Альтистов немного. Дирижеров — достаточно. Но вот альтистов-дирижеров совсем мало. Альтистов-дирижеров, любящих играть в ансамбле, еще меньше. И только один из них знает, где найти в Нижнем Новгороде творческую территорию, на которой можно развернуться по-королевски. Но в рамках приличия, установленных камерной музыкой.
— Какова ценность дирижерской профессии сегодня? Это актуальная специальность?
— Не знаю, если честно. Если речь идет о камерном оркестре, для него дирижер не всегда обязателен. Мне как дирижеру очень интересно повести за собой коллектив музыкантов, донести до них свои идеи, понимание. Мне это нравится, поэтому я это делаю.
— Приходилось ли вам слышать разговоры о том, что дирижер — особая профессия, требующая долгого и методичного обучения? Чаще это подразумевает укор в адрес дирижеров «недирижерского» происхождения.
— Так говорили всегда. И дирижеры про «недирижеров», и даже великие дирижеры про великих дирижеров. Мне, — по крайней мере в глаза — ничего такого не говорили. Я буду заниматься дирижированием, и мне все равно, кто что скажет.
— Есть какое-то одно ключевое качество, без которого даже выдающийся музыкант не сможет стать дирижером?
— Лидерские качества должны быть — чтобы бесстрашно смотреть в глаза оркестрантов и вести их за собой. Артист оркестра не должен чувствовать сомнение и скуку.
Судьба такая?..
— Если мы сделаем блиц-обзор концертных афиш за нескольких сезонов, легко увидим… Вернее, почти не увидим альтовых программ. И вот вопрос, на который вам, наверное, часто приходится отвечать: почему так?
— Давайте разбираться. Чайковский — сегодня один из самых популярных композиторов в мире, в Японии – это «номер один». У него нет сочинений для альта. Всюду очень популярен Бетховен, и у него нет альтовых сочинений. Очевидно, что многое зависит от богатства репертуара. Уровень исполнительства тоже играет существенную роль. Долгое время, признаемся, он был не очень высок. Хорошую роль сыграла дружба композиторов с выдающимися альтистами. Федор Дружинин, серьезная личность, был одним из близких друзей Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Он очень просил написать что-нибудь для альта. Свою Сонату Шостакович посвятил Дружинину. Он же стал и первым ее исполнителем. Юрий Башмет постоянно говорил Гии Канчели об альтовом сочинении. Так появилась феноменальная партитура — «Оплаканный ветром». Присутствие рядом с композитором личности мирового масштаба помогло пополнить альтовый репертуар.
— Есть ли в сочинениях, написанных для конкретного исполнителя, «портретные штрихи»?
— Я бы с большой осторожностью говорил о портретности… Сочинение больше похоже на композитора. Но что-то именно для исполнителя, наверное, все же привносится – чтобы подчеркнуть его сильные стороны. К примеру, Сарасате обладал феноменальной мелкой техникой, и Лало, когда писал для него «Испанскую симфонию», активно это использовал. Канчели многие свои сочинения для альта заканчивает на «пианиссимо». Такое звучание было очень близко Башмету.
Квартет и другие музыканты
— Игра в квартете — это особая сфера. Участники квартета мыслят как-то иначе?
— Валентин Берлинский (выдающийся виолончелист, один из основателей легендарного состава Квартета им. Бородина – А.Б.) говорил молодым коллегам: «Если хотите успешно играть в квартете, серьезно занимайтесь специальностью!» Конечно, нужен ансамблевый талант, «чувство локтя», но безупречное владение инструментом – прежде всего. Техника, артикуляция, приемы игры – все это приобретается на уроке специальности.
— Личный опыт игры в квартете в годы учебы в Нижегородской консерватории, в аспирантуре полезен вам сегодня?
— Это было очень интересно. Я благодарен судьбе, что я прошел столько хорошей музыки. Вообще, квартет — это идеальный состав по соотношению сил. Он дает композитору возможность сказать все, что угодно.
— Но почему тогда возникла практика переложения квартетов для струнного, камерного оркестров?
— Хочется, чтобы прекрасную музыку играли не только в салонах, камерных залах. Бывает, что в залах, рассчитанных на несколько тысяч мест, звучности квартета чуть не хватает. В больших пространствах состав, расширенный до струнного или камерного оркестра, позволяет добиться большей красочности, убедительности, рельефности, усилить динамические, темповые контрасты. Все это в целом помогает привлечь внимание к камерной музыке.
— Все началось с «Камерной симфонии» Шостаковича?
— Нет, раньше. Малер сделал переложение Четырнадцатого квартета Шуберта «Девушка и смерть» и Одиннадцатого квартета Бетховена. Он хотел, чтобы эти шедевры зазвучали в больших залах, чтобы как можно больше людей приобщилось к ним, чтобы слушатели оценили их в полной мере.
Что касается Шостаковича, Абрам Стасевич первым сделал переложение Восьмого квартета для большого струнного оркестра и литавр (в данной версии сочинение получило название «Симфониетта» — прим. А. Б.). Уже позднее появилась оркестровая версия Рудольфа Баршая, и именно она получила название «Камерная симфония». Баршай переложил несколько квартетов Шостаковича, и композитор принял это с благодарностью.
— А как вы относитесь к симфонии А. Чайковского для альта и струнного оркестра «Тринадцатый» по квартету Шостаковича?
— Это очень талантливое переложение. Конечно, хотелось бы его сыграть.
Список Гришина
— Какие сочинения стали для вас этапными? Или, как говорили в прежние времена, «сформировали как личность»?
— Альтовая соната Шостаковича. Совсем не обязательно играть ее в консерватории, но в репертуаре она должна быть. Тринадцатый («альтовый») и Четырнадцатый квартеты Шостаковича, Седьмой Бетховена. Непросто дался Концерт Бартока. Он знаком мне еще с консерваторских времен, но тогда я был разочарован своим исполнением. Сравнительно недавно, в 2016 году мне удалось сыграть его два раза в Японии. Я был счастлив: и с технической, и с музыкальной стороны он открылся с новой позиции. Это был не Шостакович, не Прокофьев, а именно Барток. Ну, и конечно Соната «Арпеджионе» Шуберта. Как бы кто ни играл ее — слушаешь, как дышишь.
— Вот мы и подошли к одной из интереснейших ваших программ минувшего сезона. С камерным оркестром «Солисты Нижнего Новгорода» Вы исполнили Бетховена и Шуберта...
— Да, они хорошо сочетаются. Получилась венская программа. Мне было интересно начать с Бетховена – с Cantante из Шестнадцатого квартета. Затем — Шуберт, который боготворил Бетховена. И вновь поздний Бетховен: Четырнадцатый квартет.
— Соната «Арпеджионе» была написана, по сути, для «продвижения» инструмента, напоминающего виолончель и гитару.
— Меня удивляет, как такой шедевр мог появиться по такому скромному поводу? С первого звука понятно, что это космос: кристальная, прозрачная музыка небесной красоты.
— Соната прекрасно слушалась в окружении бетховенских откровений…
— Если мы говорим о позднем Бетховене – примерно с Двенадцатого квартета, — я уверен на 100%: он общался с Высшими силами. Поверить в земное происхождение этой музыки невозможно.
На территории Нижнего Новгорода
— С камерным оркестром вы уже сделали немало очень ярких программ. Что значит для вас это сотрудничество?
— Это территория творчества. Для меня очень важен эксперимент в сфере звука: при помощи звука создается настроение музыки. «Солисты» открыты для новых идей. С ними никогда не бывает форс-мажора. Коллектив всегда готов к работе, к творческому процессу.
— А как вам идея помечтать об будущих программах? Ансамблевых, сольных, оркестровых... Я предлагаю одно сочинение – вы дополняете вторым.
— Попробуем.
— Шостакович, Альтовая соната…
— Шуберт, «Арпеджионе». Но обязательно через паузу. Рядом с Шостаковичем ничего не идет.
— Прокофьев, Первый квартет…
— Его же «Мимолетности» в переложении для струнного оркестра.
— Барток, Концерт для альта с оркестром…
— Шостакович, Пятнадцатый квартет.
— Да будет так!
Беседовала Алевтина Бояринцева
Канадзава (Япония) – Нижний Новгород
