«Кармен» в Венской опере
Как говаривал один мой коллега, оценивая что-то совершенно очевидное, на что не стоит тратить время, — «продукт понятен». О таких спектаклях, который представила Венская опера, писать легко и приятно, именно потому, что сразу всё понятно. Начну с хорошего.
Оркестр был гениален. Вот режьте меня на части, а такой изысканной филировки, такой нюансировки, такой тонкой проработки деталей этой партитуры я не слышал даже в записях. Безумные овации совершенно заслуженно достались маэстро Александру Содди и музыкантам. Понятно, что в режиме пандемии, наконец-то, можно позволить себе роскошь репетировать и работать над качеством выпускаемой продукции. И именно за этим, почти позабытым в до-пандемийной гастрольно-репертуарной горячке, обязательно нужно идти на этот спектакль: такого инструментально волшебного Бизе сейчас вряд ли где услышишь.
Не сильно преувеличу, если замечу, что лучше всех в спектакле прозвучали именно те, кто не принимал непосредственного участия в происходящем на сцене, однако нельзя не отметить хор с его фантастически монолитным звучанием в «солдатских» сценах и в изображении разношёрстной переливающейся характерными вокальными красками толпы в «бандитской» и в финальной сценах оперы. Исключительно собрано и трогательно прозвучал детский хор Оперной школы Венской оперы.
Елена Максимова, выступившая в титульной партии, и смотрелась, и звучала реалистично и убедительно. Образ белокурой женщины, страстно и искренне отдающейся своей влюбчивой натуре, чем-то напоминал знаменитую героиню Светланы Светличной из «Бриллиантовой руки»: такой же обольстительный и коварный, такой же дерзкий, хоть и не столь циничный. Романтичный флёр возникает в наивно-мечтательном дуэте Кармен с Эскамильо, в котором героиня Е. Максимовой предстаёт женщиной, искренне мечтающей обрести того единственного, кто избавит её от бесконечного разочарования в мужчинах, лишённых внутренней свободы. Главным разочарованием для Кармен в этой связи становится, само собой, Хозе, но в спектакле Венской оперы исполнитель этой партии стал главным открытием.
Украинский тенор Дмитрий Попов филигранно передаёт мельчайшие душевные колебания своего героя, тончайшие оттенки его отношений с окружающими. Певец не просто виртуозно играет как актёр, он превосходно звучит, полнокровно иллюстрируя своим живописным голосом драматические нюансы этой непростой партии. Роскошно филированным динамическим диминуэндо прозвучал в исполнении Д. Попова финал знаменитой арии «La fleur que tu m´avais jeté», а дуэт с Микаэлой «Parle-moi de ma mère» был исполнен с завораживающим эффектом слияния двух голосов, растворяющихся в оркестре. Во всём чувствовалась грамотно проделанная вдумчивая работа над материалом.
По праву заслужила бурные овации и Вера-Лотте Бёкер, выступившая в партии Микаэлы. В этой постановке Микаэла не бедная овечка, но девушка с характером, и певица так вживается в роль, что в конце остаётся лёгкое недоумение, почему не она убивает Кармен, а Хозе.
В блестящий ансамбль превратилось выступление Карлоса Осуна и Клеменса Унтеррайнера в партиях Ремендадо и Данкайро соответственно. Драматическая слитность голосов и характеров произвели неожиданно яркое впечатление.
Петер Келльнер создал исключительно цельный образ Цуниги (мощно, брутально, зло), а Габор Бретц замечательно выступил в партии Эскамильо (партия певцу немного не по темпераменту, но прозвучало всё корректно).
Это главное.
Теперь пару слов о том, о чём уже давно по многу раз, как говорится, оскомину набило, — о режоперности в искусстве.
Чем мастер отличается от дилетанта? Как минимум неумением испортить хороший материал, верно? Мастер точно знает, чего нельзя делать, чтобы не погубить продукт. Большинство оперных режиссёров либо этого не знают, либо знают и специально портят. Я не буду задавать вопрос о том, зачем приглашать прокладывать проводку электрика, который проложит её так, что ваш дом через неделю сгорит к чёртовой матери от короткого замыкания. Может быть, вам порекомендовали этого идиота или он был единственным, кто согласился взяться за эту работу, — не могу знать, как говорится. Но заставить Хозе во время душераздирающей финальной сцены рыться в косметичке Кармен?.. Я прошу прощения, это вот зачем было сделано? Даже одной такой глупости, убивающей мелодраматическую суть всей сцены (если не всей оперы!), достаточно, чтобы гнать режиссёра-идиота из профессии к чёртовой бабушке (не удивлюсь, если этот посыл окажется напоминанием навестить родственницу). Но ведь такими глупостями спектакль просто кишит.
Видит бог, я люблю нестандартный театр, я люблю провокации и пародии. Я их просто обожаю. Но именно по этой же причине у меня тягчайшая аллергия на халтуру, безграмотность, непрофессионализм и вульгарную безвкусицу. И вот как раз это всё буквально в энциклопедическом разнообразии представил Каликсто Биейто в своём новом спектакле.
Как-то в одной беседе выдающийся русский бас Дмитрий Ульянов заметил, что «режиссура должна визуально расшифровывать партитуру», но в спектакле Биейто яркая сочная партитура Бизе душится серым, пресным, как сказали бы герои, показанные на сцене, «беспонтовым» режиссёрским решением. Другой страстный защитник современных оперных прочтений, прекрасный характерный голландский тенор Марсель Бекман совершенно верно отметил однажды, что «история театра — это история развития визуализации». Но и этот аспект не учитывается в спектакле Каликсто Бийейто (он же и сценограф), нарушающем все принципы качественной визуализации. Мне думается, что даже полный дилетант (чтобы не употреблять другое, более уместное здесь слово на букву «д») не поставит хуже, чем поставил этот режиссёр, который на слуху, но без слуха.
По пунктам без эмоций:
В XXI в. черная сцена в тумане – это профнепригодность постановщика.
Машины без двигателей, приводимые в движение тягловой силой статистов (электричество сэкономили?) – это профнепригодность постановщика.
Неразборчивая жестикуляция и мелкая мимика, которую не видно из зала, — это профнепригодность постановщика.
Мизансцены, не несущие смысловой нагрузки (мужик в сомбреро с тачкой, Цунига, залезающий зачем-то на флагшток), — это профнепригодность постановщика.
Слепящий свет, направленный в зал в течение продолжительного времени, — это профнепригодность постановщика.
Крупные тени от артистов на заднике — это профнепригодность постановщика.
…
…
…
Я не буду перечислять все режиссёрские ляпы, так как уже перечисленного достаточно, чтобы с лёгким недоумением уточнить, а что вообще заканчивал постановщик и кто принимал у него экзамен? Также уточню, что это уточнение не риторический вопрос, не фигура речи: мне не удалось найти НИ-КА-КОЙ информации о профессиональном образовании этого прекрасного человека, кроме того, что он «скандальный режиссёр». Послушайте, если это единственный признак, по которому сегодня приглашают людей ставить спектакли в Венскую оперу, то… Ну хорошо: а среди людей, умеющих ставить спектакли, недостаточно разве «скандальных режиссёров»? Или скандальность в том и состоит, чтобы не уметь создавать театрально полноценный продукт?
К счастью, по этому принципу пока не приглашают людей в оркестр, в хор и в ансамбль солистов. Ибо на моей памяти новая венская «Кармен» — единственный пока пример, когда профессиональная мощь исполнителей подавила безграмотную работу постановщиков. И эта победа великого искусства над паразитирующем на нём отребьем не может не вызывать чувства глубочайшего удовлетворения.
Фото: Wiener Staatsoper / Michael Pöhn
