В Петербурге продолжается фестивальный марафон Мариинки
Нескончаемый фестивальный марафон «Звезды белых ночей» вышел на финишную прямую. Чередой прошли выступления именитых гастролеров, последним мощным залпом выстрелила серия концертов, где солисты и оркестры, сменяя друг друга, рассыпали перед питерской публикой невообразимые музыкальные сокровища.
Тихий поэт рояля
И первым в этом ряду, несомненно, надо назвать английского пианиста Кристиана Блэкшоу — уникального музыканта, совершенно несообразного нынешнему веку. Блэкшоу умеет слушать тишину: это его свойство открылось еще на прошлогоднем сольном концерте пианиста, где он сыграл — невероятно утонченно и рафинированно — сонаты Моцарта и Шуберта. Казалось, он длит и длит паузы, вслушиваясь в метафизические звуки, незримо реющие вокруг него. В его манере начисто отсутствует маскулинность, активное, поступательное, мужественное начало. В каждый миг музицирования он наслаждается совершенной красотой музыки: эта красота, покойная, сияющая в своем равновесном величии, блещет неброскими пастельными красками.
Вот почему, узнав программу нынешнего концерта, где наряду с До-минорной сонатой Моцарта и «Венским карнавалом» Шумана значились и «Симфонические этюды», нельзя было не встревожиться. «Этюды» — опус, явно не рассчитанный на тихого поэта рояля, каким Блэкшоу, несомненно, является. Это сочинение требует масштабного, волевого пианизма, мощного посыла, размаха, силы звучности и, что немаловажно, огромной физической выносливости. Все помнят, как играл «Этюды» Рихтер: напор и мощь, зашкаливающая громкость, громовые каскады аккордов.
Как оказалось, возможно иное слышание: более камерное и лиричное. Причем Блэкшоу нимало не погрешил против авторского текста: напротив, он даже раскрыл купюры — куски текста, обычно не играемые. Выяснилось, что в смысле технического оснащения у Блэкшоу тоже все в порядке. Он справлялся с «Этюдами» без видимого напряжения: все, до мельчайшей нотки, было выиграно, прослушано, четко проартикулировано.
«Этюды» впервые воспринимались как чудесная, романтическая музыкальная картина: они были сыграны без драйва, без сногсшибательных скоростей, но с почти интимной интонацией. Однако и скандированные, резкие аккорды, излагаемые по принципу канона, и резвые скерцозные моменты, и торжествующий финал, где прорезается ликующая маршевая поступь победителей, Блэкшоу прорисовал выпукло, рельефно, но без какого-либо нажима. Он подарил залу потрясающее музыкальное переживание: необычайной интенсивности и вместе с тем предельно утонченное.
Можно долго описывать, как чудесно сыграл Блэкшоу сонату Моцарта, как замечательно, проникновенно развивал неспешную мысль в медленной части «Венского карнавала». Ясно одно: перед нами выступил гениальный, редкостный музыкант, один из тех, кто, ничуть не задаваясь и не красуясь, ежедневно и ежечасно открывает новые звуковые миры, новое слышание давно знакомых вещей. Аристократ рояля.
Юнди, и не только
В отличие от Блэкшоу молодой китайский пианист Юнди, недавно ставший лауреатом Конкурса Шопена, разочаровал до чрезвычайности. Шумный пиар, сопровождающий китайца, и его быстрая раскрутка в мире явно опережают реальные творческие возможности пианиста. Юнди играл Шопена: грубо, шумно, громко и, как говорится, «без всякого понятия». Колотил по клавиатуре, тыкал пальцами, нарушая целостность фразы, и, казалось, не имел ровно никакого представления о том, как именно извлекается глубокий, поющий, длящийся звук из рояля. Рояль Юнди звучал плоско и бесцветно, как жестянка: ни поэзии, ни чувства, ни личного отношения к Шопену. Вдобавок он здорово «мазал» в Полонезе и очень посредственно сыграл Сонату си минор. Китайский пианист играл ноты, только ноты, ничего, кроме нот. Такой вот сугубо материальный подход к Шопену: ни смысла, ни тайны, ни метафизики, ни даже красивого звука. Лауреат Шопеновского конкурса реально на это звание никак не тянул.
Зато Сергей Хачатрян, лауреат Конкурсов Сибелиуса и Королевы Елизаветы, своей поющей скрипкой оставил неизгладимый след в памяти. Он играл с Гергиевым Скрипичный концерт Хачатуряна: музыка, прямо скажем, яркая, зажигательная, брызжущая витальной радостью, но отнюдь не поражающая глубоким авторским высказыванием. Однако Хачатрян отдавался музицированию с самозабвением, которому можно было позавидовать: его душе эта музыка говорила многое. Невероятно слитная, щемящая кантилена; порывисто взлетающие пассажи напоминали вспархивание птицы. Блистательно четкие, легкие трели, бойкая круговерть финала — все было сыграно идеально и предельно искренно. Игра Хачатряна обладает одним весьма ценным свойством: она очень заразительна.
Блистательные венцы
Фестиваль, как обычно, развивался в разных жанровых ареалах: музыка оркестровая, камерная, оперная, клавирабенды и лидерабенды. Оркестровый слой в июле оказался особенно внушителен. В Питер приехал Балтийский молодежный филармонический оркестр под управлением Ярви-младшего — Кристиана. А вслед за ним пожаловал и «тяжеловес» — легендарные Венские филармоники.
Оркестр Венской филармонии исполнил Пятый фортепианный концерт Бетховена и Серенаду для струнного оркестра Чайковского. Вечер дополнило выступление венской певицы Ильдико Раймонди — она премило спела арию госпожи Флют из оперы Отто Николаи «Виндзорские проказницы».
Венцы играли хорошо: полный, насыщенный, богатый, словно расширяющий пространство зала звук. Идеальная сыгранность, необыкновенной чистоты интонация, чудесное сочное струнное «мясо». Что и говорить, эталонный оркестр: и по качеству звучания, и по уровню исполнения.
Гергиев с венцами выступает часто, практически каждый сезон, ездит с ними в турне. Однако он всегда подчиняет их мягко-пластичную природу своим дирижерским намерениям. Манера Гергиева играть Чайковского мужественно, превращая лиризм в суровое высказывание героя, даже на территории Серенады проявилась вполне отчетливо и недвусмысленно. Зачин первой части, как известно, обрамляет ее, повторяясь в конце. Пройдя сквозь перипетии музыкального развития, в конце части он звучал уже окончательно императивно, как положительное, итоговое утверждение, как некое достижение результата. Вторая часть опуса венцам особенно близка: здесь они погружаются в вальсовую стихию. Конечно, вальс у Чайковского имеет иное наполнение, нежели у Штрауса: венцы было попытались сыграть его по возможности изящно и легко, но их намерения были пресечены суровым лидером: Гергиев вернул их на серьезную стезю.
В Концерте Бетховена солировал известный венский пианист Рудольф Бухбиндер. Пианист, безусловно, профессиональный, умеющий выигрышно подать свои сильные стороны: хороший вкус, владение стилем, культуру.
Однако к титанам фортепианного исполнительства его вряд ли можно отнести: технические возможности пианиста довольно скромны. И Пятый фортепианный концерт Бетховена он играл явно на пределе возможностей. Все тонкости фортепианного текста были раскрыты, все детали донесены. Но той не выразимой словами, но всегда ощущаемой исполнительской свободы, когда, кажется, пальцам пианиста подвластно все, этой свободы, непринужденности, легкости в исполнении Бухбиндера не было: пассажи и трели получались, но с явной натугой. Напряжение, владевшее им, тотчас передавалось залу.
Берлинцы
Солисты прославленной Берлинской филармонии на сей раз приехали в Питер не в составе октета (как в прошлом году), а для того, чтобы поиграть впятером. Квинтет Дворжака и знаменитый квинтет Шуберта «Форель» составили программу вечера: к берлинцам неожиданно присоединился и Кристиан Блэкшоу: дело в том, что пианист квинтета заболел, и Блэкшоу срочно вводился в ансамбль.
Надо сказать, солисты оркестра Берлинской филармонии обожают играть в камерных ансамблях, это составляет важную и неотъемлемую часть их профессиональной деятельности. Берлинцы играют блестяще в любой ансамблевой конфигурации. Они не просто чувствуют ритм дыхания, или, как принято говорить, «локоть» партнеров. Во время концерта вокруг ансамбля берлинцев возникает нечто вроде силового поля: внутри него они срастаются в единый многорукий и многоголовый «игральный» организм.
Три музыканта из октета ныне вошли в состав квинтета: скрипач Лоренц Настурица-Гершовичи, альтист Вилфред Штреле и контрабасист Эшко Лайне. Партию второй скрипки исполнял Романо Томмазини — неизменный участник как минимум пяти «берлинских» ансамблей. И только Адриан Брендель — виолончелист, сын «того самого» Альфреда Бренделя, пианиста, был приглашен со стороны.
Участие Блэкшоу необычайно украсило ансамбль: светло журчали под пальцами фортепианные трели, легко и стремительно взбегали вверх пассажи, изящно оттенявшие мелодию песни «Форель». Рояль Блэкшоу добавил к сочной струнной фактуре яркий, блистающий прозрачными, чистыми красками фон. Но и струнники были на высоте: чудно, нежно и как-то очень положительно звучали басы, издаваемые контрабасом Эшко Лайне. Скрипка в руках великолепного виртуоза Настурица-Гершовичи взвизгивала, заходилась в пароксизме вихревых мелодий. Звучный, крупный, темного окраса альт Штреле добавлял колорита красочной тембровой палитре. Это было высокое, что называется, элитное музицирование: культурное, утонченное, тактичное.
