Киноработа Марлена Хуциева «Мне двадцать лет» / «Застава Ильича» (1964) до сих пор вызывает споры, как профессиональные, так и обывательские. Доводилось читать и слышать, что это — гениальное творение / унылая тягомотина / дивное откровение, /оттепельная конъюнктура, etc.
Признаться, такого разброса впечатлений добиться трудно. У Хуциева получилось. Так, одним кажется, что встреча главного героя…со своим погибшим отцом — грандиозная находка, а другие видят в этом претенциозный жест.
Попробую сформулировать своё мнение и буду рада ознакомиться с вашим. Откровенно говоря, я этот фильм…не могу воспринимать полностью. Он мне кажется некоей заготовкой для двух-трёх самостоятельных киносюжетов.
Из «Заставы…» можно скроить несколько фильмов, в том числе — документальных. Напоминает эклектичные сооружения, где архитектор, желая поразить воображение современников, нагромоздил всё, что нашёл в закромах сознания и подсознания.
Скажу примитивное — «Застава…» слишком большая, и эти длинноты лишь портят. Я — не киновед, я — зритель. И мне постоянно хотелось сократить многие сцены. Слишком долгая демонстрация, чересчур «много» поэтов в Политехническом.
Этот фрагмент вообще давным-давно живёт отдельной жизнью. Он сам по себе — потрясающий. В виде документальной зарисовки. Но в контексте фабулы хочется, чтобы он побыстрее кончился.
Вместе с тем, для меня эта вещь — родная и близкая. Мои предки родом из Лефортово, а Застава Ильича — точка сборки, равно как Новые Дома (которые Дангауэровка).
Мой дедушка с 1934 по…конец 1990-х проработал на той самой ТЭЦ-11, что упоминается в сценарии. По сюжету главгерой и его отец — работники этой теплоэлектроцентрали. Больше того, показывают реальные цеха ТЭЦ-11. Бабушка была начальником телеграфного отделения именно на Заставе Ильича.
Мама — из того же поколения, что и персонажи. Чуть моложе, но это несущественно — тогда все, рождённые до, во время и после войны двигались в едином солнечном потоке. Вот! Состояние потока, свойственное эпохе. Но, увы.
В «Заставе…» тот поток превращается в какую-то лавину, а иногда — в фонтан. Идеальный поток был создан всё тем же Марленом Хуциевым в «Июльском дожде» (1966) и Георгием Данелией в «Я шагаю по Москве» (1963).
«Застава…» — отличное подспорье для тех, кто хочет узнать о шестидесятниках всё и сразу. Типично всё — от лиц до мнений. От вкусов до тканевых узоров девичьих платьиц. От радости до грусти. Итак, перед нами — три товарища, и это — тоже веяние эпохи.
Тогда в невероятной моде был роман Эриха-Марии Ремарка «Три товарища». Отсюда бесконечные «троицы», как сложившиеся, так и спонтанные — «До свидания, мальчики» (1964), «Я шагаю…» (1963), «Мой младший брат» (1962).
Упоминание о том, что им — двадцать лет — манифест юности. Десятилетие молодых, которые мечтали преобразовать вселенную. Никогда — ни до, ни после, мир двадцатилетних не был таким удивительным и — удивляющим.
Всё казалось красивым, лёгким и праздничным, даже трудовые будни. Они — особенно. Примета времени — открытость. Те двадцатилетние постоянно общались, говорили, спорили.
Компании формировались как-то стихийно — вот кто-то привёл сокурсника, а кто-то просто шёл мимо ребят и девчонок, поющих под гитару. Могли привести друзей на свадьбу соседа или завалиться к кому-нибудь из приятелей на дачу.
Без предупреждения. Но — с гитарой, да. Беседы завязывались в электричках, в очередях за билетами на «модные» спектакли, а уж в молодёжных кафе-стекляшках — тем паче.
Отсюда — бесконечный флирт и знакомства, а зачастую ребята оказывались в чуждой им компании, как получилось у главного героя, Серёги. Парень оказался на тусовке скучающих мажоров, которые желают лишь развлекаться.
Им — тоскливо, несмотря на модные танцы. Они в своей сытости не знают, чем заняться. Утомлённость. Зевота. Цинизм. Особо выделяется гость, которого сыграл будущий гений режиссуры — Андрей Тарковский.
Здесь у него изумительно противное лицо. Этот — беспрестанно подначивает всех собравшихся. Какой-то мелкий бес по ухваткам. Но и он никого не развлекает.
Некоторое оживление вносит очкарик (Андрон Кончаловский!), притащивший чугунок с картошкой и тут же сбежавший, говоря, что у него ещё масса визитов. Эта варёная картошка и сделалась некоей «точкой сборки».
Она — картошка — показала, кто в этой тёплой (и тухлой) компании ещё не окончательно испорчен. Поначалу ребятки начинают прикалываться и подшучивать над корнеплодом.
А затем — после краткого монолога Сергея о том, что они в войну спасались картошкой, и, если ни к чему вообще не относиться серьёзно, то и жить незачем, элитные дети заметно сникают…
…Персонаж Тарковского остаётся в презираемом меньшинстве, точнее — в одиночестве. Это сыграно великолепно! Вся сцена — гениальна от и до. О чём это? О том, что к 1960-м выросло счастливое поколение, стоявшее на плечах победителей.
Для пущего эффекта нам показали мажоров, ибо те гораздо более иных должны были чувствовать свои обязанности перед отцами — не лишь своими, но и всеми.
Также явили суть — люди становятся подлецами, если это происходит с общего одобрения, а маска джокера-насмешника слетает быстрее, чем иной раз кажется.
В целом же «Застава…» — это калейдоскоп ощущений, мыслей, ритмов 1960-х, а не цельное повествование. Словно бы обо всём…и ни о чём.
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
