«Новая опера» угощает раритетами
Концертным исполнением сразу двух малоизвестных в России опер начала 20-го века порадовал московскую публику театр «Новая опера» 16 марта 2012 года (дирижер Ян Латам-Кёниг, оркестр и солисты театра). В первом отделении прозвучала опера Джакомо Пуччини «Плащ». Во втором — опера Жака Ибера «Персей и Андромеда» (первое исполнение в России).
Опера «Плащ» (либретто Джузеппе Адами по пьесе французского драматурга Дидье Гольда «Широкий плащ») задумывалась Пуччини как часть триптиха одноактных опер, куда входят также «Сестра Анжелика» и «Джанни Скикки». Работа над музыкой была завершена в 1916 году. Довольно банальный сюжет либретто (убийство ревнивым мужем-хозяином баржи своего работника-любовника жены, труп которого он спрятал под плащом) оформлен в духе веристских традиций, сопровождается массой бытовых подробностей, реплик второстепенных персонажей, имитациями звуков города и порта. Но в то же время, благодаря насыщенности партитуры, богатству и новизне музыкального языка этой оперы специалисты иногда отводят ей место как стартовой в новом периоде творчества Пуччини, вершиной которого стала «Турандот». Непрерывное и затягивающее слушателя музыкальное повествование оперы заведомо предрасполагает к одноактной форме, в ней по существу нет выраженного деления на музыкальные номера, кроме большого монолога Микеле перед финальной развязкой, из нее сложно брать фрагменты для исполнения в концертах. В то же время, ощущается преемственность с «Богемой», и не только потому, что это продолжение «парижской темы», а тему Мими напрямую вспоминают и цитируют в партитуре — это именно тот самый узнаваемый стиль Пуччини и свойственные ему высокие ожидания от вокалистов.
К сожалению, исполнитель центральной партии Микеле Артем Гарнов пока оправдывает такие ожидания далеко не на сто процентов. Вызывает некоторое недоумение, с какой целью театр уже не первый раз ставит вокалиста с довольно скромными возможностями на весьма узловые позиции в западных «голосоёмких» произведениях. В осенней премьере россиниевской «Золушки» для все-таки не самого главного персонажа Алидоро (хотя его голос по сюжету должен быть весьма весом) с этим можно было если не согласиться, то смириться по факту. Но сейчас главная роль в веристской опере с плотнейшим оркестром – это точно, что называется, «фальстарт». Голос его, возможно, для какого-то другого репертуара уместный – деликатный, культурно-академичный – для Пуччини пока что не подходит категорически. Партия выглядела пропетой под нос, приглушенной, невыразительной, вызывающей ощущение пения ученика-стажера рядом с более голосистыми партнерами-мастерами.
Елена Поповская (Жоржетта), напротив, показала эталон пуччиниевского стиля – яркий, летящий и насыщенный звук, выразительность драматических акцентов и контрастов. К каким-то мелким «невпетостям» нового материала придираться не будем, поскольку целостное впечатление – исключительно хорошее. Ну и, как всегда, неравноценность партнеров следствием имеет перекос сюжетных акцентов: жалко не праведно гневающегося страдающего мужа (по сюжету сначала потерявшего ребенка, а затем и верность супруги), а его неверную жену, страстную, развитую и одаренную, которой объективно тесно в не соответствующем ее уровню убогом мирке нищей баржи, плавающей по Сене.
Понравился и тенор Николай Ерохин (Луиджи), некоторые баритональные краски в голосе совершенно не мешали, а скорее способствовали восприятию его как героя-любовника. Однако было бы очень интересно посмотреть на него в сценическом варианте, поскольку сейчас замашки лощеного и яркого тенора-премьера, даже фрак какой-то особенный — длиннополый спереди — слишком уж навязчиво напоминали нам, что это концертное исполнение.
Татьяна Табачук (Фругола в «Плаще» и она же потом пела предводительницу нереид Тетис в «Персее и Андромеде») очень добросовестно и законченно воплотила свои «роли второго плана», ответственно с вокальной точки зрения и корректно по настроению образов, хотя показалось что поэтичная французская музыка из второго отделения ей все же ближе.
Второстепенные персонажи вообще всегда были сильной стороной экспериментов «Новой оперы», не исключением стали и в данном случае Максим Остроухов (Тинка), Сергей Тарасов (Тальпа), Ярослав Абаимов (уличный певец, тенор из пары влюбленных).
Второе исполненное произведение – одноактная опера французского композитора Жака Ибера «Персей и Андромеда» (либретто написано Мишелем Вебером (Нино) по новелле Жюля Лафорга из прозаического сборника «Легенды-Моралите»). Это первая из шести опер Ибера (премьера 15 мая 1929 г., Парижская опера). Она ранее не исполнялась в России, поэтому, прежде всего, следует отметить уникальность музыки малоизвестного у нас автора.
По первому впечатлению – это совершенно волшебное, с импрессионистской игрой настроений, но в то же время классически стройное, воздушное и утонченное произведение, плохо поддающееся научной классификации. Может быть, даже и не опера вовсе, насколько в музыку мягко вливаются, а не взгромождаются над инструментальными партиями вокалисты. Сам автор, работавший в самых разных жанрах (инструментальные и вокальные пьесы, симфонии, балеты, музыка к кино и др.), настаивал на принципе свободы творчества и пренебрегал условностями и правилами, и данное сочинение – очень показательный тому пример. К сожалению, опера довольно короткая – длится менее часа, но это совсем другие минуты, нежели сверхнапряженное музыкальное повествование пуччиниевского «Плаща», своего рода «антидот» к первой части вечера.
Мотивы древнегреческого мифа о Персее и Андромеде в сюжете присутствуют, но в очень условном виде: если к мифу приделать концовку от «Аленького цветочка» Аксакова, снабдить все это красочным музыкальным содержанием и приправить французской иронией и элегантностью, вот и получится опера Ибера. Катос – мудрый и добрый монстр, не мучает Андромеду, а пытается ей всячески угодить и развлечь. Глуповато-самодовольный и несимпатичный нарцисс Персей убивает чудовище, но от слез Андромеды Катос воскресает и перерождается в прекрасного царевича. Еще там есть прекрасные поющие нереиды, неуловимо похожие на вагнеровских нимф Рейна, не лишенное эротики соло меццо, многократные изящные переходы в оркестре от классических строгих гармоний к стилистике 20 века и обратно, замысловатые танцы и даже воспевание шахматной игры.
Виктория Шевцова (Андромеда; она же пела партию сопрано в дуэте влюбленных в «Плаще») стала приятным открытием вечера. Нежный, подвижный и гибкий голос, аккуратность подачи звука и личное обаяние актрисы позволили не просто последовательно воплотить музыкальную партию. Главным образом, именно ее миссия состояла в том, чтобы замкнуть логику вечера и привести зал, после всех веристских страстей в начале, к заветному сказочному хэппи-энду.
Бас Евгений Ставинский (Катос) преподнес нам образ элегантного французского героя, абсолютно ломающий представление о кантиленном пении низких мужских голосов – все было без каких-либо видимых усилий и надрыва, достаточно мягко, спокойно и корректно, но слышимо и отчетливо. Особенно он понравился в чарующем финальном дуэте (а ведь и сам по себе итоговый любовный дуэт с героиней-сопрано, отвергшей тенора – это уже слом шаблона низких мужских партий, не так ли?) А одним из секретов безупречного баланса певца с оркестром, возможно, является и то обстоятельство, что Ставинский, сын дирижера, подобно некоторым западным звездам оперного пения, уже несколько лет сам выступает в качестве дирижера, а значит, склонен к системному взгляду на партитуру.
Роль героя Персея в данной опере неожиданно небольшая. Однако исполнивший ее тенор Александр Богданов даже при всех ограничениях концертного исполнения, сумел полноценно создать гротескный комический образ.
Однако истинным героем вечера все же справедливо было бы назвать не кого-то из вокалистов, а дирижера. Маэстро Ян Латам-Кёниг, послужной список которого включает неоднократное исполнение произведений Ибера, вообще, и оперы «Персей и Андромеда», в частности, в Европе, посчитал необходимым донести это произведение до российской публики. Наблюдая за этим дирижером, удивительно артистичным и полностью вовлеченным в процесс, если не сказать растворяющимся в нем, приходится в очередной раз признать, как многое в искусстве все-таки определяется лидерством и лидером. Блестящая работа и самоотдача дирижера предопределили успех концертного исполнения оперных «редкостей» на сцене «Новой оперы».
