Пианист или композитор? В отношении Алексея Хевелева союз «или» в этом вопросе неуместен. Он и пианист, и композитор, а всё его многогранное творчество питает сама атмосфера Юга России, сама среда, в которой он родился, живет и плодотворно работает. Родина музыканта – Ростов-на-Дону, а его alma mater – Ростовская государственная консерватория им. С.В. Рахманинова. Предлагаемая беседа с Алексеем Хевелевым охватывает, в основном, сферу его композиторской деятельности, и первый же вопрос ему как раз и связан с питающей средой как фундаментом творчества.
– Алексей, связь с вашей малой родиной на карте нашей большой страны – непременное условие для творчества?
– Я родился, вырос и живу в России, в моем родном городе Ростове-на-Дону. В свое время, имея возможность учиться, жить и работать за границей, я выбрал родной город. За свою творческую жизнь мне довелось побывать во многих странах, но я всегда с большим нетерпением жду возвращения домой. Безусловно, это находит отражение в моей музыке.
– Путь выбора музыкальной профессии был «предначертан свыше»? Как и когда пришло осознание этого?
– Не зря ведь существует мнение, что во многих людях с детства видно, кем они могут стать в будущем. Возможно, это мой случай. Созерцание мне свойственно с детства, некий взгляд со стороны на окружающий мир. Это не значит, что у меня не было детских увлечений, прогулок, игр – всё это было, но и некая «погруженность» была всегда. Музыкант, по сути, – мыслитель, иначе невозможно передать всю палитру звуков, состояний и образов. И поэтому осознание того, что с музыкой будет связана вся моя жизнь, пришло довольно рано – как только я сел за инструмент. Уверен, что возможность слышать и создавать звуки, которые рождают музыку, и в правду дарована мне Господом.
– В Ростовскую консерваторию вы поступили одновременно на фортепиано и композицию. А что было первично, с чего начался интерес к музыке?
– Свое первое произведение, пьесу для фортепиано, я сочинил в 6 лет, одновременно с тем, как начал учиться играть на самóм инструменте. Так что исполнительство и сочинение музыки всегда шли рука об руку. Когда я услышал Токкату и фугу Баха ре минор, я сделал официальное заявление своей маме: «Я буду сочинять музыку!» Когда мама сказала, что без занятий на фортепиано это невозможно, я расстроился. Благо – ненадолго…
– А какой ваш опус стал первым исполненным?
– Если моим первым сочинением для фортепиано стал опус, написанный в 6 лет, то первой публично исполненной пьесой для фортепиано стал «Вальс», написанный чуть позже. Я сыграл его в 7 лет на концерте учеников музыкальной школы, в которой тогда учился. Хорошо это помню, ведь концерт был дан для ветеранов Великой Отечественной войны.
– Вы дважды были стипендиатом именной стипендии Дмитрия Шостаковича от Фонда Мстислава Ростроповича в номинации «Композиция». Довелось ли вам лично общаться с маэстро Ростроповичем?
– Мстислав Леопольдович был скромнейшим человеком при всём его величии и значении в мире музыки. Он очень по-отечески, по-доброму относился ко мне – с некой заботой, теплотой. Безусловно, это оставило добрый след в моей душе и понимание, каким должно быть настоящее отношение к людям, даже если ты «на вершине». Я счастлив, что имел возможность быть оцененным маэстро и общаться с ним.
– Действительно ли конкурсы, в том числе международные, – необходимый этап в обретении себя? Вам победы на конкурсах помогли в этом аспекте? Какая из них для вас наиболее значимая?
– Если мы говорим про обретение себя как профессионала, то это действительно так, потому что такого рода конкурсы – показатель профессионального уровня. Наиболее значимым для себя считаю Конкурс имени Скрябина в Москве для композиторов и музыковедов, где я стал лауреатом.
– Вашим педагогом по композиции оказался известный ростовский композитор Леонид Клиничев. Когда это произошло, и в какой степени он повлиял на ваше композиторское творчество?
– Знакомство с Леонидом Павловичем Клиничевым оказалось судьбоносным и произошло в 1989 году благодаря Ларисе Александровне Закошанской – редактору отдела детских передач на Московском радио. Леонид Павлович – крупный композитор и педагог. И его вклад в мое становление как музыканта и композитора огромен. При этом очень большую роль в моем профессиональном творческом росте сыграл также и педагог по фортепиано Сергей Иванович Осипенко.
– Как известно, процент потребителей академической музыки весьма невелик, но и в сознании этой категории слушателей словосочетание «современная музыка» сегодня воспринимается с известной долей настороженности. На мой взгляд, так происходит из-за того, что с невероятным усложнением самой формы музыки ее эмоционально-чувственное содержание всё больше отходит на второй план: музыка словно становится субстанцией для специалистов, а не для широкого потребления, на смену «алгебре гармонии» приходит высшая математика иррациональных сфер. Это так или это в корне неверно?
– Безусловно, музыка сейчас пишется очень разнообразная, а некоторые ее стили и направления – подчеркнуто радикальные. К тому же, что только сегодня не придумывают: распиливание скрипки, уничтожение виолончелей путем их разбивания на сцене, приготовление и поедание пищи во время исполнения камерных сочинений. Я считаю, что всё это – в большей степени перфоманс, нежели собственно музыка. Хорошо это или плохо, решает только зритель и, конечно же, музыкальные критики. Я приверженец мысли о том, что без мелодии (или, скажем, без мелодического зерна) в любом произведении нет самогó произведения. Но часто на первый план выступает шоу, эффектность, саунд-инжиниринг, шумовое сопровождение. И это тоже ведь ни в коем случае не плохо! По-моему, наоборот, это здорово! Замечательно, что композиторы находят себя и в этом!
– Стремление сочинять музыку не только для концертного зала, но и для театральной сцены привлекает в равной мере?
– Безусловно! Но с музыкой для театра ситуация особая: это невероятно увлекательно в силу такого простого и очень важного обстоятельства, как работа с огромным количеством интереснейших творческих людей. Это сценарист-либреттист и солисты-вокалисты, режиссер и сценограф, дирижер и музыканты оркестра. Это, наконец, осветители и бутафоры, костюмеры и гримеры, звукорежиссеры и так далее. Каждый их них – личность и профессионал. В итоге это работа не только одного композитора, а целое сотворчество разных идей и подходов.
– А каковы ваши наиболее важные, скажем так, «программно-творческие» опусы для концертного исполнительства?
– Это сочинения для фортепиано: сюита «12 витражей Шагала», циклы прелюдий «Последние дни Христа», «Русская рулетка». Наиболее важная для меня работа последних лет – цикл прелюдий под названием «33 октября»…
– «Русская рулетка» – это ведь и название вашей первой оперы, но вашим первым опусом для театральной сцены стал мюзикл…
– Действительно, я написал детский мюзикл «Снежная королева», причем такой, что рассчитан он был именно на детей-исполнителей. Есть у меня и мюзикл «Ромео и Джульетта», но «Снежная королева» стала своеобразным трамплином для написания камерных опер.
– Как возник замысел оперы «Русская рулетка»? Где и когда состоялась ее премьера? Расскажите об этой работе и о самóй постановке, ведь в ней вы выступили в двух ипостасях – пианиста и рассказчика…
– Идея оперы «Русская рулетка» возникла во время прогулки с моим родным братом Сергеем в парке перед игрой футбольного клуба «Ростов». Он впоследствии и написал либретто к ней. Жанр опуса я нащупывал маленькими шажками. Признаться, это было весьма непросто, но в 2011 году на сцене Малого зала Ростовского музыкального театра состоялась премьера. Идея участвовать в качестве рассказчика была моей. Мне было важно, что пианист (композитор) и рассказчик – одно и то же лицо. Но в либретто есть персонаж Композитор, так что получилось определенного рода раздвоение личности: композитор в сюжете оперы и композитор на сцене как автор всей музыки. А ребят-солистов и музыкантов я нашел среди одаренных студентов консерватории. Дирижировала оркестром талантливая Наталья Очакова, режиссером выступил Владимир Соловьев, сценографом стал известный мастер Анатолий Шикуля. В целом, с постановкой этой оперы в отношении реализации всех ее творческих аспектов мне невероятно повезло.
– Протокол о намерениях в отношении того, что «Русская рулетка» – это первая часть оперного триптиха оглашен вами уже давно. Эта идея возникла изначально или родилась уже после премьеры первой оперы?
– Идея триптиха и вправду возникла лишь во время написания оперы «X». Я надеюсь, что это будет завершенный цикл из трех камерных опер. Третья опера уже имеет название, к ней пишется либретто, но раскрывать подробности этого процесса пока преждевременно.
– Опера «X» – вторая часть триптиха. Сюжетные подтексты первых двух частей – заведомо иррациональны: они балансируют на весьма тонкой грани между жизнью и смертью. Откуда такой интерес к инфернальности, к мистицизму?
– По сути, и рождение, и смерть человека – иррациональны. Это вечная тема. Так что опера «X» – это две пересекающиеся линии, две дороги, буква двух алфавитов как символ неизвестного. Мне очень бы хотелось, чтобы смысл названия додумал сам слушатель. Первая опера – о человеческой глупости, вторая – о стремлении человека всё исправить в тот момент, когда он оказывается в неком чистилище после смерти. Третья опера будет о человеческой душе – о жизни вне жизни. В этом и заключена смысловая идея триптиха.
– Кто были вашими соавторами обеих оперных постановок?
– Автора либретто первой оперы я уже называл: Сергей Хевелев. Либретто ко второй написал мой друг Анатолий Щеглов, а ее постановщиком выступил Павел Сорокин. Оба либреттиста – не профессиональные поэты, а любители, но это и стало важным для меня условием. Опера «Х» была написана специально для артиста Ростовского музыкального театра Юрия Алехина. На мой взгляд, к образу главного героя он подходит наиболее адекватно. Весной прошлого года премьера оперы «X» также прошла на Малой сцене Ростовского музыкального театра. Место за ее дирижерским пультом занял замечательный музыкант Александр Гончаров.
– Как первая и вторая оперы были приняты публикой? Как бы вы сами смогли охарактеризовать их жанр, и что вы хотели сказать этой музыкой?
– Премьеры обеих опер прошли на редкость успешно. Их жанр я бы назвал, скорее, экспериментальным, чем каким-то определенным, а этой музыкой я хотел передать свои личные чаяния и переживания по поводу жизни и смерти человека.
– Формат обеих опер – заведомо камерный, их партитуры написаны для камерного оркестра. Первая – чуть больше получаса, вторая – порядка двадцати минут… Можно ли предположить, что третья часть как музыкальный коллапс мистической инфернальности станет мини-оперой минут на десять? Или даже монооперой, ведь в первой был ансамбль певцов, а во второй персонажей было уже только двое?..
– Весьма точно вами подмечена идея об уменьшении количества участников действа. Да, в третьей опере, скорее всего, будет только один участник (фактически, но не на сцене). Вряд ли у меня получится моноопера, но я буду к этому стремиться. Что касается продолжительности по времени, то важно не захлопнуть дверь, а написать полноценную третью часть «сонатной формы», хоть форма эта и очень условна. У меня как композитора нацеленность на жанр мини-симфонии для голосов с оркестром…
– Когда сей опус будет завершен, вы планируете исполнить его сначала отдельно или сразу представить весь триптих полностью? Как тогда будет решаться вопрос с режиссером-постановщиком?
– Конечно, идея состоит в том, чтобы поставить три оперы сразу как единую продукцию. И режиссер должен быть только один. Это важно, что бы склеить сценическую форму воедино, придать действу на сцене непрерывный импульс. Единым должно быть всё: режиссура, сценография, подход к дизайну костюмов и так далее. Очень важный программный момент состоит в том, что во второй опере «Х» есть музыкальные «заимствования» и цитаты из моей первой оперы «Русская рулетка», а это уже явное продолжение и развитие формы.
– Сегодня вы концертируете, пишете музыку, являетесь деканом по воспитательной работе Ростовской консерватории, директором средней специальной музыкальной школы-колледжа при Ростовской консерватории. А есть ли у вас ученики-композиторы?
– Да. У меня есть студенты в консерватории по классу композиции. Для меня очень важно передавать опыт, накопленный за время учебы с именитыми музыкантами и профессорами консерватории. Также я веду класс композиции в Ростовской музыкальной школе имени Сергея Прокофьева.
– Есть ли у вас какая-то заветная мечта, связанная с развитием музыкального образования и музыкальной жизни в вашем родном Ростове-на-Дону?
– Эта мечта очень простая, но и очень сложная для осуществления, ибо требует немалых капиталовложений. Моя мечта – строительство большого концертного зала Ростовской консерватории, которого никогда не было. Сейчас пока ведутся проектные работы по строительству, и это само по себе уже отрадно!
Беседу вел Игорь Корябин
