Три премьеры под знаком Большого: не прошло и года!
Года, конечно же, не прошло: все три музыкальных события, о которых пойдет речь, хотя рецензировать их в привычном понимании мы на сей раз не будем, остались в первой половине сезона. С наступлением же Нового 2019 года и, самое главное, новогодних каникул, когда интенсивность «эксклюзивной» – боготворимой меломанами – музыкальной жизни традиционно замирает, передышка для автора этих строк в театрально-концертных вояжах не замедлила наступить точно так же, как это случается уже год от года. А значит, и явственно настал момент взглянуть – по разным причинам – на то, что, опять же, в силу разных причин в первой половине сезона осталось за кадром.
Ничего удивительного в этом нет, ведь с каждым новым сезоном интенсивность музыкальной жизни Москвы «неуклонно растет» – и это замечательно! Слова в кавычках, всё еще ассоциируясь с благосостоянием советских трудящихся, возможно, звучат сегодня и с иронией, но факт остается фактом: хотя бы в сравнении с началом 2000-х нынешние масштабы музыкальной жизни столицы – давно уже гигантские, необъятные! Понятно, что охватить абсолютно всё невозможно. Однако, даже стараясь посетить всё, что интересует именно тебя, уже в который раз сталкиваешься с ситуацией, когда что-то из наседающих на голову друг друга событий приходится оставлять без обзорного отклика.
Причины в каждом конкретном случае – индивидуальные. С semi-stage постановкой «Кандида» Бернстайна, премьера которого состоялась на Исторической сцене Большого театра России 29 сентября и была приурочена к 100-летию со дня рождения композитора, так произошло в силу ее откровенно «вампучной» несостоятельности и в музыкально-исполнительском, и в постановочном аспекте. Естественно, что порыва незамедлительно «взяться за перо» и «строчить вдохновенные строчки», такой унылый расклад вызвать не мог. А один из спектаклей осенней серии новой постановки «Бала-маскарада» Верди, увиденный 6 октября, премьерой, хотя статус в зрительской программке всё еще значился премьерным, де-факто уже не был. После апрельской премьерной серии прошлого сезона на Исторической сцене Большого это была вторая прокатная серия, но впервые увидеть эту работу театра вашему покорному слуге довелось именно тогда – в сезоне нынешнем.
С премьерой же новой постановки оперы Александра Чайковского «Один день Ивана Денисовича» на Камерной сцене им. Б.А. Покровского, с этого сезона экспроприированной под шумок Большим театром и включенной в его «активы» вместе с труппой и текущим репертуаром Камерного музыкального театра им. Б.А. Покровского, ситуация интересна еще больше. Факт премьеры, состоявшейся 7 декабря и приуроченной к 100-летию со дня рождения Александра Солженицына, налицо (пресса же была приглашена на генеральный прогон 5 декабря, что премьере было абсолютно равносильно). При этом художественный результат проекта заставляет говорить о нём не просто как о «датском» событии, а как о премьере действительно художественно значимой и резонансной. И это именно победа Камерного музыкального театра им. Б.А. Покровского! Но сказать именно так формально теперь уже нельзя, ибо детища мэтра отечественной оперной режиссуры, то есть театра как самостоятельной творческой единицы, с нынешнего сезона де-юре уже нет…
А поскольку есть (во всяком случае, пока есть) труппа этого театра, пока живы традиции, заложенные его основателем, то назвать новую работу спектаклем Большого театра просто язык не поворачивается. В сложившейся ситуации всё, что при смене вывески продолжает происходить сегодня на Камерной сцене им. Б.А. Покровского (одной из сцен Большого театра), внешне остается таким, каким и было до этого, – абсолютно автономным и уникальным в аспекте самогó творчества. Но есть и явно курьезная сторона «поглощения»: с таким весомым репертуарным «приданным», которое накопил Камерный музыкальный театр, репертуар Большого театра мощно обогатился в одночасье! Понятно, что сие волюнтаристское слияние – вовсе не то, за что так ратовал Покровский, создавая альтернативную экспериментальную площадку, но если Камерная сцена будет продолжать жить так, как она живет сегодня, то, в принципе, ничего страшного как будто бы и не произошло. Или всё же произошло? А если так, как сейчас, со временем уже не будет? Вопросов много, но ответы на них и сможет дать лишь время, так что поживем – увидим!
«Кандид»: премьера, но не для Большого
Не для Большого – это точно, и тем более – не для его Исторической сцены! «Кандида» Бернстайна называют то комической опереттой, то мюзиклом, но при наличии в нём признаков, как ни крути, довольно яркой «оперности», преломленной сквозь призму американской массовой культуры второй половины XX века, назвать его оперой с разговорными диалогами, которые в ней де-факто присутствуют, вряд ли кто отважится. «Кандид» – безусловный шедевр своего времени, но его музыкальная ткань являет собой тонкую грань между академизмом и эстрадностью, которая, будучи вне сферы привычного исполнительства как наших оркестров и дирижеров, так и певцов, в беспрецедентной попытке Большого овладеть легкостью стиля этой музыки, увы, так и не проступила.
Театрализованное концертное исполнение в аспекте театра было нестерпимо скучным и наигранно-вульгарным, а в аспекте интерпретации музыки и качества пения – развесисто-тяжеловесным эрзацем, вобравшем в себя «богатейшую» палитру академических штампов, на которые оказались «сильны» солисты первого премьерного дня. Именно их и довелось услышать, так что протоколированием их имен заниматься не будем: ни малейшего резона для этого нет. Катастрофой было и то, что аспект эстрадности в этом проекте намеренно был поставлен во главу угла. Певцы пели в накладных радиомикрофонах – и это, подумать только, на Исторической сцене Большого! Эффект естественно-акустического восприятия голосов вообще свелся на нет! И даже если бы «Кандида» поставили на Новой сцене, что было бы гораздо естественнее, допустить компромисса с микрофонами всё равно было бы невозможно. Но если певцы пели с усиливающими микрофонами, то как достигался баланс с оркестром? Неужели и в оркестре были микрофоны? Гадать не будем, да и нужно ли…
В театральном буклете «Кандид» числится опереттой, но постановка с микрофонами превратила его в заштатный мюзикл с вокальными номерами на оригинальном английском и диалогами на переводном русском, а перевод зачастую был весьма скабрезен. Изысканно тонкий, рафинированный театр абсурда, созданный Бернстайном и его либреттистами по плутовскому роману Вольтера, режиссеру Алексею Франдетти с его брутально-резкими, прямолинейными мизансценами и финальной клюквой утопии «колхозного социализма» постановочно не удался. Разочаровал и сценограф Тимофей Рябушинский с его линейкой наивно-иллюстративных видеопроекций – анимационных картинок-мультиков. Фиаско – и у художника по костюмам Виктории Севрюковой, одевшей «кукольных» персонажей известного, но неправдоподобно закрученного, почти фантастического сюжета в агрессивно-натуралистичные костюмы: эстетике высоких музыкально-философских сфер они оказались заведомо чужды.
Что ни говори, а одноименный плутовской роман Вольтера – это одно, а музыкальная идеализация его ходульного сюжета, предпринятая Бернстайном – нечто принципиально иное, гораздо более интеллектуальное. И это так, несмотря на то, что, как и в типовом мюзикле, в этом опусе – всего лишь один ударный хит (виртуознейшая ария Кунигунды), а вся остальная музыка, за исключением, конечно, весьма эффектной увертюры, вровень с ней именно по «хитовости» восприятия не встает. Однако изящная философия музыки Бернстайна, увы, не прочувствована ни дирижером-постановщиком Туганом Сохиевым, ни ведомыми им музыкантами оркестра, ни хористами, с которыми над выпуском премьеры работал главный хормейстер Валерий Борисов. Оркестр лишь играл ноты, а певцы (да еще и в микрофон!) их пели, забыв о том, что, прежде всего, надо играть и петь музыку…
«Бал-маскарад»: уже не премьера, но большая
«Насмотревшись» в прошлом сезоне на эту постановку в новостях и фотографиях, начитавшись и наслушавшись о ней, автор составил для себя, скажем так, априори не позитивное мнение. Но это заочно: увидеть и услышать необходимо самому, непосредственно находясь в театре. На непозитив настраивало и то, что к музыкальной идиллии составы на премьере априори также не взывали. Привлекало лишь имя молодого, но весьма сноровистого итальянского дирижера Джакомо Сагрипанти, взявшего постановку в свои руки, хотя мнения о нём в связи с премьерой прошлого сезона доводилось слышать разные. Осеннюю серию провел другой итальянский маэстро Паоло Кариньяни, в один из вечеров вполне «красноречиво» убедивший в том, что музыкант он вдумчивый и обстоятельный. Его трактовка захватила психологической масштабностью, но и в изящной стройности вместе с упоительной музыкальностью ей было явно не отказать!
Да и постановка итальянца Давиде Ливерморе (в одном лице режиссера и сценографа), выдержанная в эстетике черно-белых триллеров Хичкока и создающая атмосферу саспенса как средствами абстрактной сценографии, так и с помощью эффектов видеопроекционных технологий, несет всё же, скорее, позитив. Подобный «вердикт» возникает на фоне того беспредела, что царит сегодня в оперной режиссуре в мире, и на фоне явных неудач самогó режиссера, пусть позитив на сей раз и черно-белый (техподдержка графического дизайна и сценографии – компания GIÒ FORMA, разработка видеодизайна – компания D-WOK). О контрастах творчества режиссера рецензенту уже доводилось говорить на основе четырех его постановок в Пезаро, из которых лишь одна – «Кир в Вавилоне» – предстает истинно незабвенным шедевром, также преломляющим тему кинематографа, но в интерактивно-приключенческом ракурсе. Героев «Бала-маскарада» – просто в пандан режиссуре и сценографии – весьма эффектно и стильно одела художник по костюмам Мариана Фракассо, а свет поставил художник по свету Антонио Кастро.
В кардинально обловленном «квинтете» главных персонажей заставила скучать лишь одна Надежда Сердюк (Ульрика), но участница премьерной серии прошлого сезона, бойкая итальянка Дамиана Мицци (Оскар) это «проседание» легко компенсировала. А поистине роскошный «драматический» Ренато (Владислав Сулимский), лирически самодостаточный, обаятельный Граф Ричард (Дмитрий Попов) и музыкально-темпераментная, технически безупречная и артистически раскрепощенная Амелия (Динара Алиева) явили тот самый бушующий страстями итальянской оперы любовный треугольник, благодаря которому эта премьера, словно выдержанное коллекционное вино, став по-настоящему большой и значимой, раскрыла музыкальный букет театра во всём его вокальном великолепии!
«Один день Ивана Денисовича»: премьера, но не Большого
Идя в оперу, мы всегда хотим получить не просто яркие театральные впечатления, но и удовольствие от музыки и голосов. Но сюжет этой необычайно пронзительной оперы таков, что на яркие театральные впечатления мы рассчитывать по-прежнему вправе, а на удовольствие – едва ли. Данная категория на этот раз просто неуместна, ведь «опера-быль» Александра Чайковского – сама саднящая боль и говорящая языком музыки человеческая память. Память о том, что давно кануло в Лету, но что забывать тем, кто живет сегодня, нельзя, ибо память – необходимое (хотя и явно не достаточное) условие того, чтобы подобное в нашей жизни никогда больше не повторилось…
И ни о каком удовольствии речь вовсе не идет. Речь в данном случае – об акте гражданского неравнодушия, о сопричастности к боли и памяти глобальной человеческой трагедии. Именно в этом заключен мощный художественный пафос и музыки, и либретто Георгия Исаакяна в соавторстве с композитором на основе повести (рассказа) Александра Солженицына, и самóй постановки, режиссером которой также выступил Георгий Исаакян. Но через боль и память событий, отраженных в повести и в рамках условности оперного жанра преломленных в спектакле, пройти надо: хотя бы раз в жизни задуматься о трагедии сломанных судеб в лагерях ГУЛАГа просто необходимо!
Мировая премьера этой оперы в постановке Георгия Исаакяна состоялась в 2009 году в Пермском театре оперы и балета, так что его нынешняя постановка в Москве – еще одна сценическая версия, еще один творческий дубль. Театральные впечатления ярки, ожидаемо неизгладимы и на этот раз. Опера-ансамбль, опера-фреска, опера-крик, опера-плач, опера-реквием, опера-жизнь – это всё разные грани спектакля. И великолепный ансамбль певцов-артистов Камерного музыкального театра им. Б.А. Покровского с обновленным замыслом режиссера-постановщика справился в своих лучших традициях, заложенных с момента его основания еще в начале 70-х годов прошлого столетия.
Один из заключенных Иван Денисович Шухов (Захар Ковалев) – персонаж титульный, но вряд ли главный в привычном смысле этого слова, хотя и является сюжетным стержнем всей постановки. Все типажи этого оперного эссе – главные, и после полутора часов в зрительном зале невозможно отделаться от ощущения того, что сыгран вовсе не спектакль, а в двух его актах прожита большая – длиной в один лагерный день – жизнь маленького человека на фоне сотен тысяч других, ему подобных! Ансамбль из восемнадцати солистов и артистов хора своей правдивой музыкальной игрой в жизнь переворачивают всё твое сознание на едином эмоциональном вдохе, просто не давая даже возможности свободно выдохнуть! Этот великолепный ансамбль, действенные режиссерские мизансцены Георгия Исаакяна, потрясающая реалистичность сценографии и костюмов Алексея Вотякова, а также ни на миг не ослабевающий «открытый нерв», пульсирующий в оркестре под дирижерскими пассами Игната Солженицына (сына писателя), рождают музыкально-театральное действо, которое не может оставить равнодушным ни единого человека в зрительном зале…
Фото Дамира Юсупова / Большой театр («Кандид», «Бал-маскарад»)
Фото Владимира Майорова / Большой театр («Один день Ивана Денисовича»)
