Музыкант известный — зал полный. Это факт. То, с каким постоянством он повторяется, иногда даже раздражает. Так и хочется поумничать на тему, что публика очень часто «клюёт» не на качество, а на раскрученное имя; что практически любого исполнителя можно провозгласить гением (только кричать нужно погромче), и слушатель поведётся.
Хороший маркетинг иногда творит настоящие чудеса.
И если чудо произошло, и музыкант отныне «на коне», — не заставит себя ждать побочный эффект. Горстка знатоков и профессионалов начнут рассуждать о напускной славе, о блеске мишуры, разберут исполнителя по косточкам, не упустив и малейшего недочёта. В результате ожесточённые споры до хрипоты, раскалённые соцсети, рождение новой моды — быть почитателем и противником музыканта.
Примерно такое отношение в наши дни к Денису Мацуеву.
Имя гремит так, что хочешь — не хочешь, а начнешь олицетворять его с эмблемой современного отечественного пианизма.
Кто-то Дениса обожает, и немудрено: достаточно молодой, талантливый, техничный, эксцентричный, ломает рояли (чем доказывает, что отработал по полной, выжал эмоцию до последней капельки), а в закулисной жизни — весёлый, общительный, коммуникабельный, со всеми, как кажется, на короткой ноге. «Чего же боле? Свет решил, что он умён и очень мил».
На другой чаше весов сидят ценители, которые настойчиво твердят, что
у Мацуева нет тонкости, нет должного чувства стиля, что его трактовки поверхностны.
Целенаправленно просматривала форум «Classic-Online», посвящённый рейтингу лучших пианистов XX–XXI века, и Дениса там не нашла. Очень у многих знакомых музыкантов отношение к Мацуеву уважительное, но без восторгов и благоговения.
Примерно так же относилась к нему и я и, собираясь на грандиозно-звёздный концерт (РНО с Михаилом Плетнёвым за дирижёрским пультом и Денис Мацуев за роялем), не могла отделаться от скептического настроя.
Программа, впрочем, обещалась быть интересной. РНО в своих лучших традициях приготовили раритет — сочинение малоизвестного польского композитора Мечислава Карловича, озаглавленное как симфония «Возрождение». Выбором Мацуева стали два полярных по стилистике, образности и содержанию произведения — Третий концерт Бетховена и «Пляска смерти» Листа.
И хотя и то, и другое пианист играл не раз, мацуевский Бетховен интриговал.
Уж очень не вяжутся для меня титаническая мощь и плач сквозь стиснутые зубы, взлёты и сокрушительные падения, вызов и борьба, страсть и боль — всё то, что составляет сущность бетховенской музыки — с темпераментом пианиста. Боялась преувеличений, музыкальной разнузданности и, чего греха таить, за консерваторский рояль тоже боялась… Но вечер обернулся приятным удивлением. Концерт в целом и концерт в частности были очень хороши.
Музыкальную часть обрамляли светские рауты: пресс-конференция и автограф-сессия с Денисом. Мне удалось стать свидетельницей только первой, где журналистам выпала возможность свободно пообщаться с ректором Московской консерватории, профессором Александром Соколовым, пианистом Денисом Мацуевым, генеральным директором издательств «Музыка» и «Юргенсон» Марком Зильберквитом, писателем Сергеем Бирюковым и генеральным директором Sony Music Entertainment в России Ариной Дмитриевой.
Целью пресс-конференции являлись презентации книги о Денисе, именуемой «Жизнь на crescendo»
(автор — Сергеей Бирюков), а также нового альбома пианиста, представляющего собой антологию мацуевских «бисов» с разных концертов. И то, и другое уже в продаже, так что торопитесь, фанаты и поклонники!
Помните лозунг бременских музыкантов? «Смех и радость мы приносим людям!» — именно таковой показалась мне лейтмысль конференции. Книга, по словам пианиста, призвана нести «позитив, добро и улыбку». На обложке альбома — смеющийся Денис в прыжке, с распахнутыми руками — объятиями (очень обаятельный снимок). Неоднократно были произнесены слова, что публика после концерта должна улыбаться. И, наконец, прозвучала заветная мечта Мацуева: чтобы изобрели лекарство, помогающее людям жить дольше и не стареть, и чтобы как можно больше людей приобщилось к концертам классической музыки.
Иными словами, конференция получилась сладкой как рафинад.
Но вот смотришь на пианиста и искренне веришь, что он не рисуется на публику, что такое жизнелюбие и человеколюбие у него в крови. Посему я с огромным нетерпением ждала его исполнения Третьего концерта. С этой музыкой блаженная улыбка как-то не вяжется.
Но перед Бетховеном прозвучала симфония «Возрождение» Карловича — «польского Чайковского», как называют его некоторые критики. Слушала с интересом, но, честно говоря, «польский Чайковский», по сравнению с русским, довольно блёклый: романтическая программная музыка, приятная, но не отличающаяся ярко выраженным авторским почерком.
«Конёк» нашего композитора — мелодии — в этом произведении весьма слабые. И всё же определённое сходство иногда прослеживалось. К примеру, медленная часть «Возрождения» по протяжённой мелодической линии, порученной поочередно солирующим инструментам, напомнила соло валторны из Пятой симфонии Чайковского, а в середине Скерцо Карловича вдруг появился вальс — ещё одна «визитная карточка» Петра Ильича. В общем, влияние государства Российского на польскую музыку налицо.
Исполнители — РНО — как всегда, оказались на высоте.
Чистый, ясный, как будто студийный звук, отчётливость артикуляции, яркая тембровая дифференциация и при этом удивительная гармоничность целого… Чувствовалось, что исполнители находятся на той стадии погружения в программу, когда незнакомая музыка уже начала нравиться, но ещё не успела надоесть.
Долгожданный Третий концерт Бетховена прозвучал во втором отделении. Слушала и думала: играет Денис Мацуев — человек-фейерверк, любитель эксцентричных выходок за роялем, джазмен. Но концерт звучал очень выдержано, благородно, в лучших традициях исполнения венской классики.
Очевидным было старательно-бережное отношение к каждой длительности, каждому штриху.
Виртуозно, мощно и при этом певуче прозвучала каденция первой части. Чудесно, как-то по-умному было сыграно Largo: лирика в строго гармоничных пропорциях. Небольшие недостатки (редкие расхождения с оркестром в Allegro con brio, некоторые неряшливости в финале) впечатления не испортили. Даже мелькнула мысль, что в творческой жизни пианиста наступил какой-то новый период, этакая «творческая зрелость».
Единственным резанувшим слух оказалась… нога Дениса, которой он в запале выстукивал метр в третьей части концерта, да и во всех последующих произведениях тоже. Очень хотелось эту ногу попридержать.
«Пляска смерти» вернула нам прежнего знакомого пианиста.
Здесь исполнитель дал себе полную волю, выложился «по полной». Получилась феерическая музыкальная вакханалия, гром и молнии, танец на горящих углях. Естественно, по окончании зал взорвался восторженными аплодисментами. А разножанровые «бисы» — от тончайшей шубертовской лирики до зажигательного джаза на десерт — успокоили нервную систему слушателей и подарили те самые счастливые улыбки на лицах, которые так греют душу Мацуеву.
По окончании концерта часть окрылённой публики упорхнула на уже упомянутую автограф-сессию. Увидела её только мельком. Длинная извилистая очередь выстроилась в фойе Большого зала; во главе её солидно и мрачно стояли неприступные секьюрити. Не знаю, чем закончилось обращение Мацуева к народу, но, думаю, «позитив, добро и улыбки» царили и там.
Что ж, в последнее время в мире очень мало поводов для улыбок. И хорошо, что на этот вечер можно было отрешиться от мирских забот и с головой погрузиться в ту радость, которая раздавалась щедрыми руками пианиста.
