам не вошедших в нашу публикацию в первом выпуске Альманаха, находим в них рассказ об эпизоде, который, без всякого сомнения, оказался запечатленным на валике № 283 из блоковской коллекции: «Как бы мне хотелось, чтобы Эдисон смог увидеть сменяющееся выражение лица всемирно известного пианиста, когда он слушал фонограф! Я имею в виду Антона Рубинштейна. Это было в 1890 г. К тому времени многие из моих друзей-музыкантов были совершенно убежденны в важности фонографа для музыки. Тайно от Рубинштейна сговорились, чтобы великий пианист сыграл перед фонографом. Чайковский между прочим сообщил ему о чудесных воспроизведениях, которые он слышал. «Фонограф? Тьфу! Я слушал эту штуку десять лет назад!» — презрительно ответил Рубинштейн. Никакие аргументы не могли заставить его прийти и послушать. Тогда мы сговорились сделать ему сюрприз.
Сафонов, профессор Московской консерватории, пригласил его сыграть в карты, а я в это время должен был доставить фонограф. Когда в тот вечер наступил момент, я приготовил пластинку (валик), это было соло на корнете, и включил. За тысячами лиц я наблюдал, но не одно не могло сравниться с впечатлением, произведенным на Антона Рубинштейн, когда он впервые услышал фонограф. После первых звуков Рубинштейн, казалось, был парализован. Он широко раскрыл рот, установил взгляд на стену, крепко схватился за кончики ушей, готовый их оторвать, выражение страха и ужаса сменилось удивлением и восхищением, и он долго оставался неподвижным. Он был просто переполнен впечатлением и прослушал все записи, которые я принес с собой. Все это время Сафонов и все его гости настойчиво просили его согласия поиграть перед фонографом. Он не хотел об этом даже слышать. Под нажимом друзей он объяснил причину, он сказал, что не хочет увековечивать свои ошибки. Спустя час Сафонов вбежал в комнату и сообщил мне, что Рубинштейн согласился, чтобы я сделал запись. Мы все были возбуждены. Я притащил фонограф с аккумулятором в гостиную и установил его около рояля. Закончив все приготовления, я попросил Сафонова немного поиграть на рояле, чтобы я смог проверить воспроизведение. Но тут случилась непоправимая катастрофа. Отказал аккумулятор! Вся надежда на запись в тот вечер пропала. Увы! Ни я, ни мои друзья не смогли впоследствии уговорить Рубинштейна играть перед фонографом. Позднее, когда он просил меня демонстрировать фонограф профессорам и студентам Петербургской консерватории при моем следующем посещении столицы; и хотя в тот раз было предпринято несколько атак на него, он не согласился записать на фонограф даже одной ноты. В его отказе было что-то фатальное; я убежден, что это было связано с каким-то суеверием«.
Сцена, запечатленная на валике № 283, вполне очевидно относится к той части воспоминаний Блока, где «Сафонов и все его гости настойчиво просили его [Рубинштейна] согласия поиграть перед фонографом. Он не хотел об этом даже слышать». Ведь на валике слышится многократная просьба к А. Г. Рубинштейну сыграть что-нибудь на рояле.
В воспоминаниях Блока названа и дата — 1890 год. Проанализировав этот год в жизни Чайковского, обнаруживаем, что в самом начале 1890 года, в первых числах января, (между 6 и 10) в Москве могла состояться эта встреча. 4 января 1890 года Чайковский выехал из Петербурга в Москву, где 6 января утром он репетировал, а вечером дирижировал концертом, в котором солировал А. Г. Рубинштейн, и присутствовали друзья: В. И. Сафонов, выпускник петербургской консерватории, только что ставший директором Московской, также выпускница Петербургской консерватории певица Е. А. Лавровская, тогда участвовавшая в юбилейных концертах А. Г. Рубинштейна в Москве и Петербурге, А. И. Губерт, назначенная недавно Сафоновым на пост инспектора классов Московской консерватории. А 7 января Чайковский присутствовал на концерте, который А. Г. Рубинштейн давал в пользу фонда на сооружение концертного зала имени его брата Н. Г. Рубинштейна. На этих концерта непременно, помимо Чайковского, должны были быть все выше перечисленные друзья и единомышленники его и А. Г. Рубинштейна.
Сохранилась также записка Чайковского от 8 января, которая также, очевидно, имеет отношение к эпизоду, который запечатлен Блоком на валике. Композитор писал своему издателю и другу П. И. Юргенсону из ресторана «Славянский базар»: «Сижу в „Слав[янском] базаре“, угощаю великолепным завтраком целую компанию.... Пожалуйста пришли одну сотню».
Совершенно случайно оказалась запечатленной очень веселая по настроению и непосредственности сцена из жизни великого русского композитора и его знаменитых современников. В записи на валике все голоса, в том числе и Чайковского радостно возбуждены, настроение игривое. Оказались навеки сохранившимися не специально подобранные тексты или речи, а сцена из жизни. Она рассказывает об этих людях гораздо больше, нежели если бы оказались записанными специально их речи. Чайковский, подзадоривающий всех присутствовавших и А. Г. Рубинштейна. Насвистывание мелодии, вероятно, также принадлежит Чайковскому.
В 1999 была сделана попытка опубликовать очищенный вариант, выполненный пианистом А. И. Хотеевым и сотрудниками фоноархива Пушкинского Дома. Этот вариант воспроизведен в аннотации к комплекту дисков, выпущенных фирмой «Koch Schwan» (Фортепианные концерты П. И. Чайковского в авторских версиях), приложен текст расшифровки. Он дан на немецком языке. В 2000 году на конференции в рукописном отделе С.-Петербургской консерватории в сообщении А. Ю. Кострова дан несколько другой вариант, при этом он по ходу доклада самим же автором корректировался. Думается, что полная расшифровка этого валика из Блоковской коллекции еще впереди. Остается также удивляться и восхищаться исторической судьбе этого валика: он был увезен из России в период Первой мировой войны. Пережил Вторую мировую в Берлине, и вновь вернулся в Россию, в Петербург, где и был обнаружен и опознан.
П. Е. Вайдман
Статья опубликована в недавно вышедшем 2 выпуске Альманаха «П.И.Чайковский. Забытое и новое.», выпущенном Домом-музеем П. И. Чайковского в Клину.
